грязного переулка и посмотрел на графиню Ельскую так, словно она только что отобрала у него свободу.
Постукивание каблуков, и Мария выходит на свет, перегородив собой ход. Как бы то ни было, его ощущение свободы и без её вмешательства довольно-таки мнимо. Иван уже попался на крючок, когда попытался скрыться.
– Это не я! Слышите? Не я! – заблеял он, как отбившийся от мамы ягнёнок. – Я не хотел… не так.
«Любопытно, – подумалось ей. – Одинаковые слова, но совершенно иное впечатление».
– Понимаю, – произнесла она тем же мягким тоном, которым говорила в умывальной Александрийского института благородных девиц.
– П-понимаете?
Надежда. Вот что читалось на его лице. Вот что она сотрёт в первую очередь.
– Ты не хотел. Не хотел… и всё же сделал.
– Я… я…
Иван попятился назад. Он никудышно владел своими эмоциями. «Да он же вот-вот побежит», – поняла она и приготовилась броситься следом, однако, к счастью, за спиной садовника скалой вырос Влас Михайлович.
Налетев на мужчину, садовник неловко повалился на колени и тут же зарыдал. Тогда Мария едва заметно дёрнула головой. Она остановила Власа, дабы он воочию увидел, как Иван стал рвать на себе волосы и молить о прощении.
Так они простояли некоторое время. Молчаливые свидетели греха. Стыда. И извращённой любви.
Впоследствии все оные события и постоянное ощущение холода сольются в памяти Марии в единое пятно, пропитанное унынием и горем всех причастных сторон. Но сейчас графиня была вынуждена участливо и неловко похлопывать Ольгу Платоновну по плечу, наблюдая за тем, как Григорий Алексеевич передаёт Ивана в руки квартального[10].
Мария ошиблась в мотивах мальчика и общей картине. Однако это не помешало ей не только стать в глазах Ольги Платоновны и большей части города героиней, разоблачившей преступление, но и утвердиться как медиуму.
Так что же случилось на самом деле? Трагедия, поистине достойная произведений Шекспира.
В конце каждой весны Иван посещал институт и помогал отцу с посевными работами. В один из погожих дней он и повстречал Веру. Девочка украдкой от остальных выбралась из стен здания перед самым завтраком, чтобы полюбоваться, как первые в нынешнем году цветы покажут свои бутоны. Потом она поступит так не раз.
Они нашли общий язык буквально с первых минут знакомства. Вера и Иван могли болтать о многом: о великом и малом, о погоде и государственных делах, о цветах и книгах. Их связывал необъятный интерес к этому миру. Дружба обернулась первой любовью. Основным препятствием на их пути стало неравное положение молодых. Графиня и простой садовник, пускай и талантливый. У Веры была прекрасная семья, которая, по её глубокому убеждению, всё же не примет её выбор. Эти убеждения разделял и Иван.
Юношеская пылкость подтолкнула к их единственному кажущемуся верным решению – погибнуть на этом свете, чтобы воссоединиться в другом. Вера не сомневалась, что сумеет отыскать любимого в любой из своих жизней. Иван твердил то же самое. Но, как оказалось, его вера была не так прочна.
Увидев, как подруга сердца, его голубка, страдает от начального губительного воздействия болиголова, выращенного его собственными руками, Иван смалодушничал. Одна только мысль о том, что ему предстоит пережить схожие муки, заставляла пальцы на его ногах поджиматься.
Когда она уже не могла стоять и только смотрела на него сухими стеклянными глазами, он положил её к себе на колени, как малое дитя, и, укачивая, стал просить прощения. Иван видел боль Веры.
Она же умирала, осознавая, что он жалкий трус.
Негодяй, который сотворил и ещё один страшный грех: обставил всё так, словно она покончила с собой.
Негодяй, который умрёт с её образом и именем на губах.
* * *
– Так откуда вы узнали? – Мужчина смотрел на неё пытливо, так, словно пытался вытащить наружу всё, что прятала внутри.
Мария же хладнокровно и устало взирала на подошедшего Власа Михайловича. На этот раз удача ей не улыбнулась, и она осталась один на один с ним, тогда как Григорий Алексеевич вызвался сопроводить разбитую и не проронившую ни единого слова Ольгу Платоновну.
– Вера, – Мария вновь назвала имя покойной.
– Во второй раз звучит ничуть не забавнее. Впрочем, если такова особенность вашего чувства юмора, я готов спустить это на сей раз.
– Если вам не по душе мой ответ, то, вероятно, стоит задать иной вопрос? – «Или не задавать его вовсе».
Подле мужчины остановилась карета не совсем типичного для их местности цвета: кричаще-белая и богато украшенная золотыми волнами. Кучер с пышными и подкрученными на концах усами открыл перед ним дверь, не забыв учтиво склонить голову:
– Ваша уважаемая матушка велела всенепременно доставить вас к обеду.
Влас Михайлович небрежно махнул ладонью, и тот, посчитав это признаком дурного настроения, мгновенно вернулся на козлы.
– Самодеятельность, которую вы начали в нашем городе, – обратился он к Марии, поднимаясь на первую ступеньку кареты, – до добра не доведёт.
– Это угроза? – нахмурилась графиня.
Обдумав некоторое время, он вполне миролюбиво ответил:
– Вежливое предупреждение.
Влас Михайлович уехал, оставив Марию наедине с собственными тяжёлыми думами. Вновь трястись в карете, да ещё и в такую духоту, совершенно не хотелось. Куда лучшим решением было бы пройтись пешком, через аллею с высокими деревьями, которые любезно спасали головы людей от страшного зноя.
Так она и поступила. Графиня наслаждалась прохладой в тени и окружающим умиротворением. В подобные минуты она скучала по усадьбе, по царившим в тех краях спокойствию и в то же время – дикому духу природы.
«Всему приходит конец, даже этой прекрасной прогулке».
Мария зашагала быстрее: её ждали дома. Её ждала работа.
Глава 5
Балом правят бриллианты
Мария прекратила держаться за спинку стула и выпрямилась. Подобные скручивания было необходимо выполнять по нескольку раз в день, иначе боли в спине становились болезненными и мешали подолгу сидеть за бумагами.
– Душенька-а! – раздалось по ту сторону, и даже преграда в виде двери не мешала радости няни крутиться вокруг Марии.
– Душенька! – продолжала повторять она, уже будучи в кабинете. Женщина размахивала белёсым конвертом, выглядя при этом так, словно в нём хранилось несколько сотен рублей. В противном случае Мария попросту не понимала, что послужило причиной столь бурной реакции. – Отложи все свои дела сию же секунду и скорее загляни внутрь!
Графиня вздёрнула бровь, однако последовала указанию, замешкавшись лишь на секунду, чтобы как следует рассмотреть герб на печати.
– Что им могло понадобиться? – пробормотала она, узнав отличительный знак семьи Вишневских.
– Это же ясно как день. – Выражение лица барышни показалось женщине забавным, и Надежда Никифоровна ласково рассмеялась: – Ты у меня такая неискушенная, дорогая. Конечно же, тебя хотят пригласить на бал!
Мария фыркнула про себя: это она-то неискушенная? Скорее это нянюшка была излишне наивна и добропорядочна, а оттого считала, что и другие обладали этими же качествами.
«Приглашение для графини из обнищавшего дома, да ещё и из лучших побуждений?» Глазами она невольно отыскала слегка помятую газету. Прошло две недели с тех пор, как город К. сотрясла новость о трагической судьбе юной Веры и истории её смертельной любви. Эту тему обсуждали долго, старательно и со всех сторон. И, конечно же, не обошлось и без хозяйки спиритического салона. Её скромную персону разбирали как отваренную говяжью косточку, пытаясь содрать мельчайшие кусочки мяса. К хвалебным одам, как героине криминального дела, добавились и сотни пылинок сверху:
ЗАПИСКИ ЧЕСТНОГО СПЛЕТНИКА
Прам-прам-прам, господа! В свете последних событий ваш покорнейший слуга принял решение опубликовать сей выпуск раньше положенного срока.
Подобную спешку можно объяснить тремя простыми, но прекрасными словами – МАРИЯ ФЁДОРОВНА ЕЛЬСКАЯ.
«Графиня. Графиня. Графиня», – доносилось до моего чуткого слуха отовсюду. Не будет преувеличением сказать, что буквально каждый в городке К. желает разузнать как можно больше пикантных подробностей о личности, успевшей стать занозой в наших сердцах, а заодно и сами знаете где, кхм.
Что ж, ежели читатели просят – Бессонница-шутник выполняет.
Итак, помимо сверхъестественных способностей, о которых нам уже известно, семья Ельских, как оказалось, обладает и сверхъестественным очарованием. Так, например, Анфиса Борисовна, матушка Марии, успела трижды побывать в браке, тогда как её старший сын был замечен в отношениях с…
Дочитывать о любовных подвигах своих родственников и о том, «передалось ли это столь изящное мастерство обольщения» и ей, Мария не стала. Доселе она надеялась, что все самые нежные сливки местного общества будут знать её исключительно как талантливого медиума. К тому, что начнут копаться в прошлом её семьи, графиня готова не была. Из-за этого даже пришлось приостановить работу салона, что, по мнению Марии, должно было поумерить пыл, с коим Бессонница и прочие любители сплетен выуживали информацию о ней.
Не то чтобы её задевали
