Период правления позднего Ельцина принес резкое падение уровня жизни россиян. Читая воспоминания бывшего генпрокурора РФ Ю.И. Скуратова о том времени – волосы шевелятся: «Страна голодает, холодает, старух мы хороним в полиэтиленовых пакетах, потому что нет денег на гробы, учительницы стоят в областных городах на базарах с протянутыми руками – собирают милостыню, прокуратура возбуждает уголовные дела по фактам гибели детей от голода, а наши кремлевские небожители уже объелись, тратят миллионы и миллиарды долларов на европейские ремонты и роскошные апартаменты. Пир во время чумы!..
В Сыктывкаре, я знаю, у работницы целлюлозно-бумажного комбината умерла от голода пятилетняя дочка. Из Бурятии мне пришло письмо с жалобой на то, что дети там спасаются от голода комбикормом. Есть смертельные случаи – комбикорм в желудке разбухает, превращается в крупную тяжелую массу, И желудок разрывается. Так погибло уже несколько человек.
Знаю случаи, когда в желудках умерших детишек находили опилки – больше есть им было нечего. И это в конце XX века в стране, которая может прокормить весь мир, но вместо этого сама протягивает руку: «Подайте, Христа ради!» И стоит на коленях, никак не может подняться на ноги…»
Разве это не преступление без наказания?! Ельцин не хотел признать – президентская ермолка не по его голове, и он уже столько наколбасил в управлении страной, что надо защищаться. Он, еще толком не понимающий, какого джинна из бутылки выпустил, разобрался в одном вопросе – личной безопасности. Поэтому сразу же началось усиление Службы безопасности президента, и оно шло с падением влияния Федеральной службы контрразведки (ФСК).
Дело в том, что верный «телохранитель» Коржаков в глазах президента явно превосходил руководителей ФСК – и Иваненко, и Баранникова, и Голушко, и Степашина. Как писал Евгений Стригин, «так бывает, когда личная преданность становится важнее нужности ведомства. Дело также было и в том, что эти две спецслужбы в определенной части были дублерами. А двум медведям в одной берлоге долго не усидеть. Однако различия у медведей все же были, и это, возможно, спасло ФСК от поглощения СБП. Название «Служба безопасности президента» подразумевало прежде всего защиту интересов самого президента как главы государства, а ФСК должна была защищать интересы всей страны. Это во-первых. А во-вторых, держать конкурирующие спецслужбы выгодно в целях взаимного контроля, когда во главу угла ставится прежде всего обеспечение личной власти, а не официально провозглашенные задачи. Особенно когда некоторые СМИ талдычат о необходимости конкуренции спецслужб…»
Тогда происходили странные события – в СБП Коржаков с Ельциным набирали новые кадры, а в ФСК работали старые сотрудники госбезопасности, служившие интересам великой, но уже разрушенной Красной империи. Именно они много потеряли в ходе горбачевско-ельцинских перестроек, которых всех скопом унизили в августе 1991 года и продолжали периодически унижать после этого. Такое не забывается, и это понимали и те и другие.
Вспоминаю осеннюю Лубянку девяносто первого, Лубянку, которой было отдано более двадцати лет службы нехилой борьбы с агентурой ЦРУ, «кротами», пробравшимися в некоторые подразделения Генштаба ВС СССР. В моем подразделении служили высокие профессионалы разных возрастов, которые участвовали в десятках операциях по разоблачению «оборотней в погонах». Это были шахтеры военной контрразведки. Какие-то хмурые, бородатые люди непонятного возраста с помятыми лицами то ли от недосыпания, то ли с доброго похмелья, ходили по коридорам главного штаба госбезопасности страны. Представлялись они из штаба Ельцина – комиссии Степашина.
В то время, в начале сентября 1991 года, он являлся председателем созданной совместным Указом президентов СССР и РСФСР Государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ во время ГКЧП. Представители новых властей заходили в рабочие помещения и интересовались, где были и что делали сотрудники в конце августа этого года. Помню, трое зашли и ко мне в кабинет. Один из них, видно, старший, лет 25 от роду, указал перстом на небольшой портрет Дзержинского, висевший под электронными часами, и порекомендовал его снять.
– Лучше, если вы это сделаете сегодня, – проскрипел он.
– Не вы вешали его здесь и не вам приказывать его снимать.
– Ох, какой вы политически недальновидный!
– Какой есть…
Видя бесперспективность развития диалога с хозяином кабинета, они быстро покинули помещение, не спросив, где же я находился 19 августа.
После их ухода мне почему-то вспомнилось стихотворение затворника Коктебеля Максимилиана Волошина «Мир», написанное в 1917 году после революционных событий в Петрограде:
С Россией кончено… На последяхЕе мы прогалдели, проболтали,Пролузгали, пропили, проплевали,Замызгали на грязных площадях.Распродали на улицах: не надо льКому земли, республик да свобод,Гражданских прав? И родину народСам выволок на гноище, как падаль.О, Господи, разверзни, расточи,Пошли на нас огнь, язвы и бичи,Германцев с запада, монгол с востока,Отдай нас в рабство вновь и навсегда,Чтоб искупить смиренно и глубокоИудин грех до Страшного Суда!
Но Бог не списывает грехи, он за них наказывает. Не успел Ельцин искупить иудин грех, но Страшный суд совершится или уже совершился над ним под символичным многотонным бетонным колпаком могилы за тот хаос, за ту пролитую невинную кровь, за развал великой Отчизны, за обнищание народа, за развал армии и флота, за… за… за все его политические загогулины.
Разве это не преступления без наказания?!
* * *
Обманутый событиями 1991 года народ был вовлечен в российский Клондайк – «золотую лихорадку» через приватизацию с ваучеризацией. Главную скрипку в оркестре этой аферы с целью без труда получить не мешочек с золотыми самородками, а мешки с огромными деньгами, играли Чубайс и его компаньоны. Это случилось с Россией почти сто лет спустя, после того как в 1897 году на США обрушился тяжелый экономический кризис. Миллионы людей потеряли работу, будущее виделось безотрадным. Но вот с Аляски приходят два корабля: в Сан-Франциско – пароход «Эксельсиор», а в Сиэтл – «Портленд» с грузом в 3 тонны золота. Так внезапно появились слухи о находке золота на реке Клондайк, на северо-западе Канады. В людях моментально загорелось время великих надежд, часто заканчивающихся кровавыми жестокостями. Тысячи из всех слоев общества вместе с профессионала-ми-золотоискателями и горнорабочими зимой поднимались, навьюченные продовольствием и теплой одеждой, по тропе через перевал Чилкут, чтобы добраться до места приложения сил и застолбить свой участок.
При переходе не все выдерживали холод и снежные метели, где на высоте более двух тысяч метров температура доходила до минус 50 градусов. Каждый будущий старатель определял меру наказания за свою обиду и сам приводил приговор в исполнение: стрелялись, вешались, травились, срывались в пропасти. Другие, не выдерживав такого похода, возвращались назад – это был лучший вариант. Но часто смерть принимала решение сама, не спрашивая обманутых американцев.
Выдающийся американский писатель Джек Лондон (Джон Гриффит Чейни) тоже поддался золотой лихорадке и смог пробиться с такими, как он, искателями счастья к верховьям реки Юкон и застолбить участок. Но золота на нем не оказалось, зато то, что он увидел там, сделало его востребованным и читаемым писателем. Рассказ «Сын волка» и ряд других – тому подтверждение.
У России тоже была «золотая лихорадка» – «новые русские» периода 90-х XX века тоже отправлялись за большими деньгами в ходе приватизации по-русски. Из-за нее тоже стрелялись, вешались, выходили в окна многоэтажек и гибли на всевозможных стрелках. Золотыми самородками у россиян служило государственное имущество на триллионы рублей, которое новая власть отдавала «своим и близким» за так, бесплатно, в частные руки, которые нередко были грязными, а мозги не могли ответить на вопрос: «Что дальше делать с предприятием?» И перепродавали другим, избавляясь от непосильного груза: станки – на металлом, помещения – в аренду
Обогатились, как пояснил мне Умник, без преодоления перевала Чилкут…
Народ же пострадал из-за этого переворота. За последние двадцать лет – недавно я прочитал в блоге Андрея Кончаловского «Ужаснись самому себе» от 27 февраля 2012 года: в России вымерло более 7 миллионов человек. На тот период при славном президентстве Медведева появилась ужасная цифра – от 2 до 5 миллионов беспризорных. После Великой Отечественной войны их было около 500 тысяч. Это все отрыжка девяностых годов прошлого века.
9 апреля 2005 года в газете «МК» довелось прочесть реакцию на события 1991 года скульптора Эрнста Неизвестного. Он был, думается, откровенен в своих признаниях: «Развал советской империи я воспринял как личную трагедию. Я – бывший офицер. А это навсегда.