Но Чарлиз и не пыталась проверять на себе способности Виктории. В глубоком почтении она склонила голову перед ней, как перед женщиной, которой, без усилий оной, уже подчинилась. В преданном взгляде ее сквозило глубокое уважение и готовность служить всем сердцем. Но Виктория не поняла этого, непривычного для себя, бесхитростного и бескорыстного взгляда.
– Я прочла письмо ваших родственников, дорогая Ча… Чарлиз, – запнулась она. – И очень рада, что вы прибыли к нам. – Она улыбнулась широкой располагающей улыбкой. – Я очень люблю девушек из провинции. Они очень милы и пахнут травами, – с доброй усмешкой, пребывая в восторге от собственного остроумного плетения слов, произнесла графиня.
– Благодарю, миледи, – Чарлиз вновь скромно опустила голову, и Виктория поняла, что общение с ней труда не составит и можно без церемоний вести разговор.
– Я очень рада знакомству с вами. И надеюсь быть вам полезною, – посчитав, что она должна выразить все свои чувства и намерения, пока представилась возможность, продолжила Чарли.
– Что же заставило вас принять решение остаться при дворе? – участливо поинтересовалась графиня.
Чарлиз не смогла быстро собраться с мыслями и сформулировать цель своего визита в столицу, но должна была отвечать, причем не забывая об осторожности, иначе ее могли посчитать сумасшедшей.
– Я…
– Вы, – Виктория взглядом заставила своих фрейлин, все время их разговора стоящих за ее спиной, отойти еще дальше, оставив ее наедине с Чарлиз.
– Вы можете довериться мне, друг мой, – вкрадчиво сказала она, подойдя к Чарлиз ближе и взяв ее за руку. – Так, как бы вы доверились самому близкому человеку. Что привело вас сюда? Если позволите, я предполагаю, ваш приезд и служба полностью зависят от цели, которую вы преследуете. Мне хотелось бы узнать вас лучше, поняв, какое стремление движет молодой женщиной, покинувшей родные места, что крайне далеко отсюда… – графиня, чуть заметно нахмурив лоб, сосредоточенно смотрела на Чарлиз.
– Я приехала чтобы… способствовать… надеюсь, позволительно так это вам говорить, за… му… – Чарлиз раздумывала, как лучше преподнести Виктории истинную цель ее поездки, чтобы не смутить, не напугать и не отдалить ее от себя. Она хотела бы рассказать все и сразу. Виктория поняла бы. Чарли знала, что обязательно бы поняла. Такой блестящий, уверенный в себе человек не может по-другому. Но мысли путались, а светских манер недоставало. Каким образом предложить свою кандидатуру на помощь Виктории в вопросе ее замужества, она не знала. Со стороны ее правда может звучать чересчур дерзко и нелепо.
Но Виктория сама пришла на помощь.
– Замужеству, вы хотели сказать? – она подняла вверх брови. Эта была единственная реальная сила, по ее разумению, что могла вытащить нетитулованную обедневшую провинциалку из ее глухого леса на старости лет в среду женихов.
– Да, – обрадованно подтвердила Чарлиз, полагая, что этого достаточно, а графиня узрела самую истину, вмиг избавив Чарли от необходимости уточнять, чье замужество она имела в виду.
– Вот и прояснили, – сказала Виктория, заключив про себя: «Какие же бесцеремонные, наглые, бесконечно наглые эти деревенские девицы! Меня выводят из себя бесприданницы! Ничего, я помогу тебе. Выберу для тебя самого „достойнейшего“ женишка. Разбежалась, как же! Много вас таких вокруг ходит и бродит. Даже я, эталон, еще не уверена, что пристроена наверняка, что уж говорить об отбросах», – думала она, смотря на Чарли с застывшей печально-добродушной задумчивой улыбкой.
– Я помогу вам, чем смогу, в этой нелегкой задаче, дорогая. Обещаю. Как я понимаю вас, бедняжка!
Чарли не знала, что Виктория никогда не смогла бы сделать того, что пообещала. Бесконечная зависть к лицам женского пола, с каждым из которых она неосознанно соперничала, постоянно жила в ней, родившись вместе с графиней. И даже неважно, к чему определенно. Мысль о том, что благодаря ей жизнь кого-то сможет наладиться, а не быть сплошным страданием и стенаниями о помощи, заставляла ее зеленеть от злости.
– Вы поняли меня с полуслова? – решилась уточнить Чарли, уже почти освободившаяся от груза скрываемой в сердце истины.
Виктория уверенно кивнула.
От переизбытка окрыляющего чувства признательности Чарлиз с благодарностью поцеловала руку женщины, которой мысленно в ту секунду поклялась в своей верности и поставила перед собою единственную главную цель – выдать графиню замуж за принца.
– Я хочу, чтоб вы знали, за нас с вами небеса! – расчувствовавшись и не имея душевных сил, чтобы сдерживать в себе столь благородные порывы и ободряющие вести, проникновенно призналась Чарлиз.
«Что несет эта умалишенная? С каждой секундой ее неоправданная самонадеянность вместе с ней мне все противнее и противнее», – подумала Виктория, никогда не признаваясь себе, что самой самонадеянной женщиной во всем государстве является именно она.
– Друг мой, Ча… Чарлиз, – заключила графиня, взглядом призвав своих фрейлин приблизиться к ним, выяснив все, что ей было нужно, и порядком устав от общества неимущей блеклости, – я сделаю тебя моей пятой фрейлиной, но я хочу просить об одном… Ты же не хочешь поставить меня в затруднительное положение?
– Нет, что вы! Как я могу? – искренне изумилась Чарлиз, с самого появления Виктории пребывая в сетях ее обаяния.
– В таком случае, милая, избавьте меня от страданий произносить это длинное и сложное для запоминания и произношения имя, договорились? Мне кажется, цвет этих глаз больше подходит Лиз, тем более у нас традиция – ранг фрейлины соответствует ее имени, чем выше – тем имя длиннее, и наоборот. Достаточно простая и удобная для всех традиция, не так ли? К тому же лаконичное и скромно-обаятельное имя Лиз как нельзя лучше гармонирует с внутренним миром честной непритязательной девушки, не так ли?
Чарлиз слушала Викторию с открытым ртом и не знала, что ответить. Предложение Виктории отказаться от собственного имени выглядело обыкновенной причудой. Впрочем, Чарли могла отказаться и от многого другого, только чтобы служить ей, поэтому безропотно произнесла:
– Бесспорно, миледи.
– Вот и отлично, – расслабленно произнесла Виктория. – На этом и остановись. Поскольку Лиз уже принята на работу, я буду обращаться к новой фрейлине, как и к другим четырем, доверительно, без дистанции, на «ты». Итак, Лиз, следуй за остальными, они тебе все покажут и разъяснят. – И, машинально кивнув Чарлиз на прощание, уже забыв о ее существовании, Виктория отошла к кружку уже давно бросающих на нее взгляды военных мужей.
А Чарли в оцепенении и с низко склоненной головой, продолжая находиться под гипнотическим для себя обаянием Виктории, провожала ее благодарным взглядом.
Глава 7
Их звали Петронелла, Габриэлла, Памела и Белла. Тех фрейлин, что составляли свиту Виктории, а сейчас, обступив Лиз, как они ее знали, и не отводя восьми глаз, разглядывали девушку. Старшие из них, и по возрасту и по положению, Петронелла и Габриэлла, единственно допускаемые близко до себя Викторией, были самыми яростными фанатиками ее и поклонницами, оставшиеся три служили более «устрашением», нежели надобностью для графини. Виктория знала, что внушает ужас величия уже одной своей длинной процессией, тянувшейся за ней повсюду, куда бы ни ступила ее нога. На роль последней в ней и, как всегда, самой бедной, скромной и исполнительной девушки и была принята Чарли. Пятой фрейлине более всех других доставалась роль груши для битья, необходимой Виктории и ее любимицам для насмешек, шуток, розыгрышей, если рядом не находилось, помимо них, других объектов. Если не считать закрытых, для узкого круга людей, приемов, свита графини была неразрывно с ней связана. В комнате каждой фрейлины на стене подле кровати висел колокольчик, часто звонящий разом для всех них, призывающий наравне с прислугой в покои Виктории. Ей было не наиграться живыми куклами во время бодрствования, потому она использовала их по вечерам и ночам тоже. Графиня любила шум и беготню вокруг себя, непременно в соединении с услужливым тоном и живым заботливым участием.
Чарлиз не оставалась на приеме ни секунды более, под конвоем младших фрейлин отправившись на ознакомление с основными помещениями дворца. Исходя многочисленные коридоры и лестницы вверх и вниз, Чарли тем не менее сделала вывод о том, что основное здание имеет пять этажей, срединный из которых занимали комнаты короля и принца. Если бы на то была воля его высочества, он не позволил бы никому бывать на третьем этаже, но король, оставаясь монархом, являлся более гостеприимным хозяином, поэтому этаж был многолюден, и даже графиня Виктория часто посещала его. Король, имевший связь с матерью Виктории на протяжении многих лет, питал к молодой графине отчасти родственные чувства, если вообще знал, что это такое. Так или иначе, он отвел Виктории покои на следующем, предпоследнем этаже. Последний, пятый, большей частью пустовал, если не считать комнат некоторых придворных, в том числе покоев фрейлин, занимающих небольшое пространство в восточном крыле дворца. Поднимаясь все выше и выше по лестнице, процессия с Чарли наконец их достигла. Нарядные коридоры, богатые убранством и красным бархатом, здесь сменились на неокрашенное дерево, коим была оббита стена между шестью дверьми, следующими в ряд друг за другом. Самая последняя комната, у дальней стены, пустовала. Дверь ее была открыта, а застеленная покрывалом кровать и необжитый, без личных вещей, вид подтверждали это.
