врасплох, и по какой-то гребаной причине я чувствую, как мое лицо краснеет. Начинаю печатать в ответ, что нет, я не думаю, что она горячая, но это было бы явным признанием того, что я лгу, потому что даже гребаный слепой почувствовал бы ее красоту. Поэтому вместо этого показываю Крису средний палец.
Крис хихикает.
— Я так и думал.
Вместо того, чтобы сказать то, что хочу в слух, я печатаю сообщение.
«У меня есть глаза, придурок! Это не значит, что я хочу, чтобы она была рядом».
Нажимаю «Отправить» только для того, чтобы Крис ответил мне, пробормотав:
— Да, конечно.
ДЖЕЙД
Нужно отдать должное Чарльзу. Не думала, что эта здоровенная махина поместится на переполненных городских улицах в центре Чикаго, но он маневрирует в потоке машин, словно находится за рулем «Фиата». Я не отрываю лица от окна, пока мир, виденный только на фотографиях, оживает передо мной. Так много бетона, окруженного голубой водой, что от контраста захватывает дух. И хотя в доме на колесах тепло, люди, гуляющие по улицам снаружи, одеты в пальто, некоторые закутаны в шарфы.
Вспоминаю беспокойство, сквозившее в голосе блондина, когда он спросил, есть ли куда мне пойти.
Мне не следовало так реагировать. В конце концов, парень в целом был прав. Я не одета должным образом для такой погоды, не то чтобы я планирую долго подвергать себя воздействию стихии. Вот найду приют для бездомных — в таком большом городе, как этот, их должно быть предостаточно — поем, приму душ и немного посплю. Возьму какое-нибудь пальто, прежде чем отправлюсь на поиски следующей попутки, чтобы добраться на запад.
Автобус останавливается, и это привлекает мой взгляд к ветровому стеклу, где я наблюдаю, как охранник машет нам через ворота. Итан, Крис и блондин ходят туда-сюда, отключая телефоны, закрывая ноутбуки и собираясь у двери.
Чарльз везет нас через гигантскую парковку. Жирными буквами над рядом стеклянных дверей арены написано «Юнайтед Центр».
Судя по пустому участку, они здесь не для того, чтобы смотреть шоу.
Мой пульс учащается.
Они и есть шоу. На арене такого размера?
Изучаю троих парней по-новому. Итан и его легкая улыбка, Крис и его искренняя доброта, и Блондинчик с ленивой мужской красотой, ради которой он, кажется, даже не старается — она просто есть. Я все еще не могу их вспомнить, поэтому придерживаюсь своей первоначальной оценки — они играют в группе в стиле кантри. Это объяснило бы, почему я их не знаю. Никогда не была поклонником данного стиля музыки. Хотя они явно популярнее, чем я изначально предполагала, потому что играют на аренах, а не в университетских городках.
Автобус подъезжает к разгрузочной площадке и останавливается в начале наклонной подъездной дорожки. Прижимаюсь щекой к окну, когда вижу ряд автопоездов вместе с другим автобусом, идентичным этому. Святое дерьмо, это очень круто.
— Джейд.
Устремляю на Криса мои широко раскрытые глаза, и он улыбается, как будто знает, что я вижу.
— Если мы тебя больше не увидим, счастливого пути туда, куда ты направляешься. — Он кивает подбородком в знак прощания и топает вниз по лестнице.
Блондин на секунду задерживает глаза на мне, будто думает о том, чтобы что-то добавить. Пытается снова, но словно не может определиться, и, слегка покачав головой, парень без слов поворачивается и следует за Крисом.
— Что ж, это было весело. — Итан поднимает руку, и я слабо хлопаю его по ладони, пока мой мозг все еще пытается переварить всю эту новую информацию. Он засовывает телефон в карман и направляется к выходу. — Может быть, еще увидимся с тобой…
— Подожди, Итан! — Я вскакиваю, и он поворачивается на полпути вниз по лестнице. — Вы, ребята, знамениты?
Уголок его рта приподнимается с одной стороны.
— По шкале от «знамениты с одним хитом» до «знамениты, как Джастин Тимберлейк»?
Итан запрокидывает голову и заливается смехом, затем спускается по оставшейся части лестницы вниз, крича через плечо:
— Не позволяй Джесси услышать, как ты это говоришь.
— Джесси?
Я оборачиваюсь и изучаю автобус и его уютную роскошь, затем наклоняюсь, чтобы выглянуть в окно, где вокруг снуют роуди, одетые во все черное, выгружая достаточно большое количество оборудования, чтобы можно было провести президентскую инаугурацию.
И вот тогда-то я замечаю. Большие белые буквы, нанесенные на черный ящик с оборудованием.
«Джесси Ли — Тур “Любить всем сердцем”».
Мое дыхание застревает в легких. Сердце колотится в три раза чаще.
— Я в одном из гастрольных автобусов Джесси Ли. — Мои ноги подкашиваются, и я падаю на ближайшее сиденье. — Срань господня.
Значит «знамениты, как Джастин Тимберлейк»… даже больше, чем Джей Ти.
Не знаю, как долго я сижу так, перематывая последние несколько часов назад и воспроизводя их в замедленном режиме. Неудивительно, что парни скептически отнеслись ко мне. Ах… и обвинения в краже нижнего белья теперь имеют гораздо больше смысла. Перевариваю каждый словесный обмен и съеживаюсь, когда вспоминаю, как обозвала блондина Любителем Птичек. Черт. Я так и не узнала его имени.
Жалея, что мой мобильный телефон украли, и я не могу погуглить группу, чтобы подтвердить свои опасения, не замечаю, как открывается дверь, и подпрыгиваю, когда Чарльз появляется на верхней ступеньке лестницы.
— Извини. Мне пришлось улаживать дела с тур-менеджером. — Мужчина садится напротив меня, выглядя более измученным, чем до того, как выскочил из автобуса. — Этот парень тот еще фрукт.
— Ты мне не сказал, — шепчу я, но Чарльз меня слышит.
— Что не сказал? Что ты путешествуешь с одной из самых популярных групп в мире? — Мужчина хихикает, звук мягкий и мелодичный. — Зачем мне тебе это говорить? Вокруг этих парней все время крутятся обожающие, визжащие женщины. Для всех было лучше, чтобы ты не знала.
Закрываю лицо руками и стону.
— Но я была такой стервой.
— Почему? Потому что постояла за себя? Потому что не упала к их ногам, предлагая вылизать их обувь дочиста?
Выглядываю сквозь завесу своих волос и откидываю их, чтобы лучше увидеть мужчину.
— Люди так делают?
Чарльз закатывает глаза и откидывается назад.
— Ты даже не представляешь. Хуже, когда Джесси рядом, но по Райдеру они тоже сходят с ума.
— Райдер. — Пробую имя на языке. — Блондинчик?
— Мм-хм. Он очень популярен среди фанатов.
Кривлю мою верхнюю губу в отвращении.
— Держу пари, так и есть. — Могу только представить себе вереницу
