«А и правда», — подумал он, вдруг сообразив, что в очередной раз, едва добравшись до конца, начал читать книгу с первой страницы. Страница была сильно потрепана и заклеена скотчем, под которым покоилась фамилия автора: то ли Иванов, то ли Ивин или Ивлин, не разобрать. Ясно было только, что он использовал записки самого Василия Ощепкова как основу, и уж вовсе загадкой оставался вопрос, как такую книгу ухитрилась пропустить цензура (он посмотрел год: 1980-й, самый разгар застоя, издательство «Учпедгиз»).
Учить книгу наизусть он не собирался: он и так уже знал ее до последней запятой.
— Про кого хоть там? — подал голос другой игрок, из блатных, с погонялом Сверло — вертлявый и костлявый, в вытянутой до коленей полосатой майке и с наколотой на предплечье киской сумными человеческими глазами. Киска тоже имела свое понятное в этой среде значение: КОТ — «коренной обитатель тюрьмы».
— Про одного человека, — сказал тот, кого звали Инок. — Знаменитого борца.
— Чемпиона, значит? — понимающе уточнил Сверло. — Знавал я одного чемпиона. Тоже вроде по какой-то борьбе. Сидел в общей хате с мужиками, но очень уж хотел в люди[2] выбиться. Чтобы себя показать, начал беспредельничать среди своих. Те раз ему объяснили — по-хорошему, на словах, второй… Не понимает, — Сверло вздохнул. — Несчастье с ним случилось неделю назад. Работал на циркулярке, в мастерской, да, видать, уснул. Оперся о станок — ему обе клешни выше локтей и отрезало. Эх, грехи наши…
Мужчина на нарах прикрыл глаза. Неделю назад он получил из дома письмо. Жена сообщала, что подала на развод. И, кактолько получит его (поскольку муж находится в местах лишения свободы, она имеет право развестись без его согласия — так ей объяснил юрист), тут же продает квартиру (он в ней уже не прописан), уезжает и забирает с собой их дочку, годовалую Маринку. В Маринке тот, кого звали Инок, души не чаял.
О том случае в столярке он слышал от других сидельцев — те шептались меж собой в строю на вечерней перекличке. Услышал и подумал: а чем не вариант? Ждать до конца срока, чтобы вернуться… куда? И к кому? Или решить все разом, в один миг, затянув петлю у себя на шее…
Ночью он неслышно скатал простыню в тугой жгут и подергал, проверяя на прочность. Должна выдержать. Он и на воле не отличался дородностью, здесь же сбросил еще несколько килограммов — сказалось нервное напряжение и из рук вон скверная кормежка. Менять своего решения он не собирался — его первый Наставник, «черный пояс» и руководитель одной из школ (еще тогдашних, основан-ныхдо запрета восточных боевых искусств на территории СССР), говорил: самурай сомневается, принимая решение. Приняв решение, он перестает сомневаться.
После того, первого, у него было много наставников — каждый учил его на свой лад, чувствуя в нем не просто благодарного ученика, а фаната, готового за новые знания продать душу. А один, помнится, похлопал его по плечу и сказал:
— А ты, дружок, стал классным зверенышем. Только старайся держать себя …в русле, хорошо? Иначе можешь крепко поломать жизнь.
Инок — в то время младший сержант Топорков — познакомился с ним во время службы в армии, в маленькой южной республике, отмеченной не на каждой карте. Тотчеловекбыл в чине капитана — не десантного, не спецназовского и даже не пехотного: обычный служака из хозяйственной части, командир над кухней и продовольственным складом. Инок сперва не воспринял его всерьез — только потом, когда, прослышав, что капитан чем-то там владеет, предложил ему поединок в легкий контакт, просто так, развлечения ради. И проиграл схватку, что называется, вчистую. После чего, отряхнувшись от пыли, в которой только что лежал, уткнувшись носом, потребовал объяснений.
То, чем владел капитан, трудно было назвать борьбой или рукопашным боем. Скорее, это была изощренная техника убийства — всем, что попадется под руку, начиная с саперной лопатки и заканчивая рулоном туалетной бумаги. А то и просто с помощью незаметного касания кончиком пальца нужной точки. Инок сегодняшний, лежа без сна на нарах, подумал: что бы сказал его учитель, если бы узнал, что его слова оказались пророческими.
Жизнь я себе сломал — это точно.
А потом он почувствовал на себе чей-то взгляд. И удивился: «хата» спала, он различал храп соседей и под собой, и напротив. К тому же взгляд был… нет, не незнакомый, а какой-то нездешний. Инок открыл глаза. Возле стола стоял мужчина — средних лет, бритый наголо, одетый в футболку и широкие брюки, какие носили где-то в тридцатых, лет шестьдесят назад. Глаза мужчины были серые и внимательные. Инок поежился под их прицелом (впрочем, взгляд был вовсе не угрожающим — наоборот, спокойный и даже немного печальный) и спросил одними губами:
— Кто вы?
Наше время. Понедельник, 02.40, Улица Тополиная
— Это не он, — сказал Алеша, едва взглянув на вошедшего.
— В смысле? — не понял Сергей Сергеевич.
— Не он убил тех двоих.
— А, — Оленин прошел вслед за полуночным гостем в комнату и несильно подтолкнул его к дивану. Тот плюхнулся на пятую точку и метнулся взглядом от майора к Алеше и обратно. Будто в разгар празднования годовщины созданной им финансовой пирамиды к нему вломилась налоговая полиция.
— Савостиков Яков Семенович? — спросил майор.
— Ну, — проговорил гость.
Рубашечка в полоску, безликие синие джинсы с унизительным лейблом «made in Kostroma» на заднем кармане, аккуратная челочка, аккуратные очочки в роговой оправе, аккуратная папочка — сейчас, впрочем, в грязных пятнах, будто ее некоторое время возили по мокрой земле.
— Я ничего не знаю, — торопливо сказал ботаник. — Вы вообще кто? По какому праву…
— Майор Оленин, Управление внутренних дел, — Сергей Сергеевич раскрыл удостоверение и сунул очкарику под нос. — Яков, скажите, где вы были вчера с десяти до половины двенадцатого?
— Утра или вечера?
— Вечера. Конкретно — два часа назад?
Мальчишка вопросительно взглянул на подругу.
— Они правда из полиции, — сказала Светлана. — Они нашли твой телефон в какой-то подворотне. Позвонили и приехали.
— А… когда нашли?
— Вот что, друг, — задушевно проговорил Оленин. — Давай условимся: я задаю вопросы — ты на них отвечаешь. Для начала расскажи, как ты очутился возле дома 36 по улице Ново-Араратской.
Этот вроде бы невинный вопрос вызвал у парня замешательство. Он помолчал, прижал очки к переносице, как это часто делают близорукие люди, и выдал неожиданное:
— А у вас есть программа защиты свидетелей?
