И разрыдался — громко, с подвываниями, совсем как в первые дни их знакомства. С одной только разницей: сейчас призрак Иосиф плакал не о себе. А о совершенно посторонней мертвой девице.
«Интересные дела», — подумал Марк. Но вслух комментировать не стал. Только спросил, дождавшись, пока тот успокоится:
— Так что с ней случилось-то? Я так ничего и не понял.
— Да что там понимать, — проворчал призрак Иосиф. — Запуталась в кавалерах, в школе единиц нахватала, рассорилась со всеми, включая родную мать, и решила умереть, чтобы злые, черствые люди рыдали на похоронах, сожалея о своем поведении. Наглоталась таблеток — всех подряд, какие в доме нашла. Но старалась не переусердствовать, чтобы в последний момент нашли и откачали, я так понимаю. Однако не вышло. То ли аллергия у нее на эти таблетки оказалась, то ли просто сердечко слабее, чем у прочих, да и мать домой только под утро вернулась, чего за ней прежде никогда не водилось. Трагическое стечение обстоятельств — вот как это называется. А девочка наша, как дошло до дела, обнаружила, что хочет жить дальше. Помириться со всеми, пересдать экзамены, пойти на дискотеку в новой кофточке, подцепить там очередного кавалера, лучше прежних. Но от этого вышло только хуже. Воскреснуть не воскресла, а просто промахнулась мимо собственной смерти, как и я, грешный. И осталась тут, среди живых людей, которые ее не видят и не слышат. Вторую неделю так живет, не привыкла еще. Да можно ли к такому привыкнуть?
— Господи, какой ужас! — искренне сказал Марк. — Все что угодно лучше такого исхода. Или почти все. Не знаю, не важно. Бедный глупый ребенок. Будь я ангелом смерти, воскресил бы ее на месте, всем служебным инструкциям вопреки. Но я, увы, не он.
— Ей еще повезло, что со мной встретилась, — заметил Иосиф. — В этом городе осталось совсем мало призраков, и я, наверное, единственный из них в своем уме. Ну, более-менее. В последнее время. Я, конечно, плохая компания для юной девицы, но — уж какая есть. По сравнению с обычным одиночеством призрака даже душегуб вроде меня в качестве приятеля — благо.
— Ты-то? Да ты для нее просто счастливый билет.
— Значит, можно ей с нами остаться? Ты не против?
— Ай, призраком больше, призраком меньше, — Марк легкомысленно махнул рукой. — Будем считать, что я собираю коллекцию. Пусть остается. Присмотришь за ней?
— Куда я денусь, — вздохнул призрак Иосиф. И, помолчав, вдруг признался: — Все мужчины хотят сыновей, а я, пока был живой, мечтал о дочке. Я бы ее баловал и не обижал, и голос не повысил бы никогда, даже спьяну, точно знаю. Но жена все никак не рожала. Оно, собственно, к лучшему — если принять во внимание, чем закончилась наша супружеская жизнь. Сирот по себе не оставили, и на том спасибо… Я это к тому говорю, чтобы ты был спокоен: конечно, я присмотрю за девчонкой. Мне можно доверять.
— Да я и не сомневаюсь. Ладно, раз так, все мои стены в ее распоряжении. Захочет завывать по ночам, скажи, пусть не стесняется, мы с Эсмеральдой спим крепко, а кошки в этом доме ко всему привычные. А теперь пошли поставим ей это дурацкое «би-би». Пусть слушает на здоровье хоть до утра. Все-таки праздник.
Зиму ворона Эсмеральда провела в доме, наслаждаясь недоступным ей прежде комфортом теплого жилья. Птичий облик принимала только во время оттепелей, да и то ненадолго — сделает пару кругов над двором, и домой. Как-то незаметно пристрастилась к шитью, точнее, к переделке надоевших нарядов. Кромсала их на лоскуты, затем сшивала заново нечто совершенно новое: юбку из трех пар штанов, платье из двух блузок, еще одно из футболок и шарфов, пальто из куртки, джинсов и кружевного сарафана, шаль из обрезков всего вышеперечисленного. Марк сперва посмеивался над ее рукоделием, но, внимательно рассмотрев результаты трудов, внезапно понял, что в его доме завелся талантливый кутюрье, дерзкий авангардист с безупречным чувством стиля.
Неожиданное раскрытие чужого таланта всегда казалось Марку подлинным чудом, становясь свидетелем подобного события, он трепетал от восторга и благодарности к неведомым высшим силам — что так распрекрасно все устроили, да еще и дали ему на это посмотреть. Вот и сейчас впал в состояние неконтролируемой любви ко всему сущему и закатил вечеринку с шампанским. «За тебя, Эсмеральда!» — «Что случилось? Ты решил, что у меня день рождения?» — «Ничего не случилось, но день рождения — это прекрасная идея. Поэтому — за тебя!»
Призраки Иосиф и Мария, обрызганные шипучим вином чуть более щедро, чем следует, вылетели во двор и с гиканьем носились вокруг уличных фонарей, Соус и Катя наблюдали за ними через оконное стекло, распахнув от удивления розовые пасти, а саламандра Соня плясала в камине, да так, что огонь горел еще целых два часа после того, как закончились припасенные на зиму дрова. И наступила весна.
Весной ворона Эсмеральда исчезла на пару недель. Марк не беспокоился. Понимал: истосковалась по птичьей жизни, вот и пустилась во все тяжкие. Но все равно чуть не завопил от радости, увидев блуждающий огонек сигареты в дальнем углу балкона. Выскочил к ней, забыв накинуть пальто. Объяснил:
— Соскучился.
— Я тоже, — сказала Эсмеральда. Но не улыбнулась, а озабоченно нахмурилась. — Слушай, я должна тебе кое-что рассказать. — И поспешно добавила: — Только обещай, что не будешь смеяться!
— Когда это я над тобой смеялся?
— И верно, — согласилась она. — Но сейчас у тебя все шансы. Понимаешь, я влюбилась.
— Не вижу ничего смешного, — сказал Марк. — Дело житейское. К добру ли, к худу ли, но случается почти со всеми. И сразу становится не до шуток.
— Не так мрачно! — внезапно рассмеялась ворона Эсмеральда. — То есть совсем не мрачно. Я очень счастливо влюбилась, не о чем горевать. Хотя проблем, конечно, полно. Но все они — как бы это сказать? — технические.
— А, ну да, — сообразил Марк. — Он же тоже оборотень. Ты говорила, у вас только между своими романы бывают, да?
— Вот именно. Но оборотень — это как раз прекрасно. Гораздо хуже, что он — не ворона. И вообще не птица.
— Ого! А кто же?
— Нннну… — Эсмеральда почему-то замялась. — Он… Он, понимаешь, немножечко волк.
Вот на этом месте Марк все-таки рассмеялся.
— Ну я же просила!
— Я не над тобой смеюсь. А над формулировкой. Как, ну как можно быть «немножечко волком»?! В этом смысле жизнь очень просто устроена: или ты волк, или нет.
— И совсем не просто! Линас — влчак.
— Ктооооо?
— Влчак. Порода такая, помесь волка и немецкой овчарки. Чехи вывели. Линаса оттуда и привезли, еще щенком. Кучу денег заплатили! А потом он вырос и удрал от хозяев. Не из-за меня, не думай. Дело давно было, лет пять, что ли, назад. Просто нормальному оборотню трудно хозяйской собакой быть. Ну вот ты бы смог?
— Не знаю, — растерянно сказал Марк. — Как-то не думал об этом.
— Тогда поверь на слово: невозможно оборотню ужиться с людьми, которые уверены, что он просто славный пес. А открыться им он не решился. Я думаю, правильно сделал. Людям нельзя доверять.
— Но ты же мне доверилась.
— Только потому, что могла в любой момент улететь, — улыбнулась Эсмеральда. — Мы же на балконе разговаривали, как сейчас. А в доме, при закрытых дверях, ни за что бы не решилась. Это же только потом выяснилось, что ты такой хороший. Заранее-то не угадаешь.
— Тоже верно. И как он с тех пор живет, твой приятель? Где?
— В лесу. Волку там самое место, даже если он — влчак. Линас очень умный и осторожный, людям на глаза не показывается, так что до сих пор обходилось без неприятностей. Но в человека он очень редко превращался. Только летом — холодно же! И совсем ненадолго, для разминки, так сказать. Потому что нечего человеку голышом в лесу делать. Поговорить все равно не с кем, а все остальное в волчьей шкуре гораздо лучше выходит… Но теперь ему придется учиться быть настоящим человеком. Да поскорее! Потому что пока он зверь, а я птица, ничего у нас не получится. А мы очень хотим, чтобы получилось. Оба.
— Обычно этого достаточно, — сказал Марк.
— Наверное. Но не в нашем случае. Без тебя ничего не выйдет. Я долго думала. Не хотела усложнять тебе жизнь. Но так ничего и не придумала. Нам с Линасом даже встречаться больше негде. В лесу все-таки слишком холодно. Разве что летом…
— Зачем в лесу? — улыбнулся Марк. — У тебя есть своя комната наверху, и я никогда не запрещал тебе приводить гостей.
— Ты потрясающий, — восхищенно вздохнула ворона Эсмеральда. — Можно я тогда за ним схожу?
— Давай. Когда вас ждать? Утром?
— Через пять минут, — смущенно прошептала она. — Я сразу подумала, что ты вряд ли нас прогонишь. Поэтому Линас еще ночью пришел, по темноте. И теперь прячется во дворе, в подвале.
— Тем лучше, — сказал Марк. — Иди за своим красавцем, чего тянуть.
«За красавцем» — это он как в воду глядел. Потому что, когда на пороге появился поджарый волк с шерстью цвета декабрьского дождя и задорно улыбающейся пастью, Марк едва на ногах устоял от такой красоты. Эсмеральду можно было понять. Сам бы влюбился, честное слово. Если бы, конечно, тоже был оборотнем. Или хотя бы сукой соответствующей породы.
