Впрочем, злости и ненависти в журналистах пока было меньше, чем профессионализма. Можно было и поговорить.
— Да, Ганза виновна. Нет, смерть Дитриха ван Цоллерна, сеньора Дортмунда, не способна искупить вину. И да, теперь Ганзе одного виртуоза недостаточно, — терпеливо повторял я за журналистами очевидное. — Кто за моим плечом? Мой телохранитель.
Толпа вокруг на секунду замерла, а потом с огромной опаской посмотрела на телохранителя виртуоза.
Шевалье Де Клари догадался сделать загадочное выражение лица и спрятать дрожащие руки в карманы пальто. Бледность кожи добавляла ему таинственности, а расширенные зрачки — инфернального вида.
Тут же коллективно из перешептываний родилась и окрепла тревожная мысль, что Ганзе теперь нужно три виртуоза — а они, по слухам, одного-то еле наняли!..
— На сегодня достаточно. — Щелкнул я пальцами и обернулся на внимательно разглядывающих меня благородных господ.
И постарался запомнить лица до того, как они спешно отбыли по очень важным делам. Расставленные специально для них флаги Ганзы были проигнорированы.
Заодно решил проблему с транспортом — нашел еще раз взглядом ту девчонку-журналистку и показал глазами на тв-фургоны. В ответ с энтузиазмом закивали головой, и через пару минут под завистливыми взглядами коллег машина уже отъезжала с площади. В жертву скорости были принесены оставленная на площади техника и часть персонала. Доберутся как-нибудь сами — такие деньги уплачены, можно и вовсе бросить всю технику.
Фургон принадлежал мелкой тв-компании, продающей материалы крупным медиа-холдингам — ну или всем тем, кто готов заплатить. Сегодня платил я — за вопросы, репортаж и за то, чтобы его увидели. Деньги получились немалые — впрочем, деньги: это единственный аргумент, чтобы руководство телеканалов пошло на нарушение всяких там редакционных политик и интересов рекламодателей в угоду интересам акционеров и собственного кошелька. Но альтернативная точка зрения на конфликт того стоила.
— Рауль, можете не искать машину, — обратился я к молчаливому спутнику минуты через три после отбытия.
Тот встрепенулся, оглянулся на стены с выключенными мониторами и полку с техникой, поерзал на своем кресле в углу и принялся нервно крутить перстень с рубином на своем пальце.
Лаура — так звали нанятого мной специалиста по пиару и связям с общественностью — принялась молча поправлять макияж перед небольшим зеркальцем.
— А что, интервью не будет? — С сомнением уточнил Рауль еще через десяток минут тишины.
— А надо? — Вопросительно уточнила у меня Лаура.
— Если мой телохранитель хочет, — пожал я плечами. — Спросите его про кончики пальцев и ногти. Шевалье курит — а рукава пальто не прокурены. Одежда — совсем новая. Благородный, а одежда из магазина
— Не хочу. — Запоздало ответил шевалье, спрятав ладони за колени.
— Как полагаете, я совершил ошибку, наняв его в поезде?
— Очень интересно, — отложила та косметику и с интересом присмотрелась к моему спутнику. — Как его зовут?
— Меня зовут Шевалье де Клари. — Приосанился Рауль. — И пусть я из обедневшей семьи, но открыто говорю свое имя! В отличие от некоторых мастеровых.
— Шевалье Де Клари, граф де Марет, — представил я его еще раз.
— Тот де Марет, что бежал из Бастилии на прошлой неделе? — Наполнились удивлением глаза девушки, а потом и ненасытной жадностью профессионального любопытства.
— Вы представляете, де Марет, — обратился я буднично к напряженно замершему Раулю. — Какая бойня была бы в поезде, если бы я представлялся полным именем, не доехав до Любека? Точно такая же, если бы полным именем представлялись вы.
— Этой девушке можно верить? — Стрельнул он взглядом на Лауру.
— Нет, но убивать ее нельзя. Это же пресса, граф. Тем более, девушка. Наша задача — дарить им дорогие подарки и попытаться удержать ветреную любовь. — Улыбнулся я журналистке. — Нет причин для беспокойства, леди.
— Вы обязательно должны рассказать мне, как сбежали из Бастилии! — Выдохнула Лаура, глядя на графа. Откуда-то в ее руках появился острый карандаш и перекидной блокнот.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Без комментариев, — проскрежетал Рауль зубами и отвернулся к глухому выходу из фургона.
— Граф восемь лет не общался с прессой, — извиняющимся тоном произнес я. — Его можно простить.
— Его присутствие повредит вашей репутации, — сделала девушка замечание, закусив кончик ластика на карандаше. — Думаю, вы все-таки ошиблись, когда его наняли.
— Не хотелось его убивать, — повинился я. — Граф обладает деятельной натурой и обострённым чувством справедливости.
— Извольте не обсуждать меня в моем присутствии!
— К тому же, репутации графа безусловно будет полезно нахождение рядом со мной. — Добавил я.
— Рядом с внуком убийцы? — Сверкал глазами Рауль. — Да все грехи, убийства, грабежи и горе этого города ныне на вас и вашем деде!
— Больше не будет убийств и грабежей, — отклонился я на свое кресло и прикрыл глаза. — А об имидже позаботится Лаура.
— Интересно, как вы собрались этого достичь, — шевалье недовольно фыркнул.
— Я приехал в этот город.
— И это все? Вы считаете себя настолько влиятельным, что вся нечисть Любека попрячется по углам только от вашего присутствия?
В ответ я промолчал и постарался погрузиться в легкую дрему. Грузовик то набирал скорость, то подолгу стоял — без работающих светофоров город превратился в сплошную пробку.
Часть предприятий продолжала работу — автономные генераторы давали свет, и к ним пытались доехать рабочие. Городские службы продавали воду, а к заправкам выстраивались огромные очереди из машин — и через все это требовалось пробраться в центр. Как сказала Лаура, самые дорогие гостиницы стояли покинутыми — туристы и гости столицы перебирались на окраину, экономя деньги. Тем более, что в центре без электричества позакрывались кафе, а в пансионатах вне города готовили на открытом огне.
— Ваша светлость, — заворковала Лаура вновь. — Пока вы рядом с моим нанимателем, и ему интересна ваша репутация, мне следует знать, как вы покинули Бастилию. Для чего. Какие цели ставите для себя в Любеке. Это необходимо для проработки легенды и работы с аудиторией.
— А вы спросите у вашего нанимателя. — Холодно ответили ей. — Зачем. Для чего.
— Меня интересуют реальные обстоятельства дела! Зритель не поверит нам, если исходные данные не будут совпадать с реальностью!
— Нет, милая Лаура. Вы меня не совсем поняли. — Продолжил шевалье де Клари, граф де Марет. — Господин ДеЛара гораздо лучше меня знает, как он штурмовал Бастилию. Так спросите же вашего нанимателя, для чего он это сделал и какие цели ставил, когда дал моим друзьям вызволить меня. Потому что я приехал в Любек вслед за ним, чтобы узнать у него ровно то же самое.
***
Тишина отгремевшего скандала царила в стенах загородного имения князей Ильменских. Словно рассветным утром, еле слышно шумел ветер между ветвей за окном. Ходили на цыпочках слуги, с опаской выглядывая за поворот, и даже кот Рокфор, изрядный домашний баловень, притаился от греха за портьерой, нервными движениями хвоста выбивая из нее пыль. И чем ближе к спальной комнате молодого княжича — тем больше было той тишины.
Высокий юноша в застегнутом до ворота пальто стоял перед высоким, от пола до потолка, зеркалом. Нескладный, бледный, с тонкими пальцами пианиста — ранимый и хрупкий романтик с не расчёсанными вихрами на голове. Только раскрасневшиеся щеки выдавали в нем участника недавнего семейного скандала. Но кулаки уже не были упрямо сжаты, а глаза смотрели в сторону и вниз, не желая смотреть перед собой. Потому что в отражении были не только он: но еще мама, статная, волевая женщина в длинном платье из синего шелка и княжеской тиарой, украшавшей высокую прическу. Был там и отец — покладистый и мягкий добряк в сюртуке-тройке, скромно подпиравший стену возле открытой входной двери.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты не давал клятв, — нашептывала юноше мама, убирая одной ей видимые ворсинки с плеч и рукавов. — Не будь маленьким мальчиком. Да, это я распорядилась сжечь твой мундир. Эти твои игры в войнушку…
