Ника удовлетворенно кивает и вновь отворачивается к плите.
- Может быть, тебе нужна помощь? - предлагаю я, не представляя, что буду делать.
- Нет, я справлюсь, - она отрицательно качает головой и награждает меня благодарным взглядом через плечо: - Но спасибо, что предложил.
Несколько минут я наблюдаю за уверенными действиями Ники, которая отлично чувствует себя между плитой и разделочным столом. Времени зря она не теряет и не суетится. Все выверено и четко - можно подумать, она целые дни проводит за созданием кулинарных шедевров.
- А где у тебя соль? - спрашивает она.
Встаю из-за стола и иду к шкафчику, который находится как раз над плитой. Чтобы открыть его, мне приходится наклонится вперед. Моя грудь почти касается спины Ники, в нос ударяет ее запах, к которому сейчас примешаны ароматы домашней еды. Все это длится не более секунды, но этого оказывается достаточно, чтобы я вновь почувствовал напряжение внизу живота.
- Соль, - говорю коротко, отступая от девушки.
Она молчит, не оборачивается ко мне, только кивает, отчего ее коса вздорно подпрыгивает. Приказываю себе вернуться за стол, но не шевелюсь. Так и стою в двух шагах от Ники, не отрывая взгляда от хрупких позвонков на склоненной шее.
Она тем временем ниже склоняется над сковородкой, набирает неоднородную красную массу на деревянную ложку и дует. Не могу оторваться от нежного профиля и раскрасневшихся от жара плиты щек, как вдруг Ника приоткрывает губы и между ее зубов проскальзывает кончик розового языка.
«Отвернись», - приказываю себе, но все также безрезультатно.
- Ммм, - тянет она, поднимая ложку выше. - Вкусно. Попробуешь?
На этот раз я нахожу в себе силы сказать твердое «нет» и возвращаюсь к столу, но потом решаю удалится из кухни, чтобы не распаляться еще сильнее.
- Я поработаю в гостиной, - мой голос звучит низко. - Позови, если тебе что-нибудь понадобиться.
Ника вновь кивает, но остается стоять ко мне спиной. И хорошо. Потому что, стоило бы ей взглянуть на меня сейчас, для нее перестало бы быть секретом то, как сильно я ее хочу.
13
Ника
Упираюсь руками в столешницу и гипнотизирую взглядом невидимую точку на керамической облицовке кухни, стараясь вернуть утраченное самообладание. Тщетно. Сердце все так же неистово колотится в груди, низ живота пульсирует, щеки пылают, а спина покрыта мелкими бисеринками пота. Нет, не от жара плиты. Всему виной ошеломляющее воздействие Платова, ставшее для меня полной неожиданностью.
Он всегда привлекал меня. Эмоционально. Интеллектуально. Внешне. Но разве до этого момента я хоть раз ощущала сколь бескомпромиссна моя физическая тяга к этому человеку?
Мне двадцать два, и до этого момента я с легкостью отвергала любые сексуальные притязания парней. Их жалкие попытки поцеловать меня, неуклюжие поглаживания, придыхания, вызывающие лишь недоумение, - ничто не пробуждало во мне ответного трепета. А Дима смог превратить меня в дрожащее от желания существо с мягкими коленками и влажным нижним бельем, едва соприкоснувшись грудью с моей спиной над пылающей плитой. Менее романтичный антураж сложно придумать, тогда почему? Как такое вообще возможно?
Хорошо, что он ушел, дав мне возможность в одиночестве переварить случившееся. Иначе мне пришлось бы обернуться, и тогда он наверняка заметил бы возбуждение, крупными буквами написанное у меня на лице. А к такому унижению я не готова. Ведь пока я таяла от ощущения его теплого дыхания на затылке, он оставался невыносимо спокоен. И вряд ли когда-либо еще вспомнит этот кухонный эпизод.
Зачем только я спросила его про соль? Зачем только он решил сам достать ее из шкафчика?
Соберись Ника, ради Бога! Платов ушел.
Переведи дыхание и займись едой. Ты тут для этого стоишь, а не для случайных оргазмов над кастрюлей с борщом.
Подхожу к раковине и открываю кран с холодной водой. Смачиваю руки, прикасаюсь ими к разгоряченной коже шеи и грудной клетки.
Закрываю глаза. Дышу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вдох. Выдох. Вдох. Точно так, как учил меня психоаналитик, к которому я ходила после ареста Самохина.
Даю себе время прийти в себя, потом возвращаюсь к готовке. Борщ я всегда варю по традиционному рецепту мамы – брат его обожает, и обычно я готовлю по его просьбе. Даже не знаю, почему решилась на это сейчас, когда Кирилл далеко. Может быть, потому, что я вдруг почувствовала себя страшно одинокой в комнате, которую мне выделил Дима, и решила занять себя чем-то, что в воспоминаниях тесно связано с домашними семейными вечерами.
К тому же, я неверно истолковала пронзительную тишину в квартире. Думала, что Платов ушел – только поэтому выбралась из своего укрытия. А он не ушел.
- Как там твой борщ, готов? - человек, который со вчерашнего вечера занимает все мои мысли, вновь появляется в дверном проеме кухни.
- Готов, - киваю и смотрю на него, не в силах сдержать улыбку. - Будешь?
- Естественно! - с этими словами он проходит в кухню.
Пока я привожу в порядок рабочую поверхность, Дима вынимает из шкафа глубокие тарелки и ложки, сервируя стол.
- Там свежий хлеб и сметана, - говорю я, указывая на крафтовый пакет.
- Все предусмотрела, - хвалит он добродушно.
Мы обмениваемся улыбками и усаживаемся за стол напротив друг друга. Пододвигаю к себе тарелку, но не ем – слежу, как Дима подносит ко рту первую ложку.
- Ну как? - замираю в ожидании его ответа. Почему-то мне очень хочется, чтобы ему понравилось.
- Вкусно.
- Вкусно? - повторяю скептически.
Дима широко улыбается.
- Ты права, очень вкусно, - соглашается он, разглядывая меня своими таинственными глазами. - Восхитительно.
Удовлетворенная, я принимаюсь за еду.
- Где ты научилась готовить? - спрашивает Дима, отламывая кусок багета.
- Это все уроки мамы. Когда-то она очень любила готовить, и я всегда с нетерпением ждала выходных, свободных от школы, чтобы провести с ней время на кухне.
- Скучаешь? – проницательный взгляд фокусируется на моем лице.
- Я привыкла, - отвечаю кратко, игнорируя болезненный укол в сердце.
- Я разговаривал с Кириллом, - убедившись, что я не собираюсь вдаваться в подробности своей прошлой жизни, Дима вновь возобновляет беседу. - Не стал посвящать его в происходящее, чтобы не волновать перед операцией. Расскажем после.
Я согласно киваю. После этого в разговоре вновь возникает продолжительная пауза.
- Как идут дела в твоей компании? – спрашиваю, просто чтобы сгладить неловкое молчание.
- Хорошо. Почему ты спрашиваешь?
- Ты много работаешь, - рассеянно пожимаю плечами. - Даже в свой выходной.
- Когда у тебя свой бизнес, сложно делить время на работу и отдых, - говорит он непринужденно. - Я по крайней мере этому еще не научился. У меня отличная команда, но я предпочитаю быть в курсе всего, что происходит.
- Понимаю.
- А ты? – он вопросительно поднимает брови. - Что собираешься делать теперь, когда учеба подошла к концу?
- Вряд ли мои планы потрясут твое воображение, - говорю иронично.
- И все же? – настаивает он.
- Благодаря родителям и Кириллу мне не нужно работать ради денег, - говорю просто. - Поэтому я хочу делать только то, что мне нравится.
- А нравится тебе... - он замолкает, предлагая мне продолжить фразу.
- Я хочу снимать документальное кино, - признаюсь после секундного колебания. – Мне нравится показывать реальных людей в реальных ситуациях.
- На какую тему был твой дипломный проект? – теперь в словах Димы сквозит неприкрытое любопытство. – Это ведь тоже был фильм?
Я киваю, вяло помешивая остатки борща на дне тарелки. По пристальному взгляду, которым Платов прожигает меня, понимаю, что мой ответ его не удовлетворил, и он ждет продолжения.
- Жертвы насилия, - говорю сухо.
Он тяжело вздыхает и тянется через стол, чтобы накрыть пальцы моей левой руки, которые безжизненно лежат на столешнице. Его взгляд серьезен, а от ласкового прикосновения по моему телу бежит огонь.
