Я поговорю со свекром и Туком, чтоб оставили тебя в покое на пару недель.
— Ты знакома с Джоном? — Вив явно переживала за него. Она не была злой, но и без выгоды для себя ничего не делала, а тут столько подарков враз — и от нежелательного внимания огородит, и с лечением поможет.
— Нет, — она внимательно посмотрела на больного. — С Джоном мы вовсе не знакомы. Говорю же — все это просто одна большая блажь да глупость. Ну да хватит разговоров. Дай ему лекарство, и внимательно следи за состоянием. Я же пойду молиться в церковь за его и наше здоровье.
И она ушла. Странная это была женщина. Совсем не сумасбродная. Врала ли она о своем знакомстве с Джоном? Почему так хотела спасти его? Все это вызывало жгучий интерес и совершенно меня не касалось. Я устала. Последняя лучина догорела. В доме было пусто, холодно, и темно. Хотелось лечь под лавку, закрыть глаза и забыться мертвым сном — не думать о словах старосты, не оглядываться за плечо, ожидая увидеть матушку, и видя вместо нее умирающего незнакомца.
От порыва ветра ветка яблони ударила в окошко, словно ругая за дурные мысли. Я встала, вновь зажгла свет. Решив поверить в лучшие намерения Вив, я отмерила десять капель и осторожно, чтоб не разлить, дала их больному.
Оставалось дождаться утра.
Глава 3
Проснулась я от внимательного взгляда. Тело ломило — умудрилась заснуть на лавке рядом с кроватью. Голова была тяжелая, а шея и вовсе затекла. Я проморгалась, и охнула от удивления. Помогло ли зелье или молитвы, но Бог смилостивился. Впервые за несколько дней Джон пришел в себя. Он хмурился, и пытался оглядеться.
— Кто?.. — прохрипел он, и я кинулась за водой. Джон пил жадно, и я порадовалась, что додумалась не добавить туда настойки Вив — половина стакана пролилась. — Кто ты?
— Мария. Я помогла тебе ночью в лесу у тракта. Не помнишь?
Мои слова Джона вовсе не успокоили. Он подозрительно сощурился.
— Что ты делала ночью в лесу у тракта, Мария? — наверное его низкий голос мог и напугать, если бы Джон мог самостоятельно встать. Трудно бояться человека, который без твоей помощи даже поесть не способен.
— Сбегала из дома от настойчивых ухажеров.
— И где твой дом?
Я нахмурилась. Неужели бредит? Или зрение повредил?
— Тут, — для пущей наглядности я провела рукой, указывая на старые осевшие деревянные стены.
— Что это за деревня? — медленно, словно это я тут голову повредила, повторил он.
— Малое Подлесье, — отчего-то стало так стыдно, что аж щеки заалели. И вовсе я не была дурочкой, просто не так поняла! — Это земли барона де Плюсси.
Джон безуспешно попытался подняться, рухнул, но тут же предпринял еще одну попытку. Я бросилась к нему, мешая встать — коли рана откроется, несдобровать ему!
— Кто-то знает, что я здесь? — он схватил меня за руку и с тревогой посмотрел в глаза.
— Нет! — быстро ответила я. А потом вспомнила Вив. — Ой, то есть да. Ай, больно!
Джон с силой сжал мою руку. Я попыталась вырваться, но безуспешно.
— Кто?
— Местная торговка. Она принесла настойку, что тебя вылечила, и велела лучше заботиться и никому о тебе не говорить. Да я и сама бы не сказала.
— Приведи ее.
Ишь, раскомандовался! Тоже мне, господин достопочтенный. Силы у Джона стремительно заканчивались, и мне удалось вырвать свою руку.
— Ты должны выпить лекарство и поспать. А мне нужно идти, пока меня в поле не спохватились да не пошли сюда проверять, почему меня нет.
Джон явно собирался спорить, но я его перебила:
— Вечером я увижусь с Вив в церкви. И передам твою просьбу. Она не такая как я. С ней придется быть уважительным, если хочешь чего-то добиться, — предупредила я, потирая покрасневшее запястье.
— Извини. Мысли и слова от болезни путаются, но это мое поведение не извиняет. Я благодарен тебе за заботу.
Извинения Джона казались искренними, и я простила его. Напоила лекарством и заварила кашу из остатков крупы. Даже червей да букашек всех из нее специально повытаскивала, чтоб еда и легче и приятнее была.
Джон при виде миски с кашей все равно поморщился, не оценив моих стараний, но молча съел и почти сразу заснул. Я дотронулась до его лба. Похоже, жар и вправду ушел.
Солнце днем так и палило, растопив последние сугробы. Земля превратилась в густое месиво, работать с которым было трудно. Так и не успевшие зажить мозоли вновь разошлись. Сходить бы в лес, набрать коры, шишек, да первых трав для зелий, а то и так небольшие запасы к концу подходят. Но времени между работой в поле, уходом за Джоном и помощью в церкви все никак не находилось.
Мы с детворой заканчивали мыть полы и стены, когда пришла Вив. Каждый день вечером она молилась — у нас поговаривали, что она богатства да удачу в торговле вымаливает, но я знала, что молится она о своем усопшем дитя. Я не мешала — пришла на могилу матушки, помолиться о ее душе. Хотелось рассказать о случившемся в последние дни, спросить совета, но молчание в ответ было слишком тяжелым. Так я и просидела, перебирая в руках сырую землю, пока Вив не вышла из церкви. Я подошла к ней и передала просьбу Джона.
Та внезапно обняла меня:
— Конечно, я все понимаю. Я ведь тоже потеряла матушку, — громко сказала она и прежде, чем я успела спросить, о чем Вив говорит, та прошептала мне на ухо: — Не стоит заикаться о твоем госте там, где люди могут услышать.
— Как она? — спросил подошедший отец Госс.
— Как и любая любящая дочь — в безутешном горе. Вечером мы помолимся о наших матерях. Становится легче, когда есть с кем разделить горе.
— Мария, все сомнения и страхи ты можешь высказать мне. Я всегда помогу тебе. — от того, что скрываю правду, мне стало стыдно. Я вовсе не заслуживала доброты отца Госса. — Боюсь, Мария так горюет, что не сможет по достоинству оценить достоинства молодого Тома, как бы красноречива ты не была, Вивьен.
— У Тука нет столько денег, чтоб я с примеченной им невесткой ночами сидела. Не стоит сомневаться в моих добрых мотивах так рьяно, отец Госс. Это не благочестиво.
— Моя ошибка, — отступился отец Госс. — Я посвящу вечер житию святого Антония и рассказам о его вере в людей. Приятного вечера.
— И вам.
Вив вцепилась в мою руку и буквально силой потащила за
