Вчера я вернулась от Таси в отвратительном настроении. Вполне логично. Весь день был заведомо испорчен. На душе кошки скребли. В дверях меня встретила мама:
– Привет, Маргаритка. – Она только вышла из ванной. – Ну, рассказывай.
– Что рассказывать? – Я сбрасываю лоферы и иду прямиком в свою комнату, но маму это не остановило.
– Как праздник прошел? Пообщались с Олежкой? – Злость во мне поднялась по щелчку пальцев, прошла мерзкой вибрацией вдоль позвоночника, смешавшись с обидой на девочек и разочарованием от вечеринки.
Собираю волосы и падаю на кровать.
– Мам, я даже объяснять тебе ничего не хочу. Почему Олег вообще должен был присутствовать на дне рождения? Он Марине кто: друг, одногруппник или, может быть, брат, сват?
– Слово тебе не скажи! – Обиженно поджимает губы мама. – Мариночка не против была. Я, вообще-то, разрешения у нее спросила. И ни чьих модных личных границ не нарушала. Олежка учится и работает целыми днями. Мальчику тоже отдыхать надо. Почему ему нельзя с молодежью повеселиться?
Я цепляю взглядом её треснувший педикюр и прикрываю глаза. Так я же не против, пусть веселится, но почему обязательно с моими подругами?
– Маргаритка, ты ему нравишься. Ну, дай парню шанс. Хороший же мальчик. Что ты теряешь?
Как объяснить маме, что я теряю нервы, время, доверие к ней. Она совсем меня не слышит. Сколько себя помню, мама настойчиво советовала мне с кем дружить, на какой кружок записаться, что ответить подружке на сообщение и какой подарок купить на подаренные бабушкой деньги. А когда я игнорировала ее советы – страшно обижалась, до глубины души. Я не знаю, почему она берет на себя ответственность принимать за меня решения. Вот я бы не смогла утверждать, что знаю, что ей нужно. Я и себя то не всегда понимаю, не то, что других людей.
– Мам, может, ты разведешься с папой, и сама выйдешь замуж за Олежку, раз он тебе так нравится?
– Какая же ты хамка, Маргарита! – всплескивает руками мама. – Мы с отцом стараемся дать ей все самое лучшее: хочешь на вечеринку до утра – пожалуйста. Мы не надоедаем, не контролируем. На Тасю нашу непутевую закрыть глаза – тоже пожалуйста, дружи сколько влезет. Хочешь, доча, джинсы новые или билет в Петербург на фестиваль к своим китайцам – на здоровье. А она хамит в ответ! Вот будут свои дети – поймешь! Я тебе больше слова не скажу. – Ее голос звенит от обиды. Мама убеждена в своей правоте и искренне считает себя задетой. Она громко хлопает дверью и уходит.
– Корейцы, а не китайцы! Корейцы! – кричу ей вслед.
Мой лимит терпения лопается, как мыльный пузырь, и я начинаю плакать. Я устала быть осознанной в наших с ней отношениях. Почему я не предъявляю ей за прошлые обиды и не считаю, что она чем-то мне обязана? Почему я не критикую ее подруг и не обесцениваю работу? Я с уважением отношусь к профессии воспитателя, потому что понимаю: работать с детьми непросто. Это большая ответственность.
Когда папа вернулся домой после воскресного приема, в квартире царили напряженная обстановка и демонстративное молчание.
Возвращаюсь к папе и смотрю на его прямую осанку, уверенное положение рук.
– Что ты имеешь в виду? – Спрашиваю его.
– Ваши постоянные ссоры с мамой. Дня не проходит, чтобы вы не поругались или, хотя бы, просто не поспорили, вы, как кошка с собакой. Почему нельзя спокойно поговорить, родные же люди? – Папа делает паузу, ожидая моего ответа.
– Пап, а ты считаешь, что с мамой можно спокойно поговорить? – Саркастично спрашиваю я. – Разговаривать можно с тем, кто готов слушать и слышать. И это точно не мама. Я вообще не понимаю, как ты на ней женился. Она привыкла детей в саду воспитывать и никак не может понять, что мне больше не пять. – Снова чувствую вчерашнее раздражение. Папа ни в чем не виноват, и он, как раз, хочет для нас добра.
– Дочка, ты хочешь ее изменить, но так не бывает. Нельзя изменить взрослого человека. Ты можешь только попытаться ее принять, мама не обязана соответствовать твоему представлению идеальной матери.
– Да, как и я, не обязана быть для нее идеальной дочерью! – Перебиваю его.
Папа осуждающе смотрит и продолжает:
–Ты не обязана соглашаться с ней в любом вопросе, но тебе стоит научиться разговаривать спокойно, если ты претендуешь на роль взрослого человека. У мамы есть и положительные стороны, помимо тех качеств, которые ведут к вашим разногласиям. Я хочу отдыхать дома, а не быть свидетелем ваших постоянных препирательств, и уж, тем более, не хочу принимать во всем этом участие. У меня на работе достаточно забот и сложных случаев. Подумай, пожалуйста, над моими словами. – Он легонько хлопает себя по колену и поднимается. – Все, поеду, а то опоздаю. Будь умницей, дочка. – Сконцентрированный сгусток внимания в его глазах сменяется привычным теплом.
– Я тебя услышала, пап. – Нехотя отвечаю я заезженной фразой. – Удачи на заседании.
– До вечера. – Он выходит из комнаты, оставив после себя легкий шлейф одеколона.
Снова устраиваюсь поудобнее и рассматриваю потолок.
Я не согласна с папой, но на счет обстановки дома – он прав. Я тоже хочу отдыхать, к тому же, мне хватает напряжения в университете: Соколов, Олег, теперь еще и разногласия с подружками, тоже из-за Соколова. Куда не плюнь, везде этот засранец. А мне учиться нужно: оглянуться не успею, как летняя сессия подойдет, а мне еще учить и учить. Материала с каждой неделей становится все больше и больше.
Хочу поскорее закончить первый курс, чтобы начать более подробное изучение профильных предметов. У меня есть мечта – открыть свой современный психологический центр. Я мечтаю об этом лет с десяти, когда мы с папой заехали в серую, безнадежную клинику. Ему нужно было отдать главврачу какие-то документы. Я ждала его в холе и рассматривала битую плитку на полу. Я думала, как было бы здорово, если бы я смогла все здесь улучшить по взмаху волшебной палочки. Мне казалось, что грустная девушка, с русой косой и пустым взглядом на кушетке в углу, не была бы такой грустной, если бы вокруг нее все было бы красиво и ярко.
Позже я узнала, что расстройство адаптации невозможно вылечить стальным интерьером и зелеными растениями в кадках, но мечта осела во мне и спустя годы дала ростки. А еще я тоже хочу быть такой же спокойной, уверенной и внимательной к людям, как мой папа. Поэтому теперь я усердно учусь и заранее подыскиваю себе практику.
Весь вчерашний день я прождала сообщения с извинениями от девочек, но так и не дождалась. Слова Таси о том, что я выношу всем мозг, больно ранили меня. Хотя, я понимаю, что это на самом деле не так, но легче от этого мне не становится.
В отвратительном настроении прихожу в университет.
Соколов не курит на парковке и не трется у кофейных автоматов: хоть один добрый знак на сегодня.
Захожу в аудиторию. Людей куча: около четырех групп собралось в зале для прослушивания лекции по социологии. Маринки нет на нашем привычном месте. Прохожусь глазами по рядам: она уже пришла. Ее платье ярким, фиолетовым пятном выделяется рядом с Аленой. Гул обиды нарастает в голове и груди. К глазам подступают слезы. Что-то я совсем сдаю в последнее время.
Занимаю место в середине аудитории, ближе к стене. Молодой преподаватель не в восторге от своей деятельности: приходит для отработки своих часов. Я смогу спокойно подучить английский и полистать ленту в соцсетях, успокаиваю себя. Посижу в библиотеке сегодня подольше над докладом, а вечером в бассейн. Перед сном посмотрю новую серию популярного сериала. Так что, все не так уж и плохо. Правда, обедать в одиночестве будет грустно.
Во время лекции пару раз поворачиваюсь в сторону Марины, но она не смотрит на меня. Зато Тася примирительно лайкает мои посты в соцсетях, коза. Могла бы просто написать и извиниться. Но это меня радует, на душе становится чуточку светлее. Улыбаюсь и печатаю ей: «Я тебя прощаю, грубиянка. Мне жаль, что я тебе глупостей наговорила». В ответ приходит анимация плачущего котика.
