Когда часы, щелкнув, отметили четыре, я поставил на делах жирный крест и поспешил из офиса. Я не кривил душой, когда говорил Лайле, что Сидней по-своему меня воодушевляет. Особенно меня окрылял вечер пятницы. Повсюду люди в деловых костюмах спешат домой, в бар, по направлению к парку… Я растворился в толпе и остановился лишь тогда, когда заметил в витрине цветы. Возможно, дарить цветы – старомодно и даже смешно, но мне хотелось как-то выразить свои чувства.
В пять часов я стоял у турникета и ждал ее. До сумерек было еще далеко, но тени уже начали удлиняться, а со стороны залива дул прохладный бриз. Лайла распустила волосы, и они трепетали на ветру. С запозданием я подумал о том, что защитница окружающей среды может прохладно отнестись к срезанным цветам. Я перевел взгляд от стремительно приближающейся фигуры на букет в своей руке и подумал, не стоит ли быстренько сунуть его в ближайшую мусорную урну.
Поздно. Она уже близко.
– Ты купил мне цветы, – произнесла Лайла, к счастью, выглядевшая довольной. – Как мило! Спасибо, Каллум.
Откашлявшись, я произнес:
– Ты сказала, что будешь в туфлях. Я подумал, что в ответ могу хотя бы это сделать…
Лайла улыбнулась и, к моему восторгу, потянувшись, запечатлела на моей щеке невинный поцелуй. Я уловил легкий аромат ее шампуня, когда она скользнула мимо меня. Лимон? Наверняка какой-то естественный аромат, одобренный хиппи. Запахи морской воды и песка, которые Лайла источала вчера ночью, были напрочь смыты.
– Где будем ужинать? Надеюсь, местечко окажется получше, чем та дыра, в которой мы были вчера. – Лайла меня поддразнивала, и это мне нравилось.
– Ты сегодня случайно не отказалась от вегетарианского стиля жизни?
– Извини, но нет.
– В таком случае стейк-хаус отменяется.
Я махнул рукой в ту сторону, откуда она пришла, подальше от паромов и моря.
Это застало ее врасплох.
– Мы что, будем ужинать в городе?
– Готовься удивляться.
* * *
Я отыскал вегетарианский ресторан в Сарри-Хиллс[8]. В интернете о нем очень хорошо отзывались. Пока мы сидели рядом на заднем сиденье такси, Лайла непринужденно болтала, рассказывая о событиях минувшего дня. Жесткая особа, с которой я столкнулся на Джордж-стрит, исчезла, а на ее месте возникла вольная духом женщина, которая пленила меня вчера ночью.
– Правоведение похоже на настольную игру с очень подробно расписанными правилами. Тебе приходится годы потратить на изучение этих правил лишь ради того, чтобы сделать первый ход, а потом ты долгие месяцы играешь, пока что-то не произойдет.
– Замечательная аналогия. Я изучал право в университете, – встрял в разговор водитель.
– Да? А как вы стали таксистом?
– Ну, все как в любой настольной игре. Одни стараются дотошно изучать юридические правила игры, а другие сачкуют. Тот, кто сачкует, проваливает экзамен на право заниматься адвокатской деятельностью. Потом отец, на диване которого ты провалялся десять лет, покупает тебе такси и выгоняет из дому.
Водитель и Лайла рассмеялись. В очередной раз я удивился, как быстро она умеет располагать к себе людей: небольшая группа поддержки на пароме во время нашей первой встречи, официант в пиццерии, этот тип за рулем такси, не говоря уже обо мне самом. Каждый человек, попадавшийся Лайле на пути, был скорее ее потенциальным новым другом, чем незнакомцем. Интересно, как чувствуешь себя, если живешь так же открыто, как она?
Лайла никогда не бывала в этом ресторане, и увиденное, кажется, произвело на нее должное впечатление. Мое удовольствие, впрочем, быстро поблекло, стоило мне развернуть меню.
– Что такое темпе? – спросил я.
На веб-сайте было сказано, что это ресторан австралийской вегетарианской кухни, но половина блюд с таким же успехом могла принадлежать и кухне греческой.
– Ферментированная соя.
– Звучит аппетитно. – Я захлопнул меню. – Не могла бы ты объяснить, что здесь к чему, и заказать для меня то, что я смогу узнать внешне?
За бутылкой красного вина мы разделили между собой несколько блюд. Среди прочего здесь были стейки из цветной капусты. Очень неподходящее название, учитывая, что его дали полусырым кусочкам цветной капусты, обвалянным в кулинарных травах. А еще нам подали маринованную клейковину с жареными овощами.
– Клейковина сейчас считается здоровой пищей?
– Если ты не страдаешь глютеновой болезнью[9], то да, – поморщившись, заверила она меня.
Пища по большому счету была неплохой, а компания – просто божественной.
– Ты мне говорила, что в детстве много путешествовала, – напомнил я ей.
Лайла сидела, опершись локтем о стол. То и дело она накручивала локон на палец, а затем откидывала его за плечо. Она расслабилась, много болтала и, к моему немалому удовольствию, не сводила с меня глаз.
– Мама была вольной птицей. Таких еще поискать надо. Родилась я в Индии. К тому времени как мне исполнилось тринадцать лет, мы сменили семь стран.
– Блин!
– «Блин» – это в самую точку, – в ответ на мое удивление хихикнула она. – Я, должно быть, потрясла вас до глубины души, мистер Я-спал-в-одной-постели-пока-не-стал-взрослым.
– Потрясла – не то слово, скорее позабавила.
– Забавно не было, хотя я многое в детстве повидала. Когда меня уже должны были переводить в среднюю школу, до моих родителей наконец-то дошло, что я с трудом читаю и не умею заводить друзей.
– Учитывая, кем ты работаешь, я рискну предположить, что читать ты научилась. Значит, твои родители угомонились?
– Э-э-э, нет. – Рассмеявшись, она потянулась за бокалом вина. – Меня оставили на попечение дедушки с бабушкой. Папа был не таким взбалмошным, как мама, но к тому времени он привык делать то, что она ему велела.
– И чем они занимались? Как им удавалось все время переезжать с места на место?
– Мама занимается музыкой, точнее, пением. Она была неплохой певицей. До недавнего времени мама вечно гналась за успехом, ждала своего звездного часа. Часть года она проводила в одном месте, а потом переезжала: преподавала вокал, работала в театре либо просто ожидала очередного прослушивания. Не пойми меня превратно. У нее бывали большие успехи, но и полных провалов тоже хватало. Особенно мне запомнился год, проведенный в Голливуде. Она почти каждый день ходила на прослушивания, но так и не получила ни одной роли. Поэтому мы переехали. Папа был вполне здравомыслящим растениеводом и приносил в дом деньги даже тогда, когда дела у мамы шли из рук вон плохо.
– Интересный союз. Они стали встречаться в школе?
– Нет. Папа был немного ее старше. Они познакомились, когда папа стал работать в доме ее родителей. Мой дед нанял его весной, чтобы ухаживать за фруктовым садом, и он нашел общий язык с моей мамой. Папа не любил сидеть без дела. Куда бы мы ни переезжали, он обязательно как-нибудь устраивался, чтобы добывать деньги, даже если это была упаковка товаров.
– А твои дедушка и бабушка тоже, судя по всему, были в какой-то степени хиппи?
– Нет, черт, нет. Они, что называется, были солью земли и владели большим участком возле Госфорда. Стиль жизни моих родителей едва не доводил их до отчаяния. Когда пришло время, они с радостью взяли меня под свое крыло. Они были самыми терпеливыми людьми из всех, кого я знала. Бабушка много со мной занималась, пока я не догнала других в школе. Дедушка был очень умным и мягким человеком. А еще – очень успешным адвокатом. Будучи партнером в одной юридической фирме Госфорда, он занимался общей практикой. После школы я много времени проводила у него на работе и постепенно полюбила право. – Она пожала плечами. – Остальное – история.
– Ты часто видишься с мамой?
– Я разговариваю с ней почти каждый день и часто езжу в Госфорд, в тот дом, который оставили мне. Мы с мамой довольно близки.
– И ты не сердишься…
Я запнулся. Она отрицательно покачала головой, так что заканчивать предложение смысла не было.
– Нет. Возможно, когда я была моложе, то сердилась, но теперь я понимаю, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на подобные вещи. Родители принимали взбалмошные решения, но я, видит Бог, тоже много чего натворила. Просто у меня нет ребенка, на котором будут сказываться мои ошибки.
– Да?
И вновь она отрицательно покачала головой.
– У меня нет детей.
– Почему? – спросил я.
Я не был уверен, что хочу детей, но, налаживая серьезные отношения с какой-нибудь женщиной, я не возражал против того, чтобы обсудить с ней подобную возможность. Вероятно, если дело зайдет так далеко, она передумает. Лайла поджала губы. Между бровями ее пролегла складка. Взгляд посуровел. Тема ей явно не понравилась.
– Никто не хочет иметь детей, – наконец заявила она.
– Большинство людей хотят.
– Многие – нет. Есть множество вполне разумных доводов в пользу того, что детей заводить не стоит.
– Согласен. Мне просто интересно, каковы твои доводы, – пожав плечами, произнес я. – Я же не говорил, что сам хочу детей, просто я знаю, что вызывает мои сомнения.
