сестры, вдовы покойного Федора, хотя это и противоречит законам страны, не позволяющим ни одной вдове — я разумею здесь вдов Великих герцогов или Императоров — жить свободно, но обязывают через шесть недель после похорон постричься в монахини[153]. Он даже делал вид, что отказывает тем, кто Советом Императрицы направлялся либо к его дверям, либо в палату Совета (куда в период междуцарствия каждый мог свободно входить)[154]. Так он заставил себя просить принять титул Императора, но возражал им, указывал, что они делают ошибку, столь торопясь в деле, заслуживающем более зрелого рассуждения, и что их сейчас ничто не торопит, ибо они в мире со всеми, и что якобы Империя будет пребывать в том же состоянии, что и при покойном Императоре, когда он сам был ее протектором, вплоть до того времени, когда они по зрелом рассуждении выберут другого. По правде говоря, страна, действительно, при нем не понесла ущерба ни в чем, он приумножил Казну, кроме того, что по его распоряжению было построено много городов, замков и крепостей, /
f.7 v./ он также заключил мир со всеми своими соседями. Посему он хотел созвать Штаты страны[155] надлежащим образом, а именно по восемь-десять человек от каждого города, с тем, чтобы вся страна единодушно решила, кого должно избрать; для этого требовалось время, ибо его желанием (как он говорил) было удовлетворить каждого.
В это время он распустил слух, что сам Татарский [хан] с большим войском идет грабить Россию, как показали приведенные казаками пленные[156]. От этих новостей народ более настоятельно стал просить его принять корону, на что он все время заявлял, что он принимает ее против воли, поскольку есть много выходцев из родов более знатных, чем его, которым по праву должна принадлежать корона. И что и без того он мог бы проявлять свою отеческую любовь к народу, с таким же тщанием в делах общественных, что и прежде. Но поскольку он видит, что народ этого столь желает и что никто другой не хочет вмешиваться, он рад будет взять на себя столь тяжкое бремя, одержав верх над неверными, идущими со стотысячным войском разорять Империю, и приведя к порядку их и прочих соседей. С тех пор его именовали титулами его предшественников. Для того же, чтобы осуществить все вышесказанное, он велел собрать войско в Серпу[хове], городе в 90 верстах от Москвы, расположенном на Оке, на /f. 8/ месте обычной переправы Татар[157], куда он прибыл сам, после того, как его сестра — Императрица удалилась в Девичий Монастырь, что означает Обитель Дев, расположенный в 3-х верстах от Москвы[158]. В июле был проведен смотр войска: по словам как иностранцев, так и присутствовавших там русских, было пятьсот тысяч человек пеших и конных. Я еще называю наименьшее число, ибо Россия никогда не была на таком подъеме, как в то время. И раз это кажется неправдоподобным, я объясню ниже способ, каким им удается выставить так много людей, насколько я его увидел и понял. Но чтобы закончить эту войну, не нашлось другого неприятеля, кроме посла с примерно сотней людей, одетых по их обычаю в овчины, но на очень хороших конях, посланных Татарским [ханом][159] для заключения какого-то соглашения, о чем Борис был хорошо осведомлен заранее. Это соглашение принесло ему большую известность, так как, показав послу все военные силы России, он велел палить всем пушкам, расположенным по обе стороны дороги, шириной около двух верст, причем орудия были достаточно удалены друг от друга, несколько раз проведя указанного посла между этими орудиями, он, наконец, отослал его с богатыми подарками. Распустив после этого армию, указанный Борис Федорович с большим триумфом вступил в Москву. Ходили слухи, что Татары не осмелились идти дальше, прослышав о его прибытии. И был /f. 8 v./ указанный Борис коронован первого сентября 1598 г., в день, который для них — первый день года[160].
Эта страна приняла Христианство около 700 лет назад изначально от епископа Константинопольского. Они придерживаются греческой религии и крестят детей, троекратно погружая их в воду: во имя Отца, Сына и Святого Духа, затем священник вешает им на шею крест, полученный им у крестного отца, чтобы засвидетельствовать крещение, каковой [крест] носят до смерти. Они почитают Троицу, однако отличаются от нас тем, что не признают Святой Дух исходящим равно от Отца и от Сына, но — лишь от одного Отца, покоясь на Сыне. У них много икон, но совсем нет скульптур, кроме Распятия, все остальные — плоские изображения. Они утверждают, что у них есть Дева Мария, писанная рукой самого Луки Евангелиста[161]; их главный патрон — святой Николай; помимо святых, которых они переняли из Греции, они канонизируют многих. Но у них нет ни одной святой, кроме Девы Марии. У них есть Патриарх[162], поставленный при Иоанне Васильевиче патриархом Константинопольским[163]. Если не ошибаюсь, у них пять Архиепископов, много епископов и аббатов[164]. Свершают таинства лишь священники, каковые священники женаты, и если их жены умирают, то они не могут более свершать таинства, и, коли они не женятся снова, они могут стать монахами. Монахи же неженаты, как и Патриарх, Епископы и Аббаты, и потому не могут ни свершать таинств, ни есть мяса, и посему каждый /f. 9/ из них получает причастие от вышеназванных священников[165]. Они причащают под обоими видами всех, не разделяя на клириков и мирян, после тайной исповеди[166], проводимой обычно раз в год. Если священники женятся вторично, то они становятся мирянами. Крещеными они не признают никого, кто не крестился по греческому обряду, однако освобождают католиков от необходимости перекрещиваться[167]. Они точно соблюдают все свои праздники, и даже пятницу, так же как и воскресенье; хотя нет такого большого праздника, в который они бы не разрешали после полудня открывать лавки и делать необходимую работу. Они постятся по средам и пятницам, помимо того у них четыре поста в году, а именно: Великий пост, о котором мы скажем ниже, два других по две недели каждый и четвертый, начинающийся за неделю до дня святого Николая и заканчивающийся на Рождество, каковые они соблюдают сколь возможно строго, не употребляя ни яиц, ни всего, имеющего животное происхождение[168]. У них есть Священное писание на своем языке, которым является Славянский. Они высоко ставят псалмы Давида. У них никогда не
