Я поворачиваюсь обратно к Иисусу и Куинн. Он качает головой, как бы говоря, что не нужно было этого делать. Куинн, кажется, даже не замечает или не беспокоится, но это, вероятно, потому, что она знает меня достаточно хорошо, чтобы не удивляться, что я отдаю свой ужин ребенку.
Я потягиваю свою содовую.
Иисус протягивает мне кусочек своей пиццы. Он набит всеми видами мяса, которые только можно себе представить, и я съеживаюсь, вспоминая индюшачью ножку.
— Я в порядке. — Поднимаю свою содовую, пузырьки наполняют меня достаточно хорошо.
— Уверена? — говорит Иисус. — Можешь пойти и взять еще кусочек.
Я не хочу говорить ему, что у меня есть бюджет на еду и что некоторые вещи, например, итальянская стажировка, важнее еды.
— Здесь всегда так много серферов на закате? — спрашиваю я, меняя тему.
— Иногда больше. — Щеки Иисуса набиты пепперони. Он жует и глотает. — Несколько недель назад это место было забито людьми, приехавшими на «Херли Профи»16.
Я слушаю, наблюдая за тем, как одичавшая курица ковыряет хвост креветки.
— Что случилось со всеми этими курицами этом острове?
Парень проглатывает и делает глоток напитка, прежде чем ответить.
— На больших сахарных плантациях было много кур. Когда промышленность пришла в упадок, они выпустили их на волю. Думаю, они трахаются, как кролики. Они не слишком беспокоят людей.
Курица-мать собирает своих маленьких пушистых малышей под крылья. Так мило.
— Йоу, — мужчина с длинным хвостом, одетый в бандану с рисунком тай-дай, кладет передо мной кусок сырной пиццы. — Это для тебя.
— О, я не заказывала…
— Да. Это за помощь мальчику.
— Какого хрена, Джорди? — говорит Иисус. — Ты никогда не даешь мне бесплатную пиццу.
Парень из фудтрака ухмыляется.
— И никогда не дам. — Он кивает на кусок. — Это не бесплатно. За нее заплатили.
Заплатили? Кто?
Мужчина возвращается к фургону.
— Похоже, у кого-то есть тайный поклонник. — Куинн шевелит бровями.
— Думаешь, это можно есть? — Я осматриваю ломтик, который выглядит еще более свежим, чем мой первый. Мой рот наполняется слюной.
— Городские цыпочки, — выдыхает Иисус, смеясь. — Никто на острове не хочет тебя отравить. Это безопасно.
Голод берет верх, и я, рискуя жизнью, откусываю кусочек. Вкус не похож на цианид.
Набиваю рот вторым кусочком. Деревянная скамейка скрипит рядом со мной, и пятидолларовая купюра падает на место между мной и Иисусом.
Парень, который ранее задушевно беседовал с темноволосой женщиной, садится рядом со мной, оседлав скамейку так, чтобы быть лицом прямо ко мне.
— О, Шон расплатился. — Иисус гордо берет деньги. — Я знал, что он это видел. — Он показывает средний палец, я полагаю, Шону. Я слышу смех откуда-то из-за своей спины.
— Кто твои друзья? — спрашивает парень, его взгляд прыгает между мной и Куинн.
Иисус качает головой, кажется, немного раздраженный, но все равно представляет нас.
— Элси. Куинн. Это Грант.
Грант. Он выглядит как Грант — яркие голубые глаза, широкая улыбка и ровные белые зубы. Его волосы выглядят так, будто от природы они светло-карамельного цвета, но соленая вода и солнце сделали некоторые из длинных прядей белокурыми. Его футболка плотно обтягивает широкие плечи, а загорелые руки покрыты россыпью золотистых волос.
Куинн точно западет на него, если уже не запала.
— Ты Куинн или Элси? — Он поднимает выбеленную солнцем бровь, глядя прямо на меня.
Я вытираю жир от пиццы со рта бумажной салфеткой и стараюсь не ерзать, пока он изучает меня так, как серфингисты изучают волны.
— Элси.
— Ты не местная. — В его голосе слышится улыбка, когда он продолжает смотреть мне в лицо, хотя я полагаю, что его комментарий был адресован нам обоим.
— Мы в отпуске. — Предплечья Куинн сложены на столе, подчеркивая ее обширное декольте. Она сверкает своей фирменной знойной ухмылкой, на которую я еще ни разу не видела, чтобы мужчина не отреагировал. Судя по тому, как Иисус наклоняется ближе к ней, похоже, это работает.
Грант, однако, кажется вежливо незатронутым.
— Отпуск и рабочая поездка, — уточняю я.
— В самом деле? Рабочая поездка? — Грант опирается локтем на стол, пытаясь придвинуться ближе. — Чем занимаешься?
Если посмотрю прямо на него, наши лица окажутся слишком близко. Я отстраняюсь на несколько дюймов, затем поворачиваюсь к нему. Даже на расстоянии я чувствую запах кокосового крема для загара на его коже.
— Фотография. Я работаю над проектом.
Его глаза расширяются.
— Круто. Так вот откуда ты знаешь Джейка?
— Джейка?
Он усмехается и указывает на Иисуса.
— Джейк.
— Подожди, — говорит Куинн, поднимая руку, как будто хочет поставить момент на паузу. — Тебя зовут не Иисус?
— Это прозвище, — говорит Иисус-Джейк. — Все зовут меня Иисус. — Он поднимает подбородок в сторону Гранта. — Кроме этого ублюдка.
Грант, этот ублюдок, хихикает. Звук низкий и теплый. Мне он сразу же нравится. А потом я ненавижу то, что мне это нравится.
— Извини, что сорвал твое прикрытие.
— Люди называют меня Иисусом, с тех пор как я был подростком.
— Почему? — спрашиваю я очевидное.
— Потому что, когда он занимается серфингом, — отвечает Грант, — то как будто ходит по воде.
Я чувствую, как мои губы растягиваются в улыбку.
— Умно. Мне это нравится.
— А как они тебя называют? — спрашивает Куинн, очаровательно наклонив голову. Я не знаю, как ей это удается, но она может включить сексуальность словно щелчком выключателя.
Грант проводит пальцем по верхней губе, пытаясь скрыть улыбку.
Иисус стонет.
— Тебе лучше не знать.
Грант покраснел?
— Дай угадаю, — говорит Куинн, когда брюнетка подходит и садится на бедро Гранта и обхватывает его за шею.
— Ты сказал, что скоро вернешься. — С короткими темными волосами, разделенными посередине и заправленными за уши, без малейшего намека на макияж, с загорелой на солнце кожей, большими темными глазами и пухлыми губы, я подумываю, не модель ли она. Если нет, то должна стать ею.
