Хотя резко обострившиеся в начале XX века конфликты обусловили падение темпов экономического роста, после поражения революции 1905-1907 годов шансы выиграть в этой гонке, казалось, резко пошли вверх.
Дубина крестьянских беспорядков выбила из сознания правящей элиты иллюзии о вековой покорности и верности крестьянства. Наконец начата земельная реформа, призванная устранить главный тормоз развития деревни – общинные установления, отсутствие частной собственности на землю.
Заложенный в конце 90-х годов запас прочности финансовой системы позволил без тяжелого денежного расстройства пройти период русско-японской войны и революции 1905-1907 годов, а затем вскоре и восстановить репутацию России как первоклассного заемщика.
В подъеме 1909-1913 годов уже явно просматриваются принципиально иные черты. Существенно падает роль государства в финансировании накоплений и стимулировании индустриализации, быстро растут вклады в сберегательные кассы, увеличивается объем частных капиталов, мобилизуемых акционерными обществами. Существенно окрепли собственные источники российских банков, изменилась к лучшему их репутация, они уже активно участвуют в финансировании долгосрочных инвестиционных проектов. Столыпинская реформа наконец открыла дорогу повышению эффективности сельского хозяйства, ее позитивное влияние прослеживается в возросших объемах зернового экспорта.
Это был, наверное, первый в истории России экономический подъем, уже не столько стимулированный государственной волей, сколько идущий из глубины самого общества. Общество показало себя как здоровый, саморазвивающийся организм.
Разумеется, источники социально-политической нестабильности не были устранены. Остается подспудный старый российский спор о земле, справедливости помещичьих прав на нее. Предельно высока дифференциация доходов. Ригидный, самоубийственно упрямый правящий бюрократический слой, не желая идти на уступки, загоняя политические конфликты вглубь, делает все, чтобы спровоцировать ужасный взрыв. Быстро формирующийся, уже утративший верность традиционным крестьянским установлениям и еще не интегрированный в принципиально новый, городской образ жизни, переживающий болезненный процесс адаптации молодой городской пролетариат – прекрасный объект для социалистической агитации. Но уже появились надежды, что устойчивый, опирающийся на добровольные сбережения, частные инвестиции экономический рост создаст базу постепенного мирного регулирования социальных конфликтов.
Казалось, Россия, выиграв гонку со временем, обеспечила себе основы устойчивого капиталистического развития. Мировая война, в которую страна оказалась втянутой, растоптала надежды.
Глава III
Три источника и три составные части большевизма
Темный вихрь передовой идеологии налетел на нас с Запада.
А.И.Солженицын
Говорю на собрании: нет никакого интернационала, а есть народная русская революция, бунт – и больше ничего. По образу Степана Тимофеевича. – "А Карла Марксов?" –спрашивают. – Немец, говорю, а стало быть, дурак. – "А Ленин?" – Ленин, говорю, из мужиков, большевик, а вы, должно, коммунесты.
Б.Пильняк. Голый год
Превращение современной империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг.
В.И.Ленин
I
Как серьезное историческое явление большевизм родился 28 июня 1914 года в Сараево, когда отнюдь не большевик, а член организации "Млада Босна" Гаврило Принцип убил эрцгерцога Франца Фердинанда[35], что послужило сигналом к началу мировой войны. Коллега Ленина по редакции "Искры" А.Н.Потресов[36] правильно понял, что большевизм разгорелся не столько от той искры, сколько от пожара мировой войны. "Падающую волну коммунизма" он прямо выводил из "мертвой зыби", порожденной первой мировой войной.
Вот картина, которую можно считать художественным описанием рождения большевизма.
"Дракон. Вы знаете, в какой день я появился на свет?
Ланцелот. В несчастный.
Дракон. В день страшной битвы. В тот день сам Аттила потерпел поражение, – вам понятно, сколько воинов надо было уложить для этого? Земля пропиталась кровью. Листья на деревьях к полуночи стали коричневыми. К рассвету огромные черные грибы – они называются гробовики – выросли под деревьями. А вслед за ними из-под земли выполз я. Я – сын войны. Война – это я"
Е.Шварц, "Дракон".
Да, большевизм – дитя войны, и, естественно, он нес в себе войну. Коммунизм всегда был "военным", только войны были разные – гражданская, с крестьянами (коллективизация), "холодная" (психологическая). Он погиб, проиграв все эти войны, впрочем, "еще плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада…" (Б.Брехт. "Карьера Артуро Уи…").
Война породила "большевизацию" общества, прежде всего психологическую. Не буду напоминать общественности – качественное изменение в России всех форм социальной напряженности в годы изнурительной, бесконечной позиционной войны, цели которой (верность союзникам? аннексия Константинополя и проливов? ответ на германский вызов? помощь "братьям-сербам"?) чем дальше, тем больше казались простому русскому человеку непонятными, чуждыми, даже враждебными, сколько бы войну ни называли в газетах "отечественной".
Сущность изменений в общественном бытии и общественном сознании сводилась к знаменитой и ужасной поговорке тех лет: "Нынче соль дороже золота, а жизнь дешевле соли".
Но "кровь, надо знать, совсем особый сок". Что полито кровью, стало или священным, или преступным. Середины не дано. Политика может быть ошибочной и компромиссной. Война, настоящая, Большая Война, требующая напряжения всех сил нации, не является "продолжением политики другими средствами". Война есть уничтожение политики. Если война оценивается как священная, государство резко укрепляется, если как преступная – гибнет.
Но гибнет тогда не просто государство. С грохотом рушатся все формы существующей в обществе легитимности, на которых, собственно, только и держится общество. Как орудийные залпы войны разносят вдребезги становой хребет всей системы нравственности, как происходит озверение солдата, считающего себя обманутым, хорошо показано в "Тихом Доне". Главный герой говорит: "С 15-го года, как нагляделся на войну, так и надумал, что бога нету. Никакого! Ежели бы был – не имел бы права допущать людей до такого беспорядка. Мы, фронтовики, отменили Бога, оставили его одним старикам да бабам".
Понятно, что фронтовики, которые "Бога отменили", царя презирали (вся Россия повторяла через дефис: "Царь-Распутин"), а Отечеству не верили, превращались из защитника государства в его главного вооруженного врага. Ленинский лозунг уже жил в их душе, фронтовой воздух был им пропитан. Нужен был лишь политик, который дерзнет открыто произнести, легитимировать этот лозунг, выдернет чеку и швырнет гранату этого лозунга в пороховой погреб войны. Победа была обеспечена тому, кто посмеет дальше всех пойти в радикальном отрицании всех существующих форм, кто громче всех крикнет "все позволено!", кто шире всех распахнет клетку, из которой на волю рвутся все дикие, разбуженные войной инстинкты.
Не освященные "марксистской религией", представленные на суд простого здравого смысла и нравственности лозунги Ленина оказывались откровенно разбойничьими призывами к убийству ("превратить войну империалистическую в войну гражданскую") и грабежу ("грабь награбленное"), но, когда в качестве точки опоры, самооправдания выступали марксистские догмы, все менялось как по волшебству. Имея эту точку опоры, Ленин – честолюбец, фанатик, природный диктатор – готов был перевернуть весь мир.
Война создала действительно революционную ситуацию. Объективно тяжелейшая ситуация ("обострение выше обычного нужды и бедствий угнетенных классов"), субъективно – взрывоопасная ситуация: все традиции, сознательные и бессознательные формы легитимности, позволяющие смягчать социальные конфликты, уничтожаются, вся структура общества воспринимается как незаконная, которую морально готовы разрушать ("низы не хотят жить по-старому"), но неспособны защищать ("верхи не могут жить по-старому").
Есть цель и лозунг, всех объединяющий: "Долой войну!" (Разумеется, под лозунгом "Из войны империалистической поспешим в гражданскую!" Ленин бы массы не поднял, это уж были лозунги "для своих"; массы же должны были верить, что грабить награбленное удастся… без новой войны.).
Так слились воедино и образовали какой-то "сверхрезонанс" три разные волны: военное озверение, "вечно пугачевский дух в народе" и ленинско-марксистский фанатизм. Такими были три источника большевизма. В момент их объединения прозвучал великий взрыв в истории России, да, пожалуй, и в мировой истории[37].
