Глава 5
В среду утром я позвонил Чарлзу Дэмбли, бывшему владельцу Краткого. Мне ответил свежий девичий голосок, звонкий и беззаботный.
— Господи, вы говорите — Тайрон? Джеймс Тайрон? Да, мы читаем вашу ужасную газету! По крайней мере, мы ее получаем. По крайней мере, наш садовник получает, поэтому я часто читаю ее. Конечно, пожалуйста, приезжайте и поговорите с папой, он будет ужасно рад!
Папа рад не был. Он встречал меня на крыльце, небольшого роста мужчина лет под шестьдесят, седоусый, с тяжелыми мешками под глазами.
Его отличала каменно-любезная манера обращения к собеседнику.
— Очень сожалею, мистер Тайрон, но ваше путешествие оказалось напрасным. Моей дочери Аманде всего пятнадцать, и она склонна к необдуманным высказываниям...
— Она, наверное, передала вам, что я звонил. Вас не было дома и...
— Надеюсь, вы извините ее. Мне совершенно нечего сказать вам. Абсолютно нечего. Всего доброго, мистер Тайрон.
Веко у него подергивалось, а на лбу выступили капельки пота. Я медленно обвел взглядом фасад дома (подлинный георгианский стиль, не слишком громоздкий, тщательная, не бьющая в глаза отделка) и посмотрел прямо в глаза Дэмбли.
— Кому они угрожали? — спросил я. — Аманде? — Он моргнул и приоткрыл рот. Человек, имеющий пятнадцатилетнюю дочь, легко уязвим.
Он хотел что-то сказать, но из горла вырвалось лишь нечленораздельное кряканье. С трудом откашлявшись, он наконец выдавил:
— Не знаю, о чем вы говорите.
— Каким образом они это организовали? По телефону? Или письмом? Может, вы беседовали с ними лично?
По его лицу было видно, что я попал в точку, однако он молчал.
— Мистер Дэмбли, — сказал я, — ведь можно написать статью, как в последнюю минуту без всяких на то оснований вы сняли фаворита, и упомянуть там ваше имя и имя Аманды. Но я могу не называть никаких имен.
— Не называйте, — умоляюще проговорил он. — Не называйте.
— Хорошо, — согласился я. — Но только в том случае, если вы расскажете, чем они угрожали и в какой форме.
Его рот искривился от ужаса и отвращения. Да, этот человек испытал, что такое шантаж, испытал в полной мере.
— Но как можно довериться вам?
— Мне можно.
— А если я не скажу, вы назовете в статье мое имя, и они все равно подумают, что я проговорился... — Он запнулся.
— Совершенно верно, — мягко отозвался я.
— Я презираю вас.
— Не стоит. Просто я хочу помешать им вытворять и впредь такие штучки.
Пауза. Наконец он проговорил:
— Они пригрозили, что изнасилуют Аманду. Сказали, что я не смогу караулить ее все двадцать четыре часа в сутки до конца ее жизни. Единственное, что от меня требовалось, это позвонить Уэзербису и снять Краткого со скачек, тогда она будет в безопасности. Что такое один телефонный звонок по сравнению... по сравнению с благополучием моей дочери?.. И я позвонил. Конечно же, позвонил. Иначе было нельзя. Какое значение имело участие лошади в скачках по сравнению с безопасностью моей Аманды?
Действительно, какое...
— Вы сообщили в полицию?
Он отрицательно покачал головой:
— Они сказали...
Я кивнул. Они знают, что говорить в таких случаях.
— После этого я распродал всех лошадей: не было больше смысла держать их. Ведь в любой момент это могло повториться.
— Да.
Он вздохнул.
— Это все?
— Вы говорили с ними по телефону или лично?
— Не с ними, а с одним. Он приезжал сюда на автомобиле с шофером. В «Роллс-Ройсе». Показался мне образованным человеком. Говорил с акцентом. Скандинавским или голландским — точно не знаю. Может быть, даже с греческим. Вполне воспитанный человек, если не вникать в смысл его слов.
— Как выглядел?
— Высокий... примерно вашего роста. Только значительно плотнее. Массивней, больше мускулов. И лицо не как у какого-нибудь там жулика. Я не мог поверить своим ушам: подобные речи не соответствовали его внешнему виду.
— Однако он убедил вас, — заметил я.
— Да. — Он пожал плечами. — Он стоял и слушал, как я звоню Уэзербису. А потом сказал: «Уверен, что вы приняли мудрое решение, мистер Дэмбли». Потом вышел из дома, и шофер его увез.
— И с тех пор вы ничего о нем не слышали?
— Ничего. А вы сдержите свое слово? Он сдержал...
Мой рот искривился в гримасе.
— Сдержу.
Он долго смотрел на меня.
— Если из-за вас Аманде причинят хоть какую-нибудь неприятность, будьте уверены, вы дорого заплатите за это... Дорого заплатите. — Он замолчал.
— Если случится, заплачу. — Пустые слова. Нанесенный ущерб исправить нельзя, и никакая плата тут не поможет. Надо быть предельно осторожным.
— Вот так, — сказал он, — вот таким образом.
Он повернулся на каблуках, вошел в дом, и дверь между нами захлопнулась решительно и бесповоротно.
* * *
На обратном пути я заехал в Хэмпстед поговорить с Колли Гиббонсом, одним из администраторов Хитбери-парк. Визит оказался не ко времени: его жена только что сбежала с каким-то американским полковником.
— Чертова кукла! Оставила мне вот эту кретинскую записку! — Он сунул мне в нос какую-то бумажку. — Прислонила к часам, как в каком-то дурацком кино!
— Простите, я, видно, не вовремя...
— Входите, входите. Выпьем по рюмочке.
— Мне еще до дома добираться.
— Возьмете такси. Тай, ну будьте другом! Давайте!
Я взглянул на часы: половина пятого. До дома ехать минут тридцать, если учесть плотность движения на дорогах в часы пик. Я переступил порог и по выражению его лица понял, как невыносимо было для него одиночество в этот вечер.
На столе стояла бутылка, рядом — до половины полный стакан, и он уже наливал мне виски.
— Чертов полковник! — с горечью произнес он. — Да к тому же еще в отставке!
Я рассмеялся. Он с недоумением посмотрел на меня и наконец тоже выдавил кривую усмешку.
— Да, наверное, это смешно, — сказал он. — Странно, но мы с ним очень похожи. Внешность, возраст, характер — все. Он даже нравится мне.
— Она скорее всего вернется, — предположил я.
— Почему вы так думаете?
— Если уж ее выбор пал на точную вашу копию, значит, вы ей не слишком противны.
— А я не уверен, что пущу ее обратно, — агрессивно проворчал он. — Удрать с этим чертовым полковником, еще и янки к тому же!
Гордыня его была уязвлена сильнее, чем сердце, что, впрочем, не умаляло страданий. Он плеснул в стакан неразбавленного виски и спросил, по какому, собственно, поводу я приехал. Я рассказал о статье для «Тэлли». Он, видимо, был рад переключиться на любую другую тему и разоткровенничался сверх всякой меры. Впервые я по достоинству оценил широту его взглядов, хватку, прекрасную память. Немного погодя я спросил:
— А что вы знаете о заявленных фаворитах, которых снимали со скачек?
Он метнул в мою сторону взгляд, который, не выпей он последние три рюмки, можно было бы назвать пронизывающим.
— А это что, тоже для «Тэлли»?
— Нет, — сознался я.
— Так я и думал. Такие вопросы скорее по части «Блейз».
— Я вас не выдам.
— Знаю.
Он пил и пил, желанного забвения не наступало.
— Наденьте на глаза шоры и скачите в другом направлении.
— А вы почитайте, что я напечатаю в воскресном номере.
— Тай! — резко произнес он. — Держитесь-ка лучше подальше!
— Почему?
— Оставьте это властям.
— А что они собираются предпринять? Что им известно?
— Вы, надеюсь, понимаете, что я не вправе откровенничать с вами, — запротестовал он. — Рассказать журналисту из «Блейз»! Да я потеряю работу!
— Малхоллэнд пошел в тюрьму, но не выдал своих информаторов.
— Не все журналисты похожи на Малхоллэнда!
— Но они умеют молчать, если надо.
— А вы, — с серьезным видом спросил он, — готовы сесть в тюрьму?
— Такой ситуации не предвидится. Если мои информаторы захотят остаться в тени, так они и останутся. Но у кого же, как не у них, я смогу получить хоть какие-нибудь сведения?
Он задумался.
— Что-то все-таки происходит, это ясно. Какая-то закулисная возня, — вымолвил он наконец.
— Знаю, — сказал я. — А что думают власти по этому поводу?
— Нет никаких доказательств... На первый взгляд просто ряд совпадений, ни одной конкретной зацепки.
— Вроде статей Берта Чехова?
Он вздрогнул:
— Ну, раз уж так, ладно. Да, я слышал из достоверного источника, что Берта собирались вызвать и допросить. Но тут он выпал из окна...
— Расскажите мне о тех лошадях, — попросил я.
Он мрачно глядел на записку жены, которую все еще сжимал в руке. Потом глубоко вздохнул и сгорбился. Все предохранительные барьеры рухнули разом.
— Была такая французская лошадка Поликсен, фаворит в дерби, помните? Всю прошлую зиму и весну о нем поступал поток информации из Франции... О том, что он прекрасно развит, что никто не может соревноваться с ним в галопе, что по сравнению с ним все трехлетки выглядят хромоногими сосунками. Помните? Недели не проходило, чтобы что-нибудь не написали о Поликсене.
