— Вы что? — произнес огорошенный Клим. — Да она и не комсомолка, — и густо покраснел. — Бросьте!
— Нет! Это вы, товарищ Зыков, бросьте. Чтобы женился наш член штаба комсомольской стройки, а мы такой случай ушами прохлопали! Будет вам комсомольская свадьба!
Комсомольская свадьба
Наступил день свадьбы.
Голубая «Волга», увитая лентами, двигалась впереди. В «Волге» восседали шафера.
За автомашиной, кося выпуклыми глазами, ступала тройка лошадей. Разноцветные ленты в гривах, ленты на дугах и даже на резиновых колесах.
В коляске совершенно смущенные всем происходящим жених, невеста и их друзья.
Из клуба уже выплескивались звуки духового оркестра, лилась светлая грусть аккордеона, ее захлестывала хмельная удаль баяна. Кружились танцующие.
В столовой суетились официантки: за счет треста столы накрыли на сто двадцать человек. Свадьба была задумана с помпой.
И едва гости заняли свои места, как чей-то нетерпеливый голос горячо потребовал:
— Горько!
Поднялся директор завода железобетонных изделий Дворин, постучал карандашом по бутылке:
— Рано еще! — оказал он так, словно давал своим подчиненным очередное указание. Сказал и смутился. И сел.
Поднялся парторг строительства Иван Иванович Хоров.
— Я названый отец невесты, — взволнованно начал он, — ведь отец ее погиб на фронте. Мать расстреляна гитлеровцами. Дорогая девочка, — голос его стал глухим, — отец не увидел тебя взрослой. Не увидела мать. Но за твое счастье сложили они головы. Я горжусь, что стал твоим названым отцом. — И Хоров поцеловал Эллу.
— А я посаженый отец Клима, — начал Дворин, поднявшись.
И пошел расписывать, какой отличный работник Клим.
Молодые сидели кумачовые от смущения.
— Горько! — грянуло из зала. — Горько!
Но Дворин опять постучал по бутылке.
— Попрошу внимания! Есть вопрос: куда складывать подарки?
— Да, куда? — воскликнул Юра Кудрявцев.
— Кто ответит? — в наступившей тишине спросил Дворин. — Может, товарищ Хоров ответит?
Парторг с подчеркнутой медлительностью достал из кармана маленькую коробочку и передал ее Дворину. Тот, весело усмехнувшись, так, что брови его разлетелись в разные стороны, а глаза озорно вспыхнули, сказал;
— Мала коробочка, а уместится в ней и приданое жениха, и приданое невесты, и подарки друзей, и подарки нашей Всесоюзной комсомольской ударной стройки. И еще доживем мы до того, чтобы все молодожены у нас такую коробочку получали. В этой коробочке ключи от новой вашей квартиры.
Все встали. Оркестр заиграл туш, и Дворин закричал молодо и задорно:
— Горько!
— Как здорово: из клуба, который мы построили сами, пойдем на стадион, который тоже сделан своими руками! — восторженно сказала Люда.
— На стадион! На стадион! — закричали все.
...Они подошли к стадиону, где высился черный конус. Подошли поближе.
В руках Григория вспыхнула зажигалка. Он погасил ее и передал Климу:
— У тебя рука счастливая. Зажигай.
— Что?
— Сперва зажигалку.
Затрепетала красная точка огня, листок пламени разрезал тьму, осветил угол еловой ветви.
— Иллюминация в вашу честь, — сказал Григорий. — Чтобы и ваше счастье было таким светлым и сверкающим. Ну, друг!
Клим поднес листок пламени к зеленой ветке, и елка, пахнущая хвоей и соляркой, стала мгновенно обрастать огненными листьями. Вот уже вся многометровая елка осветила ночь.
— Факелы! Факелы! Факелы! — раздавал Дмитрий палки, к которым были прибиты банки с паклей, смоченной нефтью.
Огни факелов долго колебались в ночи.
Мечты, мечты...
«Прошел месяц со дня свадьбы Эллы и Клима. Я давно не видела Эллы. Сегодня решила сходить посмотреть, как они живут.
Подошла к их дому и подумала: а ведь на этом месте мы не так давно грибы собирали.
Поднялась на четвертый этаж. Остановилась перед дверью. Нажала звонок. Смотрю, на двери вспыхивает стеклянный прямоугольник, и сквозь матовое заалевшее стекло проступает надпись: «Входите!» И дверь сама открывается.
Удивилась, вхожу.
Сама загорается небольшая лампочка в передней. За ней — верхняя большая.
— Раздевайся, заходи, Люда! — слышу из комнаты.
Сняла плащ, повесила на крючок, вхожу. За моей спиной сама гаснет лампочка.
— Добрый вечер! — говорю. — А где Элла?
— Ушла в магазин. Садись, рад тебя видеть.
— Что это у тебя за приспособления?
— Ты же знаешь, я лентяй. Ну вот и сделал все так, чтобы меньше двигаться после работы.
— Ну и что же лентяй придумал еще?
— А вот, Люда, гляди. Это пульт управления: включение люстры и бра над диваном. Сидя у пульта, можно зажечь и свет в передней. Включается и телевизор, и приемник, и будильник.
Клим нарочито небрежно, явно играя, потянулся к тумбочке под приемником:
— Если на диване лежу, а кто-то звонит, могу нажать кнопку, и замок откроется. Можно нажать кнопку с кухни и с кровати в спальне, и входная дверь откроется. Есть и еще одна кнопка, секретная: могу открывать дверь в квартиру без ключа. Не веришь? Ну, пойдем, посмотришь.
Он подошел к двери, открыл ее, вышел и захлопнул. Я осталась в передней. Прислушалась.
— Люда, внимание!
И дверь сама открылась, сама вспыхнула маленькая лампочка.
— Выйдем вдвоем, — говорю.
Клим вышел вслед за мной из квартиры, захлопнул входную дверь.
— Внимание! — несколько картинно предупредил он. Подошел к входной двери, нажал кнопку звонка. Вспыхнула надпись: «Никого нет. Зря не звоните».
— А теперь, — улыбнулся Клим. Сделал шаг, и дверь покорно отворилась.
Мы вошли.
Он рассказал еще, что у него есть отводная телефонная трубка и он ночью может разговаривать, не выходя к телефону в коридор. И еще всякие другие приспособления.
Когда я пришла в себя после этого технического шока, он предложил мне чаю. Эллы все не было. Я поблагодарила Клима и ушла».
Сергей страстно хотел исцеления, и не верил в него, и поэтому сторонился врачей. В Шелехове сооружался целый больничный комплекс: около парка три здания — четырехэтажная поликлиника, инфекционное отделение и стационар. Они светились такой белизной, что, когда Сергей к ним приближался, ему казалось, будто навстречу ему встают три врача.
Сергей раздобыл книжку о китайской дыхательной гимнастике, достал брошюру о йогах и пытался самовнушением и самовоспитанием вылечить свой тяжкий недуг. Врачам он уже несколько лет не показывался.
День отличался ото дня и тем, что на несколько секунд быстрее проходил свои пути-дороги Сергей, и тем, что каждый день подрастали и больничный комплекс, и школы, и промышленная база. И цехи и целые предприятия уже выпускали столярные изделия, железобетонные конструкции. Ремонтировались экскаваторы, бульдозеры, краны. Самосвалы, бортовые машины, машины для перевозки длинномерных строительных конструкций — «МАЗы» — всего четыреста машин принял гараж.
Ревели моторы, машины въезжали сюда так запросто, так привычно, точно все это было здесь еще сто лет назад! И кислородная станция и организации, ведущие монтаж технологического оборудования, электрооборудования, вентиляции, сантехники, отопления... В основном еще в 1959 году большая промышленная база была закончена. Это были работы-бои, разведочные бои перед главной битвой! Потому что главной битвой было сооружение самого завода.
Порою, когда Сергей смотрел на все эти «предмостные укрепления», они казались ему книгами. Томами еще неполного собрания сочинений. Автором была жизнь.
Эти дома, эти цехи — все это эпос, оправленный в камень и в бетон. Сергей стремился прочитать хоть несколько страничек этого эпоса. Каждое предприятие, каждый дом, каждая комната, каждый человек таили в себе так много.
«Иринка! Пришла зима суровая. Как ты там? Как твоя последняя зимняя сессия?
Помнишь, я тебе писал о монтаже электролизного цеха. Работаем по последнему слову техники. Но самое главное: наша гордость — предварительно напряженные фермы. Пролетом в двадцать семь метров! Они перекрывают весь цех. И разработаны по новой технологии, родившейся в Шелехове под руководством Жаркова.
Эти легкие ажурные фермы красивы! Но красота идет об руку с их прочностью и экономичностью: несущая способность крыши с этими фермами та же, а зато металла идет на них в два раза меньше обычного. А ведь в каждом цехе по сто ферм!
В Москве на ВДНХ эта работа отмечена золотой медалью.
Я так мало и только урывками пишу тебе о стройке. Я обо всем просто не успеваю сообщать. Тут каждый день — целая поэма! И где мне, простому смертному, запечатлеть все это!
Большой-большой привет родным.
Обнимаю тебя и нежно целую. Твой Григорий».
Встреча в школе
В актовом зале школы было тесно. Сегодня — особый день: должен был прийти комсорг стройки Юра Кудрявцев и любимец ребят Виктор Витальевич Жарков.
