— Мнѣ очень жаль, началъ я, — что вы несогласны со мной….
— Не путайте вы меня-то сюда! перебилъ Бетереджъ:- тутъ вовсе не въ согласіи дѣло, дѣло въ повиновеніи. Извольте распоряжаться, сэръ, распоряжаться извольте!
Мистеръ Блекъ подалъ мнѣ знакъ чтобъ я поймалъ его на словѣ. Я «изволилъ распорядиться» какъ можно яснѣй и серіознѣй.
— Надо отпереть нѣкоторыя отдѣленія дома, сказалъ я, — и обставить ихъ точь-въ-точь, какъ они были обставлены въ прошломъ году.
Бетереджъ предварительно лизнулъ кончикъ не совсѣмъ хорошо очиненнаго карандаша:
— Укажите какія именно отдѣленія, мистеръ Дженнингсъ! величественно проговорилъ онъ.
— Вопервыхъ, внутреннія сѣни, ведущія на главную лѣстницу.
— «Вопервыхъ, внутреннія сѣни», записалъ Бетереджъ, — начать съ того, что ихъ невозможно обставить такъ, какъ они была обставлены въ прошломъ году.
— Почему?
— Потому что въ прошломъ году въ сѣняхъ стояла ястребиная чучела, мистеръ Дженнингсъ. Когда семейство выѣхало, чучелу вынесли вмѣстѣ съ прочими вещами. Когда ее выносили, она разлетѣлась въ прахъ.
— Ну, такъ выключимъ чучелу.
Бетереджъ записалъ это исключеніе.
— «Внутреннія сѣни обставить какъ въ прошломъ году. За исключеніемъ въ прахъ разлетѣвшагося ястреба.» Извольте продолжать, мистеръ Дженнингсъ.
— На лѣстницѣ попрежнему послать коверъ.
— «На лѣстницѣ попрежнему послать коверъ.» Жаль огорчать васъ, сэръ. Но и этого нельзя сдѣлать.
— Почему же?
— Потому что человѣкъ, настилавшій коверъ, умеръ, мистеръ Дженнингсъ, а подобнаго ему относительно пригонки ковра къ поворотамъ не найдешь во всей Англіи, ищите гдѣ угодно.
— Очень хорошо. Попробуемъ, не найдется ли въ Англіи другаго мистера.
Бетереджъ сдѣлалъ другую замѣтку, и я продолжилъ «распоряжаться».
— Гостиную миссъ Вериндеръ возобновить въ томъ же видѣ, какъ она была въ прошломъ году. Также корридоръ ведущій изъ гостиной въ первый этажъ. Также второй корридоръ, ведущій изъ втораго этажа въ лучшія спальни. Также спальню, занятую въ іюнѣ прошлаго года мистеромъ Франклиномъ Блекомъ.
Тупой карандашъ Бетереджа добросовѣстно поспѣвалъ за мной слово-въ-слово.
— Продолжайте, сэръ, проговорилъ Бетереджъ съ саркастическою важностію, — карандаша еще хватитъ на цѣлую кучу письма.
Я сказалъ ему, что у меня больше нѣтъ никакихъ распоряженій.
— Въ такомъ случаѣ, сэръ, оказалъ Бетереджъ, я коснусь одного или двухъ пунктовъ относительно самого себя. Онъ развернулъ бумажникъ на другой страницѣ и снова предварительно лизнулъ неистощимый карандашъ.
— Я желаю знать, началъ онъ, — могу ли я, или нѣтъ, умыть себѣ руки….
— Положительно можете, оказалъ мистеръ Блекъ, — я сейчасъ позвоню слугу.
— …..относительно нѣкоторой отвѣтственности, продолжалъ Бетереджъ, упорно отказываясь признать чье-либо присутствіе въ комнатѣ, кромѣ его собственнаго и моего: начать съ гостиной миссъ Вериндеръ. Когда мы въ прошломъ году снимали коверъ, мистеръ Дженнингсъ, то нашли ни съ чѣмъ несообразное количество булавокъ. Обязанъ ли я раскидать булавки попрежнему?
— Разумѣется, нѣтъ.
Беттереджъ тотчасъ же запасалъ уступку.
— Затѣмъ, касательно перваго корридора, продолжилъ онъ, — когда мы выносили оттуда разные орнаменты, то вынесли вмѣстѣ съ нами статую жирнаго, голаго ребенка, кощунственно названнаго въ домашнемъ каталогѣ Купидономъ, богомъ любви. Прошлаго года на мясистыхъ частяхъ плечъ у него было два крыла. Я какъ-то не досмотрѣлъ, одного крыла какъ не бывало. Отвѣтственъ ли я за Купидоново крыло?
Я сдѣлалъ другую уступку, а Бетереджъ вторую замѣтку — Что касается до втораго корридора, продолжилъ онъ, — то въ немъ прошлаго года ничего не было, кромѣ дверей (въ цѣлости ихъ я готовъ принять присягу, если понадобится), и я долженъ сознаться, что совершенно покоенъ относительно этого отдѣленія дома. Но вотъ насчетъ спальни мистера Франклина (если ее тоже возстановлять попрежнему) я желалъ бы знать, кто возьмется постоянно обращать ее въ хлѣвъ, какъ бы часто ее ни убирали: тамъ панталоны, тутъ полотенце, а французскіе романы повсюду… такъ я говорю, кто изъ насъ обязанъ разбрасывать все послѣ уборки, онъ или я?
Мистеръ Блекъ объявилъ, что съ величайшимъ удовольствіемъ приметъ на себя полную отвѣтственность. Бетереджъ упорно отказывался принять какое-либо рѣшеніе, вопроса безъ моего согласія, и одобренія. Я принялъ предложеніе мистера Блека, а Бетереджъ внесъ эту послѣднюю уступку въ свой бумажникъ.
— Заходите, когда угодно, мистеръ Дженнингсъ, начиная съ завтрашняго дня, сказалъ онъ, вставая: — вы застанете меня за работой, съ необходимыми помощниками. Почтительнѣйше прошу позволенія поблагодарить васъ за то, что посмотрѣли сквозь пальцы на ястребиную чучелу и Купидоново крыло, а также, и за разрѣшеніе мнѣ умыть себѣ руки относительно булавокъ на коврѣ и хлѣва въ комнатѣ мистера Франклина. Какъ слуга, я глубоко обязанъ вамъ. Какъ человѣкъ, я думаю, что ваша голова биткомъ набата чортиками, и свидѣтельствую противъ вашего опыта, ибо это обманъ и ловушка. Но не бойтесь насчетъ того, чтобы человѣческія чувства помѣшали мнѣ исполнить долгъ слуги! Я буду повиноваться вамъ, несмотря на чортиковъ, сэръ, буду повиноваться, хоть бы вы наконецъ подожгли домъ, — будь я проклятъ, если пошлю за пожарными трубами, прежде чѣмъ вы позвоните, и прикажете это сдѣлать!
Съ этомъ заключительнымъ увѣреніемъ онъ поклонился мнѣ и вышедъ изъ комнаты.
— Какъ вы думаете, можно ли на него положиться? спросилъ я.
— Безусловно, отвѣтилъ мистеръ Блекъ. — Вотъ посмотрите, когда мы зайдемъ туда, вы увидите, что онъ ничѣмъ не пренебрегъ и ничего не забылъ.
Іюня 19-го. Новый протестъ противъ замышляемыхъ нами предпріятій! На этотъ разъ отъ дамы.
Утренняя почта доставала мнѣ два письма. Одно отъ миссъ Вериндеръ, въ которомъ она самымъ любезнымъ образомъ соглашается на мое предложеніе. Другое — отъ опекунши ея, нѣкоей мистрисъ Мерридью.
Мистрисъ Мерридью свидѣтельствуетъ мнѣ свое почтеніе и заявляетъ, что она не беретъ на себя входить въ научное значеніе предмета, по которому я вступилъ въ переписку съ миссъ Вериндеръ. Но съ общественной точки зрѣнія она въ правѣ высказать свое мнѣніе. Мнѣ, вѣроятно, неизвѣстно, полагаетъ мистрисъ Мерридью, — что миссъ Вериндеръ всего 19 лѣтъ отъ роду. Позволить молодой леди, въ такомъ возрастѣ, присутствовать (безъ «дуэньи») въ домѣ, наполненномъ мущинами производящими медицинскіи опытъ, было бы оскорбленіемъ приличій, котораго мистрисъ Мерридью никакъ не можетъ допустить. Если дѣло это непремѣнно должно состояться, она сочтетъ своимъ долгомъ, жертвуя своимъ личнымъ спокойствіемъ, сопровождать миссъ Вериндеръ въ Йоркширъ. Въ такихъ обстоятельствахъ она осмѣливается просить меня о пересмотрѣ дѣла, имѣя въ виду, что миссъ Вериндеръ не желаетъ руководствоваться ничьимъ мнѣніемъ кромѣ моего. Едва ли присутствіе ея такъ необходимо; одного слова съ моей стороны въ такомъ смыслѣ было бы достаточно для избавленія и мистрисъ Мерридью и меня самого отъ весьма непріятной отвѣтственности.
Въ переводѣ на простую англійскую рѣчь, эти вѣжливо-общія мѣста значили, по моему разумѣнію, что мистриссъ Мерридью смертельно боится мнѣнія свѣта. По несчастію, она обратилась къ послѣднему изъ людей, имѣющихъ какое-нибудь основаніе уважать это мнѣніе. Я не хочу отказать миссъ Вериндеръ и не стану откладывать примиренія двухъ молодыхъ людей, которые любятъ другъ друга и ужь давненько разлучены. Въ переводѣ съ простой англійской рѣчи на вѣжливый языкъ общихъ мѣстъ, это значило, что мистеръ Дженнингсъ свидѣтельствуетъ свое почтеніе миссъ Мерридью и сожалѣетъ, что не можетъ счесть себя въ правѣ на дальнѣйшее вмѣшательство въ это дѣло.
Отчетъ о здоровьѣ мистера Блека въ это утро тотъ же, что и прежде. Мы рѣшили не безпокоитъ и сегодня Бетереджа своимъ наблюденіемъ за работами въ домѣ. Завтра еще будетъ время для перваго сооѣщенія, и осмотра.
Іюня 20-го. Мистеръ Блекъ начинаетъ тяготиться постоянною безсонницей по ночамъ. Теперь чѣмъ скорѣе приготовятъ комнаты, тѣмъ лучше.
Сегодня утромъ, когда мы шли къ дому, онъ съ нервной нетерпѣливостью и нерѣшительностью спрашивалъ моего мнѣнія о письмѣ пристава Коффа, пересланномъ ему изъ Лондона. Приставъ пишетъ изъ Ирландіи. Увѣдомляетъ что онъ получилъ (отъ своей служанки) записку на карточкѣ, оставленную мистеромъ Блекомъ въ его домѣ, близь Доркинга, и объявляетъ, что возвращеніе его въ Англію послѣдуетъ, вѣроятно, чрезъ недѣльку. А между тѣмъ проситъ почтить его сообщеніемъ повода, по которому мистеръ Блекъ желаетъ переговорить съ нимъ (какъ изложено въ запискѣ) насчетъ Луннаго камня. Если мистеръ Блекъ въ состояніи доказать ему, что онъ сдѣлалъ важную ошибку въ производствѣ прошлогодняго слѣдствія объ алмазѣ, то онъ (послѣ всѣхъ щедротъ покойной леди Вериндеръ) сочтетъ своимъ долгомъ отдать себя въ распоряженіе этого джентльмена. Если же нѣтъ, то проситъ позволенія остаться въ своемъ уединеніи, гдѣ его окружаютъ мирныя прелести цвѣтоводства и сельской жизни.
