Фадей махнул рукой с видом человека обречённого и быстро пошагал из горницы в тёмный коридор, на ходу зажигая спичку, и небольшое пламя враз раздвинуло тёмное облако, точно перед ним распахнулся чёрный овчинный тулуп…
Глава шестая
Под самый Новый год снег выпал чистый, глубокий, пушистый. В сером воздухе кружили последние снежинки, как мелко нарезанная фольга; дул пронизывающий холодный ветер. Пахло перегоревшими кизяками, хворостом, каменным углём. Люди, кто на быках, кто на лошадях везли, а кто и на себе несли солому от дальней прошлогодней скирды. И старались уберечь, удержать скотину и живность от падежа. К подворью Потапа Бедкина почти каждый день тянулись люди, чтобы купить кусок говядины. Его жена, Пульхерия, сухощавая, по-вологодски окающая, с мелким ещё нестарым лицом, всякий раз, как Потап шёл с кем-то из покупателей к сараю, истошно кричала из коридора:
– Ирод ты, проклятый, своих детей хочешь уморить! И сколько ж можно! А вам не стыдно, люди, хотя бы деньгу несли. А то зельём его ублажаете!
– Умолкни, Пулька, и нашим тут всем хватит! Ты видишь, какая стоит погода, мясо испортится, хоть я и засолил, сколько надо, а то и это может пропасть, – махал он яростно рукой. Потап был тоже подстать жене – поджарый, с ввалившимися щеками, рано постаревший с тёмно-русыми волосами с сильной проседью особенно на висках.
– Терешина Мария тоже корову извела. А чего-то к ней не идут…
– Дура ты, у Машки ящурная, люди боятся! – отвечал низким охрипшим голосом Потап.
– Хорошо… а Зябликова Катька с Федькой расстались с коровой, да мясо не раздавали как ты. А у них и малых деток-то нет! А у нас – трое! Ирод ты, проклятый.
В трудный год корова Зябликовых так же, как и у некоторых хозяев, оказалась яловой. Хотя была ещё нестарая. Ласточка к тому году хозяевам восемь телят принесла. А завели её ещё перед самой войной. И вот пришлось пустить на мясо, для чего Фёдор Савельевич пригласил Мартына Кораблёва и его сына Кондрата. Сам хозяин, не любивший кровопускание, отстранился, зато средний сын Борис, которому уже шёл двадцать первый год вызвался в подсобники, на что ни мать, ни отец не стали возражать. Мужчина должен выполнять и такую работу. Екатерина украдкой плакала, жалко было Ласточку. И она думала, настанет ли когда такое время, чтобы коров-кормилиц резать было тяжким грехом. Ещё девушкой Екатерина наслышалась предсмертного блеяния овец, которых резал брат Егор, и всякий раз от убийства животных ей становилось не по себе. Но истребление парнокопытных, к сожалению, не запрещала Библия, и вовсе не считала это преступлением, так как Бог создал разную живность для человека. И всё-таки ей всё рано было жалко домашних животных, диких зверей и птиц, ведь они тоже имели право на жизнь. А Бог, выходит, это право отнимал, что было трудно постичь сердобольному человеку. Но те, которые истребляли не только домашних животных, считали, дескать, чего тужить, ведь как распорядился Бог, как он установил такой порядок, значит, так тому и быть. И потому им трудно было постичь, что люди истребляли всё живое ради одного того, чтобы самим выжить. Этого они натерпелись в голод пятнадцать лет назад и больше года жили тогда буквально впроголодь. Тогда всех кур, петухов извели, корову продали, чтобы в три дорога в городе покупать хлеб, муку.
Неужели вот и сейчас опять повторяется то же самое, а ведь колхоз сдал государству всё зерно, а себе оставил только на семена. И сторожили его Василий Треухов да Прон Овечкин; из-за последнего Гаврила Корсаков попросил Фёдора Зябликова наняться пасти частных коров в паре с Андреем Перцевым, который тоже на войне потерял руку по локоть…
И вот поговаривали, будто семенное зерно потихоньку убывает, точно его кто-то просеивает сквозь решето. Молодой бригадир Назар Костылёв не стал жаловаться председателю на сторожей, его же тогда обвинит, дескать, плохо контролирует, попустил, вот все и тянут. Однако до Корсакова слух всё рано просочился, и тогда Гаврила Харлампиевич, сохраняя спокойствие, велел обоим сторожам идти дежурить на коровник и свинарник. А на ток отправил на пересменку Зябликова и Перцева.
Между прочим, Корсаков ценил Фёдора Савельевича за безупречную честность, да и Андрей Николаевич был спокойный, прямодушный. К тому же между собой они превосходно ладили. Однако Назар Макарович как-то подсказал председателю, что те, как Прон и Василий уж очень сговорчивые, потому и ладят. Если что, один другого обязательно покроет и оправдает. Потому их следует распаровать.
– Ох, Назар Макарович, и молод ты, а всё хочешь своим аршином мерить, – сказал Корсаков. В своё время он поставил парня бригадиром исключительно из уважения к его отцу. – Я, конечно, ценю тебя за находчивость, но пусть они пока работают, как я их расставил.
– Так Овечкин первый зерно утянет. У него на физиономии написано, что он очень хитрый, изворотливый… Его надо поставить с Зябликовым…
– А кто не хитрый? Возле тебя, я смотрю, ошиваются и Панкрат Полосухин, и его братец Давыд, и Кондрат Кораблёв, и девки тоже крутятся. Я же тебе ничего не говорю. Смотри, чтобы Мотя не обижалась…
– Я на них не обращаю внимания. Работу просят полегче, на птичник все хотят. Я же не отстраню свою ради них?..
– Надо бы на бухгалтера послать способную к счёту деву. Подумай, кого бы ты предложил? Может, свою? Она у тебя умница. Алёшка Жернов хоть и справляется, но ещё нужен на ток один счетовод…
– Нет, Гаврила Харлапиевич, Мотя пусть остаётся при своём деле. А то вон, поговаривают, что скоро наш колхоз мишкинским отдадут, что на это скажете?
– Я ещё не буду об этом говорить открыто. Ежели Прищурин молчит, значит, нечего пустословить. Об укрупнении колхозов разговоры ходили ещё год назад. У нас три бригады, а у мишкинских хутор большой да соседние хутора, по одну сторону Малый Мишкин и по другую – Александровка. У них одних пастбищ в несколько раз больше наших… Но нам-то они зачем, у нас своей земли… А я так думаю: чем больше колхозов, тем трудней ими управлять, поэтому выиграют не колхозники, а начальство. Они делают себе жизнь легче, мать их так. Значит, и председателей станет меньше, а кем мы с тобой станем?
– Вы правы, эх мать твою! – Назар чесал затылок, глаза бессмысленно моргали, словно у него отняли способность мыслить и он позавидовал председателю, что тому пришла такая догадка.
– Но ты смотри, что я тебе сказал, держи за зубами.., – предупредил Корсаков и пошагал своей дорогой. А Назар всё чесал озадачено затылок, к нему дошло: его могут лишить бригадирства… – но дальше он не стал размышлять.
Как бы там народ ни судил, ни рядил, будет ли укрепление колхозов, в районе уже точно знали, что укрепление колхозов не миновать: это необходимая стадия развития села. Укрепление преподносили не как укрупнение, чтобы не будоражить народ, а как обеспечение села интеллигенцией: высокообразованными агрономами, зоотехниками, организаторами сельского производства, врачами, учителями. По этому поводу в Москве даже состоялся Пленум партии «О мерах по ликвидации последствий разрухи народного хозяйства на территориях, которые во время войны попали в зону оккупации». И одним из основных вопросов стояло укрепление колхозов и создание новых совхозов, направленных на резкое увеличение выращивания хлеба, что и связывалось как с укреплением колхозов обученными специалистами, так и с поднятием целинных земель не только в диких степях Оренбургской области, Алтайском крае, Восточной Сибири, за Уралом, но также и в степях Казахстана и на Дальнем Востоке.
Партия велела поднимать, кроме целинных так же и пустующие земли во всех регионах, которые были оккупированы в Великую Отечественную войну. В результате этого тысячи гектаров были брошены из-за нехватки техники и людей, так как почти всё мужское население было призвано на фронт.
Укрепление колхозов, как считали партийные функционеры, должно было увеличить расходы на поставки селу техники, горючего. Эти меры предполагали также ускорить освоение брошенных за годы войны земель и тех диких угодий, которые из-за нехватки тракторов, плугов, борон, культиваторов, сеялок не могли быть обработаны и засеяны.
Ещё в 1947 году из областного центра во все районы области пришло постановление, чтобы с такого-то числа и года осуществить в короткий срок это самое пресловутое укрепление колхозов, которое, забегая наперёд, можно уверенно сказать, ненамного повысило и урожайность. Разве что, улучшилась обработка почвы, и увеличились пахотные угодья. А значит, и обеспечило хлебосдачу, так как произошло всего лишь соединение земель. Впрочем, на первых порах соседние колхозы, слившись в одно хозяйство (а то и три в один), только условно усилили свой технический и людской потенциал. А на самом деле результат остался тот же. В те времена о классе единоличника уже редко поминали, так как селяне по всей стране давно стали единым классом колхозников. И потом вдруг было объявлено – разукрупнить колхозы.
