в движениях, он был богат и знатен.
– От вас пахнет спиртом, – непринуждённо сказала она, прощупывая, насколько легко он способен выйти из себя.
– А от вас – ложью. Но вы, похоже, так же как и я, со своим запахом свыклись.
Злоба мужчины, столь тяжёлая, сдавливающая лёгкие, подобно разреженному воздуху высоко в горах, могла говорила о многом. Медиумов недолюбливало большинство, но не каждый был готов наброситься голыми руками на говорящих с духами.
«Замешано что-то очень личное», – замечание вспыхнуло в сознании Марии и тут же погасло.
В парадную вернулась Ольга Платоновна.
* * *
Звук собственного дыхания Марии неприятно бил по ушам. Возможно, на громкость влияла гробовая тишина, воцарившаяся с той самой секунды, когда она откинула крышку сундучка и запустила в него ладошку. Закрыть глаза на разыгравшееся волнение, осевшее горечью в горле, и толику предвкушения удавалось с трудом. Графиня не знала, что должна искать. Не знала, куда заведут собственные догадки, которые она обязана подкрепить. Не только чтобы помочь и покончить с делом, но и удовлетворить любопытство. Ведь ежели отбросить первичную неохоту, с которой графиня оценивала перспективы обращения семьи Волковой, всё это время Мария не была равнодушна. Она вдруг ощутила себя следователем, для которого не было бы иных забот, кроме как раскрыть преступление.
«Соберись», – будто опомнившись, графиня Ельская наказала мыслям вернуться к насущному.
Болиголов. Самочувствие Веры. Бредовое видение в умывальной. И сплетни.
Последнее появилось после разговора с Анютой и не только связало всё в одну цепочку, но и замкнуло её. Мария недооценила чувствительность, что словно тень ходит за некоторыми молодыми людьми, врывается в их хрупкий мир и утягивает на дно. Илистое и мутное дно.
Графиня выкладывала одну личную вещь Веры за другой. Не удостоились её внимания и чёрная лента, и круглый гребень, и катушка ниток. Но вот Мария добралась до чего-то мягкого. То был платок, белоснежный и слегка мятый. Она хотела отложить в сторону и его, однако отчего-то передумала.
Развернув ткань, графиня вздохнула с облегчением. Происходящее внутри неё было сродни трапезе любимыми яствами после долгого ожидания. С одной стороны, тебя одолевают предвкушение и терзания, поскольку всё это время не находилось возможности откусить хотя бы немного. С другой – когда еда всё же попадает в рот, прежние чувства сменяются разочарованием. Ведь она уже не кажется тебе такой сладкой, как ты себе это представлял. Вот и сейчас: Мария в полушаге от спасения своего доброго имени и вознаграждения, однако опечалена, что для этого пришлось познать жестокость и губительную человеческую решимость.
– Что это? – В глазах Ольги Платоновны читалось непонимание. Она долго всматривалась в вышитые инициалы на платке, вручённом ей медиумом. – Кому они принадлежат?
«В+И = Л».
– Велите кучеру подготовить карету. Я отвезу вас к хозяину второй буквы. – Мария покосилась в сторону мужчин, добавив: – Всех вас.
* * *
Колёса двухместной повозки нещадно громыхали. Графиня чувствовала каждый камешек, а на особо больших кочках подпрыгивала так высоко, что, ежели б не надёжная хватка барона, Мария наверняка могла бы выпасть. Малюсенькая бричка с откидным верхом была не самым удобным транспортом, однако свободной кареты не нашлось: как оказалось, матушка Ольги Платоновны воспользовалась ей для поездки к родственникам. Но поскольку дело не терпело отлагательств, они были вынуждены воспользоваться тем, что имелось.
К счастью или нет, компанию Марии составил Григорий Алексеевич. Пожалуй, меньшее из двух зол. Графиня скосила на него взгляд, обнаружив, что тряска будто вовсе не волновала мужчину. В ровном ритме он постукивал подушечками пальцев по набалдашнику трости, богато усыпанному драгоценными камнями. Этот мужской аксессуар, довольно популярный в последние несколько лет, не так прост, как могло показаться. В одно движение трость легко оборачивалась клинком или другим смертельным оружием. Графиня также слышала и о случаях, когда её делали полой, дабы запрятать внутри какую-нибудь важную вещичку.
– Подарок Власа Михайловича, – отозвался следователь, заметив пристальное внимание Марии.
«Насколько же он богат?» – всего на секунду поддалась она зависти, которую быстро сменило беспокойство. Наживать влиятельных врагов – последнее, чего бы ей хотелось.
– Могу ли я завести разговор на эту тему? – Мария невольно опустила глаза, но тут же подняла их.
– Буду премного благодарен. Куда спокойнее, когда люди не делают вид, будто я немощен из-за неё и нуждаюсь в жалости.
Левая нога Григория отличалась от правой. По сравниваю со здоровой, она была немного короче и более изогнутой в голени. Потому трость для него не столько предмет туалета, сколько нужда, смягчающая боль и сглаживающая хромоту.
– Это врождённое?
– Приобретённое.
– В сражении?
– В дурости, – несколько смущённо признался Григорий, кратко поведав о неудачной дуэли в молодости. Ранение в ногу. Сложный перелом. И мужчина больше не подающий надежды штабс-ротмистр в кавалерии, а переведённый в ряды судебного ведомства следователь.
Рассказ вышел противоречивым, но занятным. Встреться они с бароном при иных обстоятельствах, Мария, вероятно, порасспрашивала бы мужчину и о других подробностях его бурной молодости. Но бричка замедлила ход, а потом и вовсе остановилась ровно у обветшалого здания с ещё более жалкой на вид вывеской «Аптекарская лавка».
Сидевший на козлах юный кучер ловко спрыгнул наземь и протянул барышне руку, заранее обтёртую о ткань собственных штанов:
– Прошу-с.
Совпадение али нет, но, спускаясь, графиня почувствовала лёгкий зуд по всему телу, похожий на тот, что донимал её во время первого сеанса с Ольгой Платоновной. Вглядываясь в хлипенькую дверь напротив, Мария пыталась предугадать, каким предстанет Иван. Она не знала, что побудило его отнять жизнь у возлюбленной (а именно такова была её версия). Ревность или глупая ссора? Какова бы ни была причина, она постарается узнать истину, и они оба наконец получат то, что им причиталось.
* * *
Дзинь. Дзинь.
За первым перезвоном прозвучал второй.
Дзинь. Дзинь.
Подоспевшие Ольга Платоновна и Влас Михайлович проследовали за медиумом и бароном. Все четверо оказались в просторном помещении с большим количеством окон, заставленных горшками и вёдрами. Пройдя вглубь и уперевшись в широкий прилавок с горой папок и свёртков, Мария постучала о его поверхность: несмотря на дверной колокольчик, кажется, появление гостей осталось незамеченным.
Влас Михайлович медленно скользил взглядом по полкам, занимающим все стены от потолка до пола. Его интересовали бумажные ярлыки с названиями на склянках самых разных размеров, а также баночки, по всей видимости, с мазями. Чутьё подсказывало, что не всякое здесь имело официальное разрешение от медицинского департамента. Взяв ту, на которой красовалось «От кашля и скверного чиха», мужчина повертел её в руках и вернул на место. Рука потянулась к другой, когда он подметил странную фигуру в окне. Юноша, взволнованно оглядываясь по сторонам, буквально на цыпочках передвигался вдоль стены.
Влас покачал головой: совершенно бездарная попытка улизнуть, на его взгляд.
– Ваше доказательство планирует вот-вот исчезнуть, – изрёк он со смесью учтивости и щепотки презрения, которое было затихло в пути, но теперь вновь зашевелилось.
Графиня приподняла брови. Нагло, однако, стоило признать, изысканно.
– Что вы подразумеваете под этим?
Прочертив взглядом в направлении, указанном его кивком, Мария Фёдоровна что-то прошептала себе под нос и кинулась к выходу.
– Это он? Тот, кто сделал это с моей сестрой?
Графиня замерла с занесённой ладонью над дверной ручкой. Заминка, напоминавшая борьбу с собой, продлилась недолго. Выдохнув тихое «да», она выскользнула из помещения.
– Гриша, – предостерегающе начал Влас. Эта морщинка на высоком лбу была дурным знаком.
Когда рука в перчатке сжалась над набалдашником трости с непоколебимой решительностью, следователь с досадой понял, что отговорить друга не получится. Влас расслабил платок на шее, снял пиджак, после чего подвернул рукава рубашки.
– Хорошо, Гриша. Так и быть. Поймаю его для тебя. – Мазнув глазами по побледневшей графине Волковой, он заверил и её: – Он не скроется. Можете не переживать так, Ольга Платоновна.
Он произнёс это почти уважительно, по крайней мере куда более уважительно, чем разговаривал обычно, и перемахнул через прилавок.
* * *
Образ человека с чертами решительными, жестокими и непременно отталкивающими, а именно так, по мнению Марии, должен выглядеть душегуб, превращался в пыльцу, подхватываемую ветром и уносящуюся куда-то прочь. Едва отрастивший тёмный пушок над верхней губой – предстал перед графиней юноша, почти что мальчишка. Испуганный и жалкий мальчишка.
Мог ли такой убийца помочь ей убедить остальных? В том, что она отыскала нужного господина И., Мария сомневалась всё меньше: признание лучами послеполуденного солнца сияло в его глазах и распылялось оранжевыми всполохами во все стороны. Но поверят ли ОНИ? Ольгу Платоновну она в этот список, конечно же, не включала.
Наконец заметив, что на пути встретился кто-то посторонний, Иван привалился к одной из стен узкого
