Двенадцать этих бионических созданий, чью кожу от ветра защищали мантии, нацелили гудящее плазменное оружие на пятерых рыцарей.
— Я Гримальд, реклюзиарх Чёрных Хра…
– Ваша личность известна нам, — изрекли они в унисон. В хоре было мало единства, одни голоса звучали неестественно низко, другие были нечеловеческими и механическими, а третьи идеально подошли бы людям.
— Перебьёте меня ещё раз, — предупредил рыцарь. — И я убью одного из вас.
– Не стоит нам угрожать, — ответили все двенадцать, снова одновременно, снова хором рассогласованных голосов.
— Не о чем с вами говорить. Вы — никто, вы все рабы, не многим лучше сервиторов. Прочь с дороги. У меня дело к вашей госпоже.
– Мы не подчинимся твоим приказам. Мы останемся, как велит нам долг…
Человек не заметил бы разницу в их единообразной речи, но чувства Гримальда могли различить мельчайшие отклонения в их произношении. Четверо начинали и заканчивали слова на долю секунды позже, чем остальные. Какая бы мысленная связь не соединяла двенадцать воинов, у некоторых она была эффективней, чем у других. Реклюзиарх не часто имел дело со слугами Бога-Машины, но он счёл это любопытным изъяном.
— Я буду говорить с принцепс-майорис Инвигилаты, даже если мне придётся докричаться до самого собора.
У них не было приказов подходящих к подобной ситуации и не хватало когнитивных способностей, чтобы иметь своё мнение, как их руководители, поэтому скитарии промолчали.
— Реклюзиарх… — раздался в воксе голос Приама. — Мы должны стерпеть это возмутительное унижение?
— Нет, — шлем-череп по очереди повернулся к каждому скитарию, сверля их красными глазницами. — Убить их.
Она плавала, как и каждый день на протяжении семидесяти девяти лет, в похожем на гроб резервуаре молочно-белой амниотической жидкости. Металлический, химический привкус водянистой и богатой кислородом жижи был единственной константой на протяжении почти ста лет жизни, и её вкус, ощущение, вторжение в лёгкие и замещение воздуха для дыхания никогда не переставали казаться чем-то чужеродным.
Нельзя было сказать, чтобы это причиняло ей неудобства. Скорее напротив. Это всегда волновало, но не пугало.
Во времена битв, всегда казавшиеся слишком немногочисленными и скоротечными, принцепс-майорис Зарха равнодушно думала, что должно быть так себя чувствует плод в утробе. Окружавшая её охладительная жидкость нагревалась в унисон с плазменным реактором ядра ”Вестника Бури”. Вокруг подобно ударам могучего сердца разносилось эхо тяжёлых шагов, от которых содрогался весь мир.
Чувство абсолютной власти вместе с абсолютной защитой. Это всё, что было нужно Зархе, чтобы оставаться самой собой в безумные, мучительные мгновения, когда изувеченный неистовый разум титана вонзался в её сознание с внезапной силой, стремясь подчинить себе принцепс.
Она знала, что однажды помощники отключат её в последний раз — не позволяя ей вернуться к духу машины из страха, что накопленные характер и личность поглотят её хрупкое, слишком человеческое чувство индивидуальности.
Но не сейчас. Не сегодня.
Нет, Зарха сконцентрировалась на мысленном возвращении в утробу, а большего и не было нужно, чтобы оттолкнуть настойчивые требования грубых и первобытных инстинктов ”Вестника Бури”.
Голоса снаружи всегда доносились до неё приглушённо, несмотря на имплантированные на место хрящей внутреннего уха вокс-приёмники и встроенные в стенки её изолированного резервуара рецепторы.
И они, эти голоса, говорили об незваных гостях.
Принцепс-майорис Зарха не разделяла их оценку ситуации. Она повернулась в молочной жидкости с грацией морской нимфы из мифов нечестивой Древней Терры, хотя покрытое аугметикой, морщинистое и безволосое существо в просторном гробу было каким угодно, но не прекрасным. Её ноги были удалены, потому что они никогда более ей не понадобятся. Кости были слабыми и хрупкими, а тело согнулось и сгорбилось.
Она обратилась к ним, своим слугам, братьям и сёстрам, уколом мысли.
— Я хочу поговорить с незваными гостями.
— Я хочу поговорить с незваными гостями, — вокс-передатчики гроба невыразительно отразили её безмолвные слова.
Один из них подошёл ближе к чистым стенам амниотической камеры, с большим уважением глядя на плавающее тело.
— Моя принцепс, — заговорил Лонн, он нравился Зархе, но не был её любимцем.
— Привет, Лонн. Где Валиан?
— Привет, Лонн. Где Валиан?
— Моя принцепс, модератус Карсомир возвращается из улья. Мы думали, что вы будете спать ещё какое-то время.
— С таким то шумом? — Остатки её лица изогнулись в улыбке.
— С таким-то шумом?
— Моя принцепс, астартес пытаются проникнуть внутрь.
— Я слышала.
— Я слышала.
— Я знаю.
— Я знаю.
— Моя принцепс, что прикажете?
Она вновь перевернулась в воде, по-своему грациозно, словно морское млекопитающее, несмотря на кабели, провода и шнуры, что тянулись от механических генераторов гроба к спине, черепу и рукам. Зарха была старой, потрёпанной марионеткой в воде, безмятежной и улыбающейся…
— Доступ разрешён.
— Доступ разрешён.
— Доступ разрешён, — хором сказали двенадцать голосов.
Потрескивающая булава замерла на расстоянии не больше ширины пальца над черепом стоявшего впереди скитария. Маленькая электрическая искра соскочила с включённого силового оружия на лицо солдата, заставив его отшатнуться.
— Доступ разрешён, — вновь повторили все.
Гримальд деактивировал свой крозиус и растолкал аугметированных человеческих солдат.
— Я так и думал, что вы это скажете.
Их путь был недолгим и непримечательным, рыцари шли по узким коридорам и поднимались в лифтах, пока не остановились перед запечатанными переборками мостика. Во время пути на них то и дело безмолвно смотрели техноадепты, чьи зелёные заменители глаз кружились и перефокусировались, либо проводя сканирование, либо странным образом подражая выражению человеческих лиц.
Внутри титана было темно, слишком темно, чтобы там могли работать неулучшенные люди, мрак рассеивало лишь красное аварийное освещение, которое рыцари раньше видели только в бункерах и на кораблях во время боя. Генетически усиленные глаза астартес легко видели во тьме даже без зрительных фильтров визоров шлемов.
Никто не стоял на страже у ведущих в командный отсек больших двойных дверей, которые разъезжались по лязгающим рельсам, пока рыцари ждали.
Артарион придержал Гримальда за украшенный свитками наплечник.
— Брат, пусть всё это будет не зря.
Капеллан посмотрел на знаменосца сквозь серебряное лицо своего убитого повелителя.
— Верь мне.
Командный отсек оказался круглой нишей с помостом в центре, его окружали пять украшенных и подключённых к множеству проводов тронов. По краям зала, облачённые в мантии техноадепты работали у консолей — количество рычагов, циферблатов и кнопок потрясало.
Два обширных окна предоставляли великолепный вид на суровый ландшафт. Гримальд вздрогнул, осознав, что смотрит через глаза бога-машины.
На самом помосте стоял огромный и подпираемый гудящими машинами резервуар из прозрачного стекла. В его молочно-белых глубинах плавала обнажённая старуха, изуродованная годами и бионикой, необходимой для поддержания в ней жизни в подобном состоянии. Она пристально смотрела на него сквозь фасеточные аугметические заменители глаз.
— Приветствую астартес, — заговорили вокс-передатчики, встроенные в гроб.
— Принцепс-майорис, — Гримальд кивнул плавающей мумии. — Для меня честь быть рядом с вами.
Последовала заметная пауза перед ответом, хотя её взгляд не покидал капеллана. — Ты стремился поговорить со мной. Не трать время на комплименты. ”Вестник Бури” пробуждается, и скоро я должна буду идти. Говори.
— Я узнал от одного из пилотов этого титана, посла в Хельсриче, что Инвигилата может не прийти к нам на помощь.
Вновь пауза.
— Это так. Я командую третью Легио. Остальные уже выступили на защиту региона Болиголова, многие вместе с твоими братьями, Саламандрами. Ты пришёл молить о моей части могучей Инвигилаты?
— Принцепс, я не прошу. Я пришёл увидеть тебя своими глазами и спросить, лицом к лицу, станешь ли ты сражаться и умирать с нами.
Покрытое морщинами лицо женщины скривилось в улыбке, одновременно материнской и удивлённой.
— Но ты ещё не исполнил то, что намеревался сделать, астартес.
