– Знаете… Спасибо.
Я хотела поблагодарить его за то, что он передал мне это известие, но Черныш меня не так понял.
– Это не я так решил. Благодарить будешь Джона.
– Джона?
– Пса.
С этими словами Черныш, несмотря на свои габариты, ловко исчез.
Мне стало грустно. Я долго спала в доме Рэйны, потому что мне ужасно, ужасно хотелось спать.
Рэйны часто не было дома.
Через какое-то время пришел Черныш.
– Не пренебрегай обходом территории, – сказал он и ушел.
Я медленно обхожу территорию Крюкохвоста. Вот заброшенный завод, где валяется ржавая жесть. Почти высохший, забитый грязью канал. Тянутся бетонные стены, почерневшие от выхлопных газов. На этой территории везде только грустные, заброшенные пейзажи. Значит, Крюкохвост всю жизнь смотрел на эти печальные картины.
В уголке абсолютно пустой стоянки распустился один-единственный цветок нежно-розовой космеи. И я вдруг подумала с уверенностью: Крюкохвост умер именно здесь. Меня охватила грусть, которая чуть не разорвала меня на кусочки.
Мне захотелось, чтобы Рэйна утешила меня. Но еще мне показалось, что нельзя с ней встречаться.
Вообще-то, я очень слабая. Хотя мое тело и стало больше, в душе я тот же котенок, и, если Рэйна поймет, что я слабая, бесполезная кошка, она может меня выбросить. Так же, как первые хозяева.
Сегодня Рэйны тоже не было дома. Наверное, опять на своей практике, или как там она ее называет. Это меня устраивало.
Я уснула под карнизом комнаты Рэйны, вдыхая легкий запах ее красок.
Раздался звук автомобиля, и я проснулась. Вокруг было уже совсем темно.
Из комнаты доносился голос Рэйны. Я, кажется, проголодалась. Я обрадовалась и заскребла по ставням. Обычно Рэйна сразу же выглядывала.
Но сейчас она не показывалась.
* * *
Он смотрел не на картины, которые я нарисовала, а на мое тело.
В отличие от Мию, которую я тоже впустила к себе, он даже не взглянул на них.
Пожалуй, так было с самого начала. Но я не хотела этого признавать. Мне хотелось думать, что он оценил мои картины.
Шеф привез меня на своей машине. В машине он говорил неискренние слова, а я радостно их слушала.
Я такая дура.
А теперь я лежала, придавленная, на диване. Меня тошнило от запаха его парфюма. Я не хотела этого.
Его настрой был абсолютно очевиден. Формально это я его пригласила.
«Ты поаккуратнее, он молоденьких девушек обожает…»
Теперь я поняла, что слова девушки-дизайнера были реальным предупреждением.
Это тоже работа. Если я буду делать то, что он говорит, возможно, я получу работу дизайнера. Это тоже часть отношений между людьми.
Может, подчиниться?
Не успела в моей голове мелькнуть эта мысль, как откуда-то изнутри поднялась страшная злость.
Неужели я хоть на минутку могла такое подумать?! Я не могла себя простить. Ни за что не смогу себя обмануть.
Его рука, окутанная сладковатым запахом, начала ощупывать мое тело. От страха и тоски я подчинялась ему.
– Ты хорошенькая!
Слова шефа звучали жутко, у меня мурашки пошли по коже.
– Не надо.
Его рука не останавливалась.
– Не трогай!
Крик вырвался из самого нутра, и я снова смогла двигаться. Я схватила то, что лежало рядом, и врезала ему по лицу. Это был его пиджак.
Он отпрянул, и я попыталась встать с дивана, но он навалился на меня со спины.
– Сказала – не трогай меня!
Я увернулась и, целясь в солнечное сплетение, изо всех сил двинула его локтем.
Попала точно. Даже слишком.
Из-за того, что шеф свалился с дивана, рухнула стопка книг и холстов.
– Ну, Рэйна, ты же не всерьез?
Его беспокойный смех звучал до невозможности противно. Я больше не боялась.
– Всерьез! Пошел вон!
Я швырнула в него попавшимся под руку журналом.
– Кажется, ты меня не так поняла. Давай поговорим.
Больше меня эта улыбка не обманет. Мне стало жалко себя, ведь я так старалась ему понравиться.
Я сжала в руке одну из отвалившихся ножек мольберта, на который ставила подрамник.
Увидев это, шеф попятился и вышел.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
С ножкой от мольберта я рухнула на пол.
Дверь квартиры открылась, и я напряглась: неужели он опять вернулся? Но это зашла соседка.
– Рэйна, ты в порядке?
Ее лицо с толстым слоем косметики было таким надежным, что я чуть не разревелась.
Слезы стояли в глазах, и это подстегнуло мою злость.
Вот гад! Заставил меня плакать!
– Стой!
Я выскочила на улицу в сандалиях.
Шеф курил у машины. Его гордость – то ли французская, то ли еще какая. Отвратительная.
С ухмылкой он взглянул на меня. Видимо, подумал, что я вернулась, чтобы что-то сказать.
– А ну, стой!
Увидев мою физиономию, он поспешно забрался внутрь.
Я со всей силы пнула дверь машины. Раздался печальный звук, и на двери появилась большая вмятина.
На шум вышли жильцы дома.
Шеф поспешно завел машину и быстро уехал. Думаю, ехал он не очень аккуратно. Там и сям слышались звуки автомобильных сигналов.
– Ого, Рэйна! – воскликнула соседка, словно я была актером театра кабуки.
Появились зеваки, кое-кто даже захлопал.
– Это вам что, спектакль? – заорала я и вернулась в квартиру.
Там еще пахло им. Во мне опять поднялась злость на меня и на него. Какая же я дура!
Мне захотелось проветрить квартиру, и я открыла окно.
Зашла Мими. Она молча подошла ко мне. Тепло ее тела сразу же утешило меня.
– Мими, побудь сегодня со мной.
Сегодня я спала вместе с кошкой.
Мне хотелось какое-то время ни о чем не думать.
* * *
Время года сменилось, приближалась зима. Рэйна стала меньше рисовать дома и больше заниматься другими делами.
Она читала, делала вино из фруктов, рукодельничала. Она такая – не может просто сидеть без дела. Ее пальцы двигаются, но она не рисует.
Она вытащила котацу[6], и я стала чаще сворачиваться там, внутри. Мне ужасно хотелось спать.
* * *
Начался второй семестр.
Много пропустив, я не успевала за лекционным курсом, а для практических заданий у меня не хватало времени, и я сдавала наспех сделанные работы. А все потому, что во время каникул я к ним даже не приступала.
Как-то я заснула на уроке, и преподаватель велел мне выйти из класса. Я так и сделала.
Я сидела перед колледжем и пила сок из банки, когда ко мне подошла Мию. Кажется, мы виделись давным-давно.
– Спасибо, что пришла в колледж.
Мию чокнулась своей банкой кофе с моим соком.
– Хотела тебя увидеть.
Мию засмеялась, но я говорила правду.
Про случай с шефом я сообщила по электронной почте всем, с кем познакомилась в дизайнерском бюро, но в колледже ничего об этом не сказала. Не знаю, слышала об этом Мию или нет.
– Ты не стала участвовать в конкурсе?
Когда Мию спросила об этом, я вспомнила. Все сроки давно прошли.
– Из наших работу подал только Масато. Из твоего класса.
Значит, все-таки подал.
– Он и перед каникулами премию получил. Говорят, его взял к себе один из членов жюри – господин Кирия.
Когда это он успел?!
– Вон оно как. Молодец какой.
Я хотела искренне это сказать. Но улыбка у меня получилась вымученная.
– И ты тоже справишься.
Она не имела в виду ничего плохого, но именно поэтому ее слова больно ранили меня.
– Угу.
Я глубоко вздохнула.
– Знаешь, я кое-что поняла. Я думала, что у меня талант. Меня все хвалили, берегли, и я все делала неправильно. Мне еще работать и работать.
Мию слушала меня молча.
– Ты просто желторотый птенчик! – Сзади внезапно раздался густой бас, и я обернулась.
– Господин Камата!
Это был старый учитель, внештатный лектор. В руке он держал пачку сигарет.
– Не вмешивайтесь в разговор! – Я злобно посмотрела на его плешь. Вот бы вцепиться ему в волосенки! Я сама все про себя прекрасно знаю.
