королях, они названы
«Царь Давид»,
«Царь Соломон», что мы /
f. 5/ переводим как «Король Давид», «Король Соломон» и т. д. И они считают имя
«Царь» наиболее древним, и, по их словам, этим именем Богу некогда было угодно удостоить Давида, Соломона и других, правивших домом Иуды и Израиля, и что эти слова
«Цисарь» и «кроль» суть всего лишь человеческое измышление, каковое имя некто стяжал себе воинскими подвигами. Поэтому, после того, как русский царь Федор Иоаннович снял предпринятую им осаду Нарвы, и с обеих сторон депутаты и послы собрались, чтобы заключить мир между Россией и Швецией, они более двух дней спорили о титуле — Федор хотел иметь титул Императора, а Шведы не желали признавать его за ним. Русские ссылались на то, что слово
Царь еще важнее, чем император и в итоге пришли к соглашению, что его всегда будут именовать Царем и Великим герцогом Московии[126], причем каждая из сторон считала, что обманула другую этим словом
Царь. Польский король так же величает его письменно. Римский император[127] титулует его Императором, как делала покойная королева Английская[128], и подобным образом поступает король Великобритании[129]; король Дании[130], Великий герцог Тосканский[131], король Персии[132] и все азиатские короли именуют его всеми титулами, которые он принимает. Что касается Турецкого султана[133], то, поскольку при мне между ними не было ни переписки, ни послов, я не знаю, как тот его титулует.
Этот Иоанн Васильевич, вопреки их религии, не разрешающей жениться /f. 5 v./ свыше трех раз, имел семь жен, от которых у него было три сына[134]. Ходит слух, что он убил старшего[135] своей собственной рукой, но было, как я считаю, иначе, так как, хотя он и ударил его концом жезла, подкованного четырехгранным стальным острием, каковой жезл в форме епископского посоха никто, кроме императора, не смеет носить, этот жезл великие герцоги некогда получали в знак вассальной зависимости[136] от Татар, именуемых Крым, и тот получил какое-то ранение, но умер не от этого, а некоторое время спустя, во время паломничества[137].
Вторым сыном был Федор Иванович[138], наследовавший отцу. Третий, а именно — Димитрий Иоаннович был от последней жены[139], принадлежавшей к дому Нагих[140]. Указанный Иоанн Васильевич, прозванный Тираном, не будучи уверен в верности своих подданных, испытывал их разными способами, но главным был тот, когда он возвел вместо себя на императорский трон Царя Симеона[141], о котором было сказано выше, короновал его, передал ему все императорские титулы, а для себя велел возвести дворец напротив замка, велев называть себя Великий Князь Московский. Симеон правил целых два года, ведя как дела внутри страны, так и посольские и иные внешние дела, разумеется, испрашивая у него сперва совета, который значил столько же, что и категорический приказ[142]. По истечении двух лет [Иоанн] лишил его Императорской власти, даровав ему большие имения[143]. После смерти своего старшего сына, своего второго сына, а именно — Федора, он женил на дочери[144] Бориса Федоровича, который был дворянином достаточно знатного рода, называемого Дворяне Московские[145], и /f. 6/ мало-помалу приобрел милость императора Иоанна, скончавшегося в марте 1584 года. После его кончины власть в Империи унаследовал указанный Федор, государь весьма простоватый, часто забавлявшийся звоня в колокола или проводя большую часть времени в церкви. Борис Федорович, в ту пору достаточно любимый народом и находящийся в большой милости у указанного Федора, вмешивался в государственные дела и, будучи весьма ловок и сметлив, умел потрафить каждому. Посему, когда стал раздаваться ропот, чтобы низложить Федора по причине его простоты, протектором страны в итоге был избран Борис, который, как считают, с тех пор начал мечтать о короне, видя, что у Федора нет детей, кроме дочери, умершей в возрасте трех лет[146], и с этой целью стал благодеяниями привлекать народ. Он повелел укрепить вышеназванный город Смоленск[147]. Он распорядился обнести Москву каменной стеной вместо прежней, деревянной[148]; он построил несколько замков между Казанью и Астраханью, равно как и на границах Татарии[149]. Заручившись, таким образом, поддержкой народа и даже дворянства, за исключением самых могущественных и дальновидных, он под любым предлогом отправлял в ссылку тех, кого считал наибольшими своими противниками. Затем, наконец, отправил Императрицу, жену указанного покойного Иоанна Васильевича, с ее сыном Димитрием Иоанновичем в Углич, город, удаленный от Москвы на 180 верст[150]. Как полагают, мать и некоторые другие вельможи, предвидя цель указанного Бориса, и сознавая /f.6 v./ опасность, которой мог подвергнуться ребенок, поскольку уже знали о том, что многие вельможи, отправленные в ссылку, были в дороге отравлены, сумели подменить его и подставить на его место другого. После он безвинно предал смерти еще многих вельмож. И поскольку он не опасался более никого, кроме этого принца, чтобы обезопасить себя полностью, он послал в Углич убить вышеназванного принца, который был подменен. Что и было исполнено сыном того, кого он отправил матери в качестве секретаря. Принцу было лет семь-восемь; тот, кто нанес удар, был убит на месте, а подмененный принц был похоронен весьма скромно. Достигнув Москвы, новости породили многие толки, о них шептали и судили по-разному. Будучи извещен обо всем этом, Борис велел поджечь ночью самые богатые лавки, купеческие дома, а также дома в разных местах, чтобы наделать им хлопот вплоть до того времени, как ропот немного стихнет и умы успокоятся. Он лично присутствовал там и распоряжался тушением огня, чтобы создалось впечатление, что его очень занимает нанесенный ущерб. Затем, собрав всех потерпевших и обратившись к ним с длинной речью, чтобы утешить их и выразить сожаление об их потерях, пообещал выхлопотать у Императора некоторое возмещение убытков для каждого, чтобы они могли отстроить дома, и даже пообещал выстроить им каменные лавки, тогда как прежде /f. 7/ они были сплошь деревянными[151]. Это он и исполнил так хорошо, что каждый остался доволен и почитал счастьем иметь такого хорошего протектора. Наконец, в январе 1598 скончался указанный Федор (некоторые говорят, что тот же Борис был творцом его смерти[152]). Тогда он пуще прежнего начал домогаться императорской власти, но так скрытно, что никто, кроме самых дальновидных, которые, впрочем, не осмеливались ему противиться, этого не замечал, поскольку он делал вид, что добивается власти для своей
