Коротенькая соната закончилась.
Я сняла руки с клавиатуры и положила их на колени.
Мне снова стало страшно.
─ Ничего себе! – слабым голосом сказала Элла.
Генриэтта захлопала в ладоши и подпрыгнула на месте.
─ Вот здорово! – закричала она. – Ты играешь даже лучше, чем моя училка!
─ Рита! – строго одернула ее Элла. – Сто раз тебе говорила: обращайся к Анне на «вы»!
─ Но она же молодая…
─ Не важно!
─ Это правда неважно, ─ оборвала я воспитательный монолог приятельницы. – Пускай обращается, как хочет. Ты мне другое скажи: откуда я так умею?
Я и в растерянности указала на клавиатуру.
Элла встала с кресла и подошла ко мне.
─ А еще что-нибудь можешь сыграть? – спросила она с невольным уважением.
Я посмотрела на рояль.
─ Могу.
─ Давай, ─ поощрила меня Генриэтта.
Элла бросила на дочь грозный взгляд, но промолчала.
Я положила руки на клавиатуру. В тишине комнаты упали и плавно закружили звуки вальса Шопена.
─ Да, это вальс Шопена. Ля-минор. Опус не помню. Господи, откуда я это знаю?
─ Еще! – потребовала Элла, когда я закончила играть. Ее щеки раскраснелись.
─ А что сыграть?
─ Что помнишь!
Я провела рукой по лбу.
─ Господи! Да я столько помню! Хочешь, сыграю «Скитальца» Шуберта?
─ Хочу!
─ Нет, он длинный, ─ отказалась я. – И «Карнавал» длинный.
─ Шуберта? – спросила Генриэтта любознательно.
Я щелкнула ее по носу.
─ Шумана!
─ А-а-а…
─ «Симфонические этюды» тоже длинные…
Я снова положила руки на клавиатуру, и рояль откликнулся шикарным разложенным арпеджио, в которое была мастерски вплетена выразительная тема.
─ Мендельсон, ─ объяснила я, оборвав тему на середине. – Концерт для фортепиано с оркестром. – Элла! Откуда я все это знаю?!
Приятельница минуту смотрела на меня сияющими глазами.
─ Аня! Ты пианистка! – объявила она торжественно.
─ Ты думаешь? – спросила я беспомощно.
Элла коротко фыркнула.
─ Я не думаю! Я уверена! Смотри, что ты играешь: «Симфонические этюды», «Скитальца», «Карнавал»… Такие вещи в музыкальной школе не проходят, знаешь ли! Это, милая моя, высший технический пилотаж! Либо Гнесинское училище, либо консерватория!
Я опустила крышку и оперлась на нее локтями. Обхватила пылающие щеки ладонями и порылась в недрах памяти.
─ Гнесинка… консерватория…
─ Ничего? – спросила Элла, с надеждой наблюдавшая за мной.
Я только вздохнула.
─ Ну, ничего, ничего, ─ заторопилась Элла, обнимая меня за плечи. – Не напрягайся, не надо… Потом все вспомнишь. Видишь, уже получается!
Я открыла крышку и взяла несколько широких развернутых аккордов.
Да, нужно признаться, что за инструментом я чувствовала себя уверенно.
Я дождалась, пока звуки растворятся в воздухе, сняла руки с клавиш и посмотрела на Эллу. Она сияла.
─ Я знала, ─ начала она, волнуясь. – Я с самого начала знала, что ты человек нашего круга. Видишь, как я все угадала? Господи, как же я рада!
Я посмотрела на ее раскрасневшееся от удовольствия лицо. Подозреваю, что и мои щеки были не менее яркими.
─ Я тоже рада, ─ ответила я, но более спокойным голосом. – Знаешь чему?
─ Чему? – жадно спросила Элла.
─ Тому, что не буду бездарной нахлебницей! – припечатала я. – Хочешь ты или не хочешь, я буду заниматься с Ритой музыкой. А если ты против…
─ Господи! – перебила меня Элла, прижав руки к груди. – Да я не против! Я… я… я просто счастлива, что все так хорошо получилось!
Она помолчала и бесхитростно добавила:
─ Прямо как в кино…
Я обернулась к Генриэтте и спросила:
─ А ты как? Не возражаешь?
─ А ты строгая училка? – тут же задала Генриэтта первый практичный вопрос за прошедший час.
─ Думаешь, я помню? – уныло ответила я.
И девочки расхохотались.
* * *
─ Вы, оказывается, прекрасная пианистка?
Максим задал мне вопрос, благодушно улыбаясь. Я чувствовала, что этот открывшийся факт моего прошлого подействовал на него самым благоприятным образом.
─ Что и говорить, интеллигентная профессия.
─ Ну, не знаю, насколько прекрасная, но играть умею.
─ Отлично, отлично, ─ пробормотал он, блуждая глазами по потолку. Остановился и воскликнул:
─ Послушайте, Аня, а это мысль! Что если поднять архивы музыкальных училищ? Там же должны храниться фотографии выпускников! Вдруг и вас обнаружим!
─ Вы представляете, сколько фотографий придется пересмотреть? – спросила я. – Лет за десять!
─ Ну, тогда можно развезти ваши фотографии по музыкальным училищам, ─ изменил план Максим. – Говорят, что педагоги помнят всех своих учеников…
─ Да, кончено, ─ согласилась я. – Но давайте сначала покажем фото по телевизору. Так охват аудитории будет больше. А если никто не откликнется, можно будет проехаться по музыкальным училищам.
─ Ну, хорошо, ─ сказал Колобок. – Наверное, вы правы.
Он посмотрел мне прямо в глаза, что делал редко, и еще раз дружелюбно улыбнулся.
─ Я рад, что появилась какая-то определенность. За вас рад. Наверное, это действительно трудно: жить, не зная своего имени.
Я только вздохнула.
Колобок легко притронулся к моему плечу ободряющим жестом и сказал:
─ Есть еще один человек, который горит желанием вам помочь.
─ Правда? – удивилась я. – Кто?
─ Вика Грачева. Она живет в соседнем доме. Правда, Вика помогает людям не совсем бескорыстно.
─ А-а-а, ─ догадалась я. – Издательница! Ей хочется написать о моей драматичной судьбе…
─ Ну, что-то вроде того, ─ не стал спорить Колобок. – Вы не против? У нее хорошие тиражи!
─ Я подумаю, ─ пообещала я корректно. Вику я еще не видела, поэтому не могла заранее сказать, какие эмоции она у меня вызовет.
─ Думайте, ─ согласился Колобок.
─ О чем? – спросил голос за нашими спинами.
Мы одновременно обернулись. В комнату бесшумно вошла Элла.
─ Видишь ли, милая, ─ пустился в объяснения Колобок, ─ Вика предложила напечатать у себя в журнале статью о… о нашей гостье. С фотографией, разумеется. Вдруг что-то из этого выйдет?
Элла пожала плечами.
─ Аня, не советую, ─ сказала она, поворачиваясь ко мне. – Благотворительностью наша Вика не занимается. После ее добрых дел обычно остаешься не только без последней рубашки, но и без скальпа.
─ Ну, зачем ты так, ─ мягко попенял муж.
Элла досадливо махнула на него рукой.
─ Молчи, ради бога! Ты, как все мужики, видишь одну парадную вывеску!
─ А у Вики вывеска… парадная? – осторожно поинтересовалась я.
Элла поджала губы.
─ Для ее возраста сойдет.
─ Вика – красивая женщина, ─ спокойно поправил Максим.
Я быстро посмотрела на него. Честно говоря, этот вопрос о внешности Вики был провокационным. Мне очень хотелось узнать, не связывают ли Колобка с соседкой… как бы сказать… неформальные узы. Но, увидев абсолютно спокойное выражение его лица, я от этого подозрения отказалась. Ни один мужик не признает при жене достоинства любовницы с таким простодушием.
Чист, как стеклышко.
Поймите правильно. Я хотела разобраться в хитросплетениях здешних соседских отношений вовсе не из праздного любопытства. Я хотела узнать подробности для того, чтобы не вляпаться в неловкую ситуацию. У меня и так нет никакой твердой опоры под ногами, не хватало еще ненароком испортить отношения с людьми, от которых я нахожусь в зависимости.
Неприятное положение, скажу я вам. Очень неприятное.
─ Ничего в ней особенного нет, ─ не согласилась Элла с мужем. – Старая калоша.
И по этой ревнивой женской фразе я поняла, что Вика еще очень даже ничего.
─ Не слушай его, Аня, ─ продолжала Элла. – У Макса всегда был отвратительный вкус.
Колобок подошел к жене и взял ее за руку.
─ С одним исключением, ─ сказал он мягко и поцеловал ее запястье.
─ Не подлизывайся! – отрезала Элла и выдернула руку.
Их отношения мне уже были, в принципе, ясны. Ведущая и ведомый. Причем Колобок избрал для себя вторую роль вовсе не от отсутствия характера. Он ушел в тень добровольно. Поступился собственным мужским самолюбием и мужскими амбициями просто для того, чтобы дать самоутвердиться жене.
Правильно ли это?
Сомневаюсь.
─ Впрочем, пускай Аня судит сама, ─ сказал Колобок после неловкой минутной паузы. – Вика обещала сегодня зайти.
Элла немедленно ощетинилась:
─ Зачем это?
─ Милая, ты забываешь, что мы с ней деловые партнеры, ─ спокойно напомнил муж. Повернулся ко мне и объяснил:
─ Вика вложилась в раскрутку моего последнего сериала. Вложилась не деньгами, а продукцией. Она печатает интервью с главными героями фильма, дает нашу рекламу, подогревает зрительский интерес, и вообще… помогает…
