рукой за сердце и часто дышала. Виконт отплевывался тиной.
— Я прошу вас, не делайте больше так, — взмолилась женщина. — Вы так напугали меня, что я чуть не умерла.
— А я чуть не утонул, — абсолютно серьезно сказал Анри, пытаясь забраться в лодку. — Ведь вы же, мадам, говорили, что не боитесь меня.
— Прошу вас, не делайте больше так! — Мадлен все еще держалась за сердце.
А Анри попытался перевалиться в лодку. Наконец, отойдя от испуга, Мадлен сообразила, что это всего лишь фарс и бросилась бежать, выскочив из лодки на берег.
— Постойте! — окликнул ее виконт. — Ведь вы не хотите, чтобы все повторилось?
— Вы напугали меня, вы бессовестный.
— Я бессовестный?
— Да, вы поймите, я не могу сделать то, о чем вы меня просите.
— А о чем я вас просил? — просто поинтересовался виконт.
— Прошу вас, месье, больше не заговаривайте об этом, вы меня пугаете и я вряд ли смогу уснуть этой ночью.
На губах Анри появилась улыбка.
— Я хочу, мадам Ламартин, чтобы вы все время говорили со мной.
— О чем, о любви? Нет-нет, виконт, я вижу, вы все равно не внемлете мне, и я не собираюсь больше с вами разговаривать, — женщина развернулась и покручивая зонтиком, двинулась по аллее.
Виконт Лабрюйер с досады ударил ладонью по воде.
— Постойте! — крикнул он. Женщина даже не обернулась.
— Постойте, мадам, прошу вас!
— Отстаньте от меня! — бросила женщина через плечо, спеша как можно скорее отдалиться от пруда, как будто виконт был морским чудовищем, не способным выбраться на сушу.
— Погодите же! — закричал Анри.
— И не подумаю!
Фигурка в белом платье все дальше и дальше отдалялась от пруда. И тогда виконт закричал с отчаяния, упал в воду и стал в нейбарахтаться. Его голова то исчезала, то появлялась вновь, брызги разлетались во все стороны.Создавалось впечатление, что Анри борется, пытаясь спасти свою жизнь.
Мадлен на какое-то мгновение заколебалась, ведь он был недалеко от берега и ей ничего не стоило помочь ему. Но потом она зло бросила:
— Прекратите этот фарс, виконт! — и исчезла, свернув в боковую аллею.
Виконт еще некоторое время барахтался, отчаянно крича, а затемчертыхнулся:
— Дьявол! Ничего не получилось! Но ничего, я заставил ее думать о себе.
Он опустил руки и поднялся во весь рост. Вода тут доходила ему всего лишь до колена. Рубашка испачкалась в ил, ведь чтобы изображать утопленника, ему приходилось лежать на дне, придерживаясь за дно лодки.
— Чертов пруд! — выкрикнул виконт. — Нигде здесь нет глубокого места, даже утонуть невозможно!
И тут он услышал отчаянный крик Жака. Тот барахтался посередине пруда, явно собираясь пойти ко дну.
— И этот идиот поверил, что я тону! — воскликнул виконт, вскакивая в лодку.
Но он не смог удержать равновесие и вновь плюхнулся в воду. Чертыхаясь и отплевываясь, виконт поплыл на середину пруда, где барахтался его слуга, который уже прощался с жизнью.
— Да здесь не глубоко, Жак! — кричал Анри. — Становись на дно!
Слуга попробовал воспользоваться этим дельным советом, но с головой ушел под воду. Анри подпльш к нему и схватил за шиворот.
Видишь, идиот, я же здесь стою!
— Но хозяин, — взмолился Жак, — это вам вода доходит до плеч, а я скрываюсь в ней с головой.
— Ладно, Жак, извини, — сказал Анри, с трудом передвигаясь по дну, к тому же ему еще приходилось волочить за собой Жака.Утопая в иле, ругаясь на давно не чищенный пруд, мужчины выбрались на берег. Анри выбрал более-менее чистую заводь и принялся смывать с себя ряску. Жак как мог помогал ему, снимая длинные водоросли с головы.
— Ты бы сам хоть почистился, — зло бросил Анри. Жак снял ливрею и тряхнул ее. В стороны полетели брызги, словно от только что искупавшейся собаки.
— Ты бы поосторожнее, Жак.
Слуга стоял на берегу, возле его ног растекалась грязная лужа.Он задумчиво смотрел на белых лебедей, пересекавших пруд.
— Скажите, хозяин, как они умудряются быть такими белыми в этом грязном пруду?
— Пошли в дом! — прикрикнул на Жака Анри и зашагал к видневшемуся в конце длинной аллеи дворцу.
Жак заспешил за своим хозяином, волоча мокрую ливрею прямо по траве. Высокий Анри гордо ступал прямо по песку дорожки, а за ним семенил его низкорослый слуга.
Графиня Лабрюйер как раз в то время, пока ее внук донимал мадам Ламартин своими ухаживаниями, сидела в гостиной за карточным столом и разыгрывала партию с маркизом и маркизой Лагранж. Старой женщине ужасно не везло потому что ее подводила память. Она напрочь забывала, с какой карты кто ходил и, кладя трефового короля, была абсолютно уверена, что трефовый туз уже вышел.
Но мадам Лагранж тут же вытаскивала из веера этого трефового туза и взятка переходила в ее руки. Графиня Лабрюйер настолько расстроилась, что от огорчения даже уснула. И когда маркиз Лагранж сделал свой ход, некому было дополнить взятку.
Лакей, неотлучно стоявший за спиной у графини на случай, если что-нибудь понадобится, вопросительно посмотрел на маркиза, мол, что прикажете делать, разбудить?
— Нет, она всего лишь отдыхает, — благосклонно сообщил маркиз.
А маркиза Лагранж улыбнулась и подмигнула мужу. Может, все-таки разбудить? — осведомился лакей.
— Нет, я же сказал тебе, она всего лишь отдыхает, пусть.
Маркиз поднялся из-за стола и подал руку своей жене.
— Любезный, — обратился он к лакею, — не поможете ли вы вынести стол на террасу?
Слуги аккуратно взяли столик с разложенными на нем картами и аккуратно потащили его на открытую террасу, где маркиз и маркиза принялись расписывать новую партию, а графиня Лабрюйер так и осталась спать в кресле, сжимая в руках веер карт.
Она даже не слышала, как к дому подъехала карета. В ней сиделиКонстанция Аламбер и ее верная служанка Шарлотта. Лакеи тут же бросились к экипажу, опустили подножку, распахнули дверку, и Констанция медленно спустилась на землю. Ее немного покачивало после дальней дороги, но она не могла позволить себе даже немного передохнуть.
— Графиня Лабрюйер у себя? — осведомилась она у дворецкого.
— Я сейчас доложу о вас, она сейчас в гостиной, играет в карты.
— Я пройду с вами, — сказала Констанция таким тоном, что дворецкий не посмел отказать ей.
Наряд Шарлотты был фантастическим. Огромный тюрбан из белого шелка, украшенный сверху огромным, сверкающим блестками бантом. Свободный край тюрбана свободно ниспадал на землю. Такого наряда, скорее всего, не существовало нигде на свете, даже на родине Шарлотты. Но малиновый бархатный наряд и белый тюрбан очень шли к ее темнокожему лицу.
А Констанция любила, когда ее служанка выглядела экзотично.
— Виконтесса Аламбер! — доложил дворецкий, ничуть не смущаясь тем,
