Памела и Белла, что, введя в курс дела, должны были помочь обустроиться Чарли, оказались бесполезными помощницами, зато превосходными болтуньями и сплетницами. Как только они оказались вдалеке от высшего общества, а значит, от чутко слышащих ушей и острых взглядов, они принялись обсуждать знакомых персон, на свое несчастье в течение дня успевших повстречаться им на пути. Их диалог был настолько пустым и быстрым, что Чарлиз, вначале пытавшаяся уловить его смысл, через несколько минут перестала напрягать разум в этом понимании, признав, что не успевает и не вычленяет ценности из него, потому она углубилась в собственные размышления.
– Если бы Элла сегодня еще оставалась пятой, то он точно не посмел промолчать и ответил ей за недавнее оскорбление в свою сторону.
– Да, он имел бы на это право. Она всегда поступала грубо и невежественно. Вспомни, как она ушла. Ничего даже не сказала.
– Да, просто ушла.
– Одного не пойму, почему?
– Я была уверена, что она упадет графине в ноги, ведь неправа.
– Ей было так хорошо во дворце, на таком значимом положении! Хотя в последнее время ее словно подменили… Да и как она могла, в трезвом рассудке и добром здравии, без объяснения, не отвечая на призыв графини приблизиться, напротив, сбежать от нее?
– Такое ощущение, что ее околдовали.
– Без темных сил здесь не обошлось, точно.
– Даже если это была банальная гордость, – предположила Памела, – нам не нужны гордячки, определенно нет.
Неразлучные приятельницы в течение получаса обсуждали внезапный для них уход предыдущей до Чарли, пятой фрейлины, у которой в какой-то момент разум возобладал над слепым поклонением графине, не позволив дольше сносить нападки Виктории исподтишка. Приняв решение молча удалиться из дворца она тем самым сознательно ставила крест не только на карьере и удачном замужестве, но и на приеме в свете. За время этой беседы Чарлиз успела через единственное окно своей комнаты осмотреть задний двор, на который оно выходило, развязать узелок с самыми необходимыми вещами, а именно: небольшим образком с ликом Спасителя, расческой, косынкой и двумя старенькими простыми платьями, и разложить все по местам.
– Что теперь делать? – она решилась перебить их занимательную беседу.
Фрейлины, замолчав, с непониманием уставились на нее.
– Я имею в виду, – пояснила Чарлиз, – каковы обязанности фрейлин? Как проходит их день? – девушку уже порядком изнурила пустая болтовня двух подруг, и только жажда приступить к работе поддерживала бодрость против желания прилечь с долгого пути.
– Как проходит день Виктории, так и наш. Всегда по одному распорядку, – ответила Белла.
– По утрам графиня оповещает о своем пробуждении каждую из нас, правда, возможно, в разное время, но с одной целью – чтобы мы присутствовали при ее утреннем туалете. Мы помогаем ей одеваться, передаем последние новости или ответы порученных нам посланий. После завтрака или чая гуляем в парке, как и по окончании обеда. Если погода не располагает к тому, проводим время в приемной зале, где, исходя из надобности графине, поддерживаем беседу с великосветскими лицами, прислуживаем, можем вязать или вышивать, к примеру. После ужина, когда начинает смеркаться, – проводим время в тех же залах, но уже на званых вечерах или балах.
– Каждой из нас в течение дня графиня дает различные важные и интригующие задания. Сходить в то или иное место, отнести или вернуть вещь или записку, узнать или выведать у определенного, указанного ее светлостью лица нечто, что передано должно быть лично ей. Мы – ее глаза и уши во дворце. Самые преданные и верные.
– Я полагала… – начала Чарлиз, но остановилась.
– Что ты полагала? – с неодобрением посмотрели на нее девушки.
– Полагала, что мы будем в постоянных разъездах. Будем посещать приюты, больницы столицы и других городов…
– Зачем? – девушки нахмурили брови. Им явно не понравилось ни одно слово в речи Чарли.
– Для того чтобы помогать нуждающимся…
Фрейлины молча переглянулись.
– Это не входит в обязанности графини, – отрезала Памела. – Даже когда она станет королевой, не будет входить.
– Да, – подтвердила Белла.
– Его высочество – возможно, но она – не должна, – ответили они одна за другой.
– Как же вы здесь? – Чарлиз снова наткнулась на взгляды непонимания. – Как же вы здесь не изнемогаете от скуки и бездействия?
– Поверь мне, Лиз, за всеми этими заботами, кажущимися тебе, возможно, мелочными, пролетают все наши дни, – серьезно ответила Памела, которую уже начинали раздражать вопросы новой фрейлины. – Эти дела съедают все наше время. Главное здесь – графиня Виктория, а мы лишь служим ей, и не стоит этого забывать. На себя здесь не найдешь времени, как и на размышления из разряда: «Что?», «Как?», «Почему?».
– То, что ты находишься при первой леди в королевстве, даже безвозмездно, уже о многом говорит. О сложившейся придворной и личной жизни как минимум, – с загоревшимся блеском в глазах добавила Белла.
– Если на собственные дела у вас не остается времени, как же вы находите его для родных людей из прежней, семейной жизни?
Вместо ответа фрейлины апатично покачали головами.
– Даже ответить на письма родным не успеваем, – сухо проронила Памела.
– Только если раз в месяц, – добавила Белла. – Где-то за восемь недель службы выкраивается один день, чтобы навестить близких, если они живут в столице.
– И вам по сердцу подобным образом распоряжаться собственной жизнью? – искренне удивилась Чарлиз.
– Здесь мы строим себе новую жизнь. А ты, судя по расспросам, сюда исцелять кого-то приехала? – девушки ехидно рассмеялись.
– По крайней мере, я постараюсь найти время на что-нибудь подобное!
– Посмотрим, – усмехнулись придворные фрейлины, так и не согласившись с ней.
Но они оказались правы.
За всеми незначительными заботами, вмиг набросившимися на нее и более не отпускавшими, Чарлиз так и не нашла времени даже написать тете, что прежде казалось немыслимым для нее.
Как самой последней по старшинству и новой фрейлине, ей доставалась вся «грязная работа». Она носила за Викторией зонт, накидку, галоши или иные вещи, во время прогулок часто выполняя роль отсутствующей прислуги, дежурила чаще остальных по ночам в смежной с покоями графини комнатке, составляла официальные ответы на письма просителей, адресованные ее покровительнице, которая никогда не касалась их. Помимо этого, точно обладательницу самых быстрых ног, ее посылали по срочным и не очень срочным поручениям и именно ее рукам доверяли нежнейшие шелковые одежды графини для доставки в прачечную, для вышивания золотыми нитями и камнями узоров на ее одеждах до тех пор, пока они не соответствовали задумкам своей хозяйки. Помимо того, в свете Чарлиз должна была в любой момент поддержать разговор, уметь быть заинтересованной слушательницей и просто исполнительной служанкой, а для того ей нужно было как можно быстрее выучить имена и привычки большинства придворных лиц, правила и тонкости светской жизни.
Собственную жизнь Чарлиз меняла на жизнеобеспечение и времяпрепровождение графини. К чести Виктории, стоит отметить – она отлично умела занять подчиненных, никого не оставляя без дела. Потому Чарлиз постоянно была на ногах или занята. Беспрестанно, почти как с ребенком, находилась подле Виктории, исполняя капризы той. Только ребенок днем спит, а графиня, казалось, никогда не спала.
Дни изматывали ее еще сильнее тем, что все были одинаковыми. Словно один день повторялся снова и снова, в который, как в бездонный колодец, без отдачи уходило позитивное настроение, терпение, энергия и жизненная сила. А Чарлиз, не понимая причин своей усталости, на протяжении пятнадцати часов старалась быть проворной, услужливой, быстрой, дружелюбной со всеми и уступчивой, истощая силы к вечеру каждого дня.
Девушка часто приходила в свою комнату только к полуночи. Чтобы сэкономить свечу, которыми, как и с остальным инвентарем для фрейлин, Виктория не занималась, Чарли сразу же принималась крахмалить воротничок выстиранного в прачечной платья, чистить обувь от пыли, скопившейся за день, набирать воду в таз для омовения тела за прошедший день, чтобы на следующий соответствовать высокому статусу своей нанимательницы. Иногда, задерживаясь у Виктории, она успевала только, скинув обувь и платье, упасть на кровать, и ее глаза тут же закрывались. Засыпая, она думала о тетушке, даже писала ей письма в грезах дремоты, вспоминала о фехтовании и Оли, который, она знала, стал к ней ближе, вместе с полком пребывая где-то в округе столицы.
Только по прошествии двух месяцев, уже механически исполняя свою работу и зная, как собственное имя, распорядок жизни Виктории, Чарлиз смогла прийти в комнату раньше обыкновенного, быстрее справившись со своей обязанностью доставки в прачечную белья графини, не доверяющей «грубым» рукам служанок подобные виды ткани и вшитые в них драгоценности.
