– Теперь пусть весь мир обыщут, нас они не найдут! – засмеялся один из юношей. – Сам дьявол не найдет! -добавил он через минуту. – Теперь мы избавились…
– Село горит… чего стоит наше избавление? – с горечью пробормотал другой из беглецов, мрачно взглянув вниз, в ущелье.
Старшина Бакур, сопровождаемый десятком всадников, обшаривал села и горы Сюника, чтоб напасть на след Аракэле и его товарищей. Он расспрашивал крестьян, неожиданно врывался по ночам в села, надеясь поймать беглецов врасплох. Но чем больше он искал, чем больше расспрашивал об Аракэле, тем быстрее распространялась весть о случившемся и тем большее смятение охватило села Сюника. Ведь случай с поборами произошел не только в родном селе Аракэла: говоря словами пословицы, «это был верблюд, который должен был опуститься на колени перед домом каждого». По всему Сюнийскому краю неслись вест и о жесточайших поборах, вымогательствах, избиениях и убийствах.
Непооглядная ночная темень окутала дремучий лес, через который ехал Бакур со своими всадниками, поднимаясь по горной тропинке Кони осторожно и медленно пробирались в непроглядном мраке, лишь инстинктом находя дорогу среди бесчисленных обрывов и провалов. Всадники не видели друг друга, каждый только слышал голоса товарищей и цокот копыт. Иногда громом отзывалась пропасть, в которую падали камни, иногда оставался неслышен и самый звук падения.
Наконец, они добрались до горной долины и вышли из лесу; Бакур узнал от одного из своих родичей, что Аракэла видели в этих местах, и надеялся захватить беглецов. Упорство и смекалка горца подсказывали Бакуру, что они где-то близко.
Выйдя на ровною дорогу, кони пошли легкой рысью.
– Огонь! – вдруг воскликнул родич Бакура.
– Где?..
Бакур натянул поводья. Действительно, крохотной искрой мелькнул впереди огонек – и пропал. Пустили коней, но огонек больше не появлялся. Бакур все же продолжал ехать в том направлении, где мелькнул свет.
– Это хлев, а в хлеву – они! – уверенно заявил проводник и обратился к Бакуру:
– Вы стойте здесь, а я пойду проверю…
– Иди.
Родич Бакура осторожно подъехал к какому-то строению, еле различимому в темноте. Бакур оглянулся, решив в случае надобности свернуть вправо, к лесу. Кони фыркали, втягивали ноздрями воздух, грызли удила, а иногда поднимали головы и прядали ушами, очевидно улавливая какие-то звуки. Для них воздух был полон тайных знаков,..
Прошло много времени, пока из темноты выплыл родич Бакура и сообщил:
– Он в хлеву! И другие с ним.
Нужно было ехать или к хлеву, иди обратно в село, чтобы вернуться с более многочисленным oтрядом Бакур решил, что возвращаться нет смысла.
Подъехали к хлеву. Оттуда нес, о дымом. Значит, горит костер поди отдыхают… Бакур решил ворваться немедленно. Оставив двух человек при конях, сам он с остальными осторожно подошел к двери, распахнул ее и быстро вошел Сидевшие там вскочили и потянулись к оружию. Но случилось нечто неожиданное ни одна сторона не прибегла к оружию, все застыли на своих местах.
В хлеву в самом деле находились Аракэл и его товарищи, но там было и довольно много крестьян из других сел. Бакур сообразил, что это тоже беглецы Окинув всех взглядом, он вложил меч в ножны и, хмыкнув, сказал:
– Ну, теперь как понять: я вас поймал или вы меня?
– Понимай так, как сердце скажет, старшина Бакур! – со вздохом ответил один из крестьян – человек в рваной одежде, с взъерошенными волосами.
Не вставая, он с глубоким и печальным спокойствием оглядел Бакура и его спутников и рукой пригласил подойти поближе, присесть. И сделал он это так просто и даже дружелюбно, словно приехали в гости близкие друзья.
Бакур подсел поближе к огню. Его люди уселись около двери, холодно разглядывая находившихся в хлеву; а были это крестьяне различного возраста, доведенные до крайней степени нужды и бедности. Они были спокойны, потому что больше ничто уже не могло им грозить, они все претерпели. Это и было причиной того, что так мирно встретились и беседовали крестьяне-беглецы и поставленный нахараром старшина. Бакур хорошо понимал всю силу, которую придавало им их отчаяние, и решил приспособиться к положению.
Лохматый крестьянин устремил затуманенный взор на Бакура и покачал головой:
– И тебя в горы погнали? Выходит, сборщики должна опустошить все села?
Бакур пристально оглядел его.
– Много у вас взяли?
– Ты спроси: что нам оставили… Не пойму я, чего это они стали рыскать последнее время по селам, точно золки ненасытные.
Бакур задумался.
Крестьяне молча рассматривали его. Поглощенные своими горестями, они даже не задумывались над тем, что среди ник находится представитель власти с десятью вооруженными подручными, которые обязаны задержать и потащить их всех на суд. В их взглядах и поведении читалось полное пренебрежение к этой опасности.
Бакур покачал головой и усмехнулся:
– Гм… Как будто не хватало у меня забот, когда я был старшиной. Еще и суд навязали мне на шею! Какое мне де„и до сбора налогов? Я вмешался, чтобы не взяли того, что причитается марзпану. Ведь закона больше нет. Кто раньше поспел – тот и утащил!
Никто не отозвался на его слова.
– Ни закона, ни справедливости не осталось, – медленна и задумчиво продолжал Бакур, не отводя глаз от огня. – Ни закона, ни справедливости!
– А что давали нам закон и справедливость, когда они были? – с пренебрежением взглянув на него, спросил лохматый. – Не были мы разве пленниками того же перса, да еще и князя? Теперь перс озверел. Чего он добивается, не пойму. Погубить нас хочет, что ли?
– Если так будет идти дальше, наверняка погибнем! Все пропадем!.. – невесело отозвался другой крестьянин, у которого лоб был перевязан грязной тряпкой.
– Разорится земледелец! – убежденно добавил крестьянин, который сидел рядом с ним.
Было очевидно, что Аракэл говорить не хочет. Сидя рядом с Бакуром, он глядел на огонь, глубоко задумавшись, словно но за ним пришли эти вооруженные люди. Никто из беглецов словно и не думал об опасности. Как будто они сидели в доме, где есть покойник, где несчастье уже произошло и нечего больше бояться и нечего задумываться.
– А село-то как, село? – вдруг нарушил тишину Симон.
– Что ж, село? – выходя из задумчивости, ответил Бакур. – Сожгли дом у Аракэла, жену убили. Своих двух убитых взвалили на арбы. А все зерно и все достояние монастыря и села увезли на крестьянских волах да на крестьянских спинах. Потом переправили через Аракс. А от марзпана войско прибылo. Да только затем, чтоб персов охранять…
Аракэл не двинулся, не поднял глаз, даже услышав об убийстве жены; он мрачно молчал, неподвижный, как камень.
– Прислал войско, чтоб персов охранять?! – послышался возмущенный голос одного из беглецов. – Его край разоряют, а он молчит?!
– Перс преданность его испытывает. Вот он и показывает преданность. На нашей шкуре!
– Человек за власть держится, – с горечью отозвался Симон. – Вот тебе и наш марзпан…
– Нас волку в пасть толкает, чтоб волку свою преданность доказать!
Бакур нахмурился. Это было слишком уж большой дерзостью, – нужно было подтянуть узду.
– Признавайте власть марзпана, поддерживайте честь марзпана, – марзпан ведь ваш!
Все на минуту замолкли. Но пожилой крестьянин спокойно возразил:
– Марзпан не наш. У нас никого нет и ничего нет, кроме горя! О нем мы и толкуем. А марзпан марзпаном всегда останется…
Молчание стало напряженным.
– Эх! – встрепенулся Бакур. – Пора!
Он поднялся на ноги. Поднялись и воины. Поколебавшись с минуту, Бакур обратился к Аракэлу:
– Ну, Аракэл…
– Ты меня ждешь? Я не пойду, – отозвался просто и холодно Аракэл, не отводя взгляда от огня.
– Марзпан приказал.
– Уходи, я не пойду! -повторил Аракэл, продолжая спокойно смотреть на огонь.
– Что ж мне делать? – сдерживая злобу, растерянно повернулся Бакур к крестьянам.
– Он не привычен к виселице, старшина Бакур! – отозвался один из беглецов, русоголовый юноша. – Боится, что в петле ему будет неудобно.
Все рассмеялись.
– Что ж, – возмутился Бакур, – я, значит, должен висеть вместо него?
– Ну и что? Ведь ты крестьянский защитник! – вновь подал голос русоголовый.
– Иди, иди! Не повесят! – выкрикнул растрепанный кремнии. – Столько народу по рукам и ногам связали, что на виселицу веревки не осталось!
Бакур задумался, решив было подождать еще немного, – может, выйдет что-нибудь. Но, видя, что Аракэл продолжает безразлично лежать у огня, он впал в отчаяние, понимая, что попытка применить силу вызовет кровопролитие.
– Пойдем! – обратился он к своим, махнув рукой, и вышел из хлева, бормоча: – Да падет ваш грех на ваши головы!
Воины злобно оглядели лежавших на боку, сидевших и стоявших статных юношей, крепких, как дубовые кряжи, и пожилых крестьян. Потом, ворча, последовали за Бакуром.
