— Но везде нужно быть храброй. Порой достаточно везенья, чтобы все пошло как по маслу. Пойдем. Поговорим за едой. — Евдокия Ивановна взяла Мару за руку. Увидев, как та смущенно оглядывает свое поношенное пальто, поправляет платок, поспешила ее успокоить: — Здесь никому нет дела до того, как ты одета. Поняла?
— Поняла.
— Тогда распрями плечи и пойдем.
Они снова поднялись по ступенькам, прошли через просторный холл, в котором все так же суетились спешащие, опаздывающие, отъезжающие, провожающие. Мара снова почувствовала, как голова идет кругом от большого количества мелькающих людей. Она то и дело поглядывала на Евдокию Ивановну, ища поддержки, а та время от времени чуть крепче сжимала холодные пальцы Мары.
— Здравствуйте, тетя Дуся, — приветливо встретил Евдокию Ивановну гардеробщик в холле ресторана.
— Здравствуй, Сереженька, — улыбнулась та.
— Давно не заходили.
— Повода не было.
— Без повода и правда неинтересно, — принимая одежду у Евдокии Ивановны, заметил мужчина. На вид ему было лет сорок. Внешность обычная, ничем не приметная. Движения размеренные и важные, словно именно от него зависело все то хорошее или дурное, что может произойти с посетителями ресторана дальше. Он как будто не сразу заметил Мару и, удивленно уставившись на нее, спросил: — А эта девушка с вами?
— Со мной, — ответила Евдокия Ивановна и, понизив голос, добавила: — Ты уж полюбезнее с ней. Без своих шуточек-прибауточек, пожалуйста.
— Само собой, — лукаво улыбнулся Сергей. Он покосился на потрепанную подкладку пальто Мары, поспешив повесить его лицом наружу, рядом пристроил ее пуховый платок и узелок с вещами. Обернувшись, он прищелкнул языком: длинная толстая коса Мары, доходившая до пояса, произвела на него впечатление, впрочем, как и она сама: огромные синие глаза испуганно смотрели то на него, то на Евдокию Ивановну. Сергей улыбнулся. Мара улыбнулась в ответ, оглядываясь на свою спутницу. Пожалуй, это был тот случай, когда одежда не имела никакого значения. Не отметить этого считавший себя знатоком женского пола Сергей не мог: — Да-а… Красоту ничем не испортить.
— Не вгоняй ребенка в краску, — погрозила ему Евдокия Ивановна.
— Да будто ей никто об этом до меня не говорил, — ухмыльнулся Сергей, поправляя свою униформу.
Ему очень хотелось втянуть посильнее живот, чтобы казаться моложе, стройнее. В лице девушки было что-то весьма привлекательное. Она напоминала Сергею кого-то, но кого именно, он сейчас вспомнить не мог. Не то чтобы внешность у нее была типичная, нет, наоборот. Но ощущение, что он уже видел девушку, и не один раз, не покидало его все время, пока Мара с Евдокией Ивановной приводили себя в порядок у большого зеркала.
— А ты и вправду очень красивая, — сказала Евдокия Ивановна, разглядывая Мару. Там, на ступеньках, заплаканная, несчастная, в платке, она казалась обычной сопливой девчонкой. Теперь было очевидно, что Мара принадлежит к той категории гадких утят, которые с годами расцветают и превращаются в прекрасного лебедя. — Ты знаешь об этом?
— Обычно меня называли шваброй, рыжей ведьмой или морковкой, — честно призналась Мара. Она повернулась к Евдокии Ивановне. — Так что для меня комплименты — вещь очень непривычная. Я чувствую себя не в своей тарелке. Просто сказка: здесь никто не дразнит меня за рыжие волосы, высокий рост. К тому же, кто бы мне сказал, что, сойдя с поезда, я попаду в настоящий ресторан, никогда бы не поверила! Этого не может быть!
— Может, может, пойдем. Мы, девочка, сядем за мой любимый столик, и нам никто не будет мешать. — Евдокия Ивановна взяла Мару под руку.
— Ваш столик? — удивленно спросила Мара. Она уже едва что-либо соображала, вдыхая аппетитные ароматы. Единственное, чего ей хотелось, — съесть хоть что-нибудь. Она задала вопрос из любопытства, желая услышать любой ответ и поскорее оказаться в зале ресторана.
— Да. Я изредка захожу сюда по старой памяти. И всегда сажусь за один и тот же столик Последнее время это бывает совсем редко. Знаешь, я ведь проработала здесь почти сорок лет, была чуть старше тебя, когда впервые переступила этот порог. Время — беспощадная штука. Оглядываться назад — означает понять, что все лучшее уже позади…
— Не говорите так, — услышав грустные нотки в голосе Евдокии Ивановны, поспешила сказать Мара.
— А в киоске я первый год. Так не хочется остаться совсем без работы. Хозяйка ресторана помогла мне. Если бы не она, я бы не получила это место. Это очень важно для меня. Живу я одна, представить не могу, что придется целыми днями проводить дома с телевизором. Мне трудно без общения с людьми, пусть даже через окошко киоска, — ответила Евдокия Ивановна. Она внимательно посмотрела на Мару. — Ты вряд ли сейчас сможешь понять меня, девочка. Дай бог тебе не знать, что такое одиночество… Пойдем же. А вот и Лара. Нас встречают!
Навстречу им через длинный зал шла официантка. Девушка выглядела эффектно. Вслед ей смотрели немногочисленные утренние посетители ресторана. Стук ее высоких каблучков перекрывал музыку, тихо и ненавязчиво льющуюся со всех сторон. Высокая, стройная, в короткой черной юбке, обтягивающей узкие бедра, в белоснежной блузке, девушка казалась Маре воплощением элегантности. Она улыбалась.
— Доброе утро, тетя Дуся. — Поравнявшись с ними, девушка от души обняла Евдокию Ивановну. — Рада вас видеть!
— Доброе утро, Ларочка. Я тоже рада тебе.
— Я только вчера заступила. Отпуск — дело хорошее, но после него так трудно настроиться на сумасшедший ритм ресторана, — покачала головой Лара. На ее лице появилось выражение удовольствия, от того, что она пережила за быстро пролетевший отпуск. В глазах заиграли шальные искры. Осторожно сбрасывая с себя воспоминания, она провела рукой по гладко зачесанным темно-русым волосам, щедро политым лаком для волос с блестками, и, вернувшись в настоящее, вопросительно посмотрела на Мару.
— Познакомься, Ларочка, это Мара, — спохватилась Евдокия Ивановна, перехватив взгляд Ларисы.
— Очень приятно, Лариса, — кокетливо улыбнулась она и тут же поспешила добавить: — Какое красивое имя — Мара. Редкое, впрочем, как и твоя красота, девочка. Ты мне понравилась, честное слово. Люблю все экзотическое.
— Взаимно. — Мара восхищенно смотрела на девушку, которая вблизи показалась ей еще красивее. Это был эталон красоты, недосягаемый, которым можно восхищаться бесконечно. Вот бы и ей самой такие гладкие волосы, такую матовую кожу и этот удивительный разрез чуть раскосых глаз. Мара так засмотрелась, что совершенно не заметила ответного интереса, который сама она вызвала у Ларисы.
— Мы бы хотели хорошо позавтракать, — прервав обоюдное разглядывание, сказала Евдокия Ивановна. — Хорошо, плотно, не вычурно. И чтобы нас не разглядывали немногочисленные ранние посетители. Получится?
— Обязательно. Мы просто пойдем к вашему любимому столику. — Лариса улыбнулась.
— Ты угадала мое желание, — призналась Евдокия Ивановна. Она растрогалась и шла за Ларисой, отгоняя от себя нахлынувшие воспоминания. Ей было о чем вспомнить: и хорошего, и дурного, но ничего из своей памяти Евдокия Ивановна выбрасывать не собиралась. Это была ее жизнь.
— Устраивайтесь, я через несколько минут все принесу. — Улыбчивая Лариса помогла Евдокии Ивановне удобно сесть на стул с высокой резной спинкой. Проследила, чтобы и Мара заняла место напротив.
Столик стоял неподалеку от барной стойки, закрытый от нее и большого общего зала полупрозрачной ширмой. Раздвинув ее, Лариса исчезла, оставив после себя легкий аромат цветочных духов. Мара закрыла глаза, пытаясь лучше ощутить пьянящий запах, очень знакомый, волнующий.
— Это Кристиан Диор «Диориссимо», — заметила Евдокия Ивановна. — Любимые духи Лары. Ландыш чувствуешь?
— Ну конечно, ландыши, — подхватила Мара. Она вспомнила, как однажды с подружками нашла в лесу большую поляну этих удивительных цветов. У девчонок дух захватило от такой красоты. Солнечные лучи, словно желтые лучи прожектора, прорывались сквозь высокие густые кроны деревьев, а зеленая поляна была усеяна белыми дрожащими капельками. Тогда они даже не смогли сорвать ни одного ландыша. Это казалось кощунством. Просто бродили между ними, боясь наступить. Наклонялись к самому цветку и вдыхали крепкий, но в то же время нежный, неповторимый запах. Мара знала, что это одно из воспоминаний, которое остается на всю жизнь, одно из немногочисленных светлых воспоминаний ее недолгой жизни.
— А вот и я. — Лариса быстро составляла с подноса на столик горячую картошку с тушеным мясом, салаты, бутерброды, высокие узкие стаканы с ярко-желтым напитком.
Мара старалась сделать так, чтобы на ее лице не было написано, как она голодна. Она спрятала руки под стол, крепко, до боли в суставах сжав кулаки. Она не набросится на все это сказочное изобилие! Она будет осторожно, медленно поглощать его, и пусть эта чертова слюна перестанет выделяться в таких огромных количествах. Мара опустила глаза, делая вид, что разглядывает скатерть, пол, узор на ширме.
