волн.
Иисус идет к нам из воды. Встряхивает мокрыми волосами, словно на съемках рекламы шампуня, и с широкой улыбкой поднимает подбородок, приближаясь к нам.
— Вы голодны? — спрашивает он, слегка запыхавшись.
— Умираю с голоду. — Куинн вскакивает на ноги. — Какого черта ты мне вообще дал? Я спала как убитая, а теперь могу съесть целую корову в одиночку.
Парень запрокидывает голову назад, смеясь.
— Что случилось, жительница материка? Не можешь справиться с островной дурью?
Она упирает руки в свои обтянутые бикини бедра, привлекая его взгляд.
— Я могу справиться с этим. После сна и еды.
Парень усмехается, глядя на нее.
— Я поставлю доску, и пойдем, перекусим. — Не дожидаясь ответа, он направляется обратно в дом братства, его шорты для плавания висят очень низко на узких бедрах.
— Ты не можешь сказать «нет», — мурлычет подруга. Затем встряхивает свой сарафан и надевает его через голову.
— И не собиралась. Я голодна. — Я мысленно пересчитываю, сколько денег потратила сегодня, за вычетом аренды машины, и определяю, что у меня есть бюджет на ужин в десять долларов. Будем надеяться, что в ресторане есть детское меню.
Мы встречаем Иисуса на тропинке между домом братства — его домом — и его соседями. Заряженный энергией от серфинга, или, может быть, это первый раз, когда я вижу его трезвым, парень говорит без остановки, используя слова, которые я не понимаю. Куинн задает вопросы, а я иду следом, прокручивая в голове все, что только что увидела. И жалею, что у меня нет денег, чтобы купить более длинный объектив.
— У нас есть тайская кухня, пицца, креветки или тако. — Иисус потирает живот, который теперь обтянут красной футболкой с логотипом черепа и скрещенных костей на левой груди. На самом деле, это не кости скрещены, а доски для серфинга. — Выбирай.
— Это фургоны с едой, — констатирую я очевидное, а потом чувствую себя идиоткой из-за этого.
У меня был один опыт с фуд-траками, и он был не очень удачным. Мне было двенадцать, и мои бабушка с дедушкой взяли меня в Хурон на ярмарку штата Южная Дакота. Я ела жареные во фритюре твинки, начос и индюшачью ногу, которую мне подали из окна фургона. Меня тошнило всю дорогу домой.
— М-м-м… пицца. — Куинн подходит ближе к радужному грузовичку с нарисованным на боку гигантским куском пиццы в форме волны.
Я следую за ними к очереди.
— А поблизости нет ресторана?
Иисус усмехается.
— Ближайший — в Халейве. Здесь еда лучше. — Он прижимается к моему плечу и улыбается. — Доверься мне, хаоле.
Не могу сказать, что полностью ему доверяю, но пицца кажется надежной ставкой. Поэтому я бросаю осторожность на ветер.
— Эй, кретин! — кричит Иисус над моей головой, заставляя меня подпрыгнуть. — Ты должен мне пять баксов!
Я поворачиваюсь и вижу группу из четырех парней с двумя девушками, которые, похоже, соответствуют остальному населению этого района — худые, загорелые и красивые. Девушку со светлыми волосами, я раньше видела занимающейся серфингом с одним из парней.
— Не-а, — отвечает один из парней, смеясь. — Ты не был в трубе15.
— Был. Спроси Лейна. Он видел.
— Братан, — говорит парень, который, как я предполагаю, Лейн. Он обнимает светловолосую девушку. — Даже близко нет.
— Если тебе от этого легче, — кричит девушка, прижавшаяся к Лейну. — Шон тоже не смог.
— Я сделал! — хнычет Шон, которого Иисус называл «кретином».
— Ты видела мой, Энди? — Иисус показывает через плечо на Шона. — Пять баксов, сучка.
Женщина, Энди, поднимает руки вверх.
— Не вмешивайте меня в это.
Лейн, который, как я предполагаю, является ее парнем, целует ее в макушку и что-то бормочет в ее влажные волосы.
С ними еще один парень, но он не так заинтересован в дебатах, как в темноволосой женщине, к которой склонился. Парень держит прядь ее волос между пальцами и нежно поглаживает, когда она смеется над чем-то, что он сказал. Он поднимает взгляд, но только на секунду. Его взгляд снова переходит к женщине, затем быстро возвращается к нам.
Не столько к нам, как я понимаю слишком поздно. Ко мне. Парень прищуривается.
Нервничая от его внимания, я поворачиваюсь вперед и делаю вид, что изучаю меню, напечатанное на боку машины.
Мы заказываем наши кусочки, забираем еду, и я, к счастью, остаюсь ниже своего десятидолларового бюджета. Иисус заказывает целую пиццу, и мы садимся на единственную свободную скамейку для пикника. Я остро чувствую друзей Иисуса и то, что они сидят позади нас, хотя и не знаю почему. Стараюсь не смотреть и не обращать внимания на пульсирующую энергию у меня за спиной. Их голоса разносятся и выделяются на фоне разговоров, происходящих вокруг нас.
— Убирайтесь на хрен отсюда, — слышу я мужской голос.
Я замечаю двух парней, стоящих в очереди в фургон с тако. Они оба носят одинаковые стрижки в военном стиле. Рядом с ними стоит мальчишка. Не совсем ребенок, но еще не подросток. Он одет в шорты, без обуви и без рубашки. У него грязные ноги, и хотя он не выглядит истощенным, но явно просит денег.
— Я сказал «нет», — говорит более крупный из стриженых парней.
Плечи паренька опускаются, и он отступает.
Я жду, что кто-нибудь поможет ребенку, предложит ему немного денег или еды. Вместо этого все вокруг ведут себя так, будто его здесь вообще нет.
— Эй, — говорю я и машу рукой, чтобы привлечь его внимание.
Мальчик кажется удивленным, смотрит налево, чтобы убедиться, что я говорю с ним.
— Да, ты. — Я машу ему рукой.
— Элси, — мягко говорит Иисус. — Не позволяй ему обмануть себя. Он просто ищет бесплатную еду.
— Что? — говорят мальчик, когда добирается до нашего столика.
— Любишь пиццу? — Я протягиваю ему хлипкую бумажную тарелку с куском сырной пиццы, таким большим, что он переваливается через край.
Его глаза расширяются.
— Да.
Я жестом предлагаю ему взять ее.
Он берет, голод сверкает в его глазах.
— Спасибо.
