правильным решением, наверное, будет отвезти его домой, в Бурленге»; женщина:
«Раз уж вы не можете найти никого кормящего, кто бы сцедил вам молока»; папа ребенка, визгливо и злобно:
«В голове не укладывается, что вы вообще не подготовились к ситуациям с младенцами, которым нужна молочная смесь, что за чертова страна, охренеть, как вообще можно спланировать что-то настолько из рук вон плохо»; ясно, что это предложение он повторяет сегодня уже в сотый раз, и, хоть это ни капли не помогает, он все равно продолжает произносить его раз за разом, как мантру или заклятие, – все, что ему осталось.
«В Бурленге, – продолжает мужчина, у него окладистая белокурая борода, заплетенная косичками, можно подумать, он играет викинга в сериале или косплеит какое-нибудь Средневековье, у его подружки-волонтерки локоны выкрашены хной. –
В Бурленге, там у них все есть, насколько я знаю», а мама ребенка отвечает механическим голосом:
«Но КАК Вильмер доберется до Бурленге?» – на что женщина-волонтер услужливо советует:
«Возможно, завтра рано утром туда пойдет транспорт». – Мама вся сжимается, она сотрясается от плача, малыш снова начинает кричать, а мужчина опять повторяет:
«Что за чертова страна».
– Вам такая смесь нужна? – спрашиваю я у них.
Все четверо с ошарашенным видом смотрят на меня. Я снимаю рюкзак, тяну молнию и вынимаю упаковку, большую такую, примерно на килограмм, на ней изображен радостный карапуз, я протягиваю им пакет:
– Вот.
Вперед кидается папа, у мамы, оставшейся за его спиной, как будто ноги подкашиваются, она что-то кричит, и звучит это даже немного зло, но папа уже рядом, тянет ко мне руку, он крепко хватается обеими руками за упаковку, на той, которая в повязке, я замечаю пятна крови, просочившиеся сквозь бинты, они на кулаках и на тыльной стороне ладоней, его губы беззвучно двигаются: «Чего ты хочешь?» – но взгляд хищника говорит, что не важно, чего я захочу, никаких переговоров не будет, то, что я держу в руке, уже его, и я отвечаю: «Ничего, берите», – он кивает и выдавливает какие-то слова благодарности, потом хватает упаковку и исчезает вместе с мамой и младенцем в домике, как я понимаю, у них там есть вода и плитка.
Бородатый блондин изумленно смотрит на свою коллегу, потом на меня и на большую собаку у моих ног.
– Ох… то есть как так получилось, что у тебя при себе было нечто подобное?
«Просто у меня совершенно никчемные родители, – думаю я, – просто я не доверяю им и их способности позаботиться о моей сестренке, просто они с этим беспорядком не справляются».
– Мне надо идти, – отвечаю я вместо этого, – у меня кофе остывает.
Волонтер подходит ближе, я вижу на его желтой жилетке надпись черным фломастером «ШТАБ», там еще наклейка – что-то вроде штампика с цифрами и словами «КОМАНДА БЫСТРОГО РЕАГИРОВАНИЯ».
– Где ты раздобыла эту упаковку? – спрашивает он и смотрит на мой рюкзак, вид у него доброжелательный, но очень решительный, в том, как он приблизился ко мне, чувствуется мягкая властность, и я представляю, как он рассылает во все концы автобусы, груженные младенцами, раздает людям разрешения ставить палатки, готовить еду, распределять воду, вот такие, как он, и держат здесь все под контролем; в лучах закатного солнца в его бороде посверкивают серебряные волоски; мужчина, за сорок, без каких-либо видимых изъянов, говорит по-шведски без акцента – значит, почти обязательно будет всем заправлять, в принципе, где бы вы ни оказались, так и запомните.
– Я учусь в гимназии, – неуверенно начинаю я. – По программе «Дети: спорт и здоровье». У меня практика была. Кроме этой упаковки ничего не успела взять, такой бардак вокруг был.
Он вопросительно смотрит на меня, и я уже готова подчиниться рефлексу и пуститься в объяснения, начать говорить что-то про занятия с детьми в садике или, может, где-то в больнице, пожар, бегство, но я останавливаю себя – не надо много объяснять.
– Сколько тебе лет?
– Восемнадцать. – На этот раз голос звучит гладко, безучастно, уже лучше.
– Где ты живешь?
– Вон там, – отвечаю я и неопределенно машу рукой в ту сторону, откуда пришла. – В палатке, мы там с моим парнем. – Я улыбаюсь: – Ну и с Аяксом, конечно же.
Он кивает:
– Просто в нынешнем положении мы хотим собрать всех, у кого есть хоть какой-то опыт…
– У меня кофе стынет, – повторяю я. – Честное слово.
Разворачиваюсь и иду обратно.
– Сколько ест такая большая собака? – слышу я вдогонку его вопрос. – У нас есть пара мешков корма. Он в первую очередь для собак спасателей, но мы всегда можем что-нибудь придумать.
Я не отвечаю, просто иду дальше. Что за чертова страна.
* * *
Ночь, мне не спится в душной хижине, где сначала ругается, потом рыдает, а теперь вот храпит семейство из Му́ры, так что я выхожу на улицу, ночь ясная и теплая, я спускаюсь к озеру и присаживаюсь на берегу, собака находит меня и кладет на колени свою большую косматую голову, а я просматриваю ленту новостей. Бьянка со Стеллой, как водится, прислали в личку сердечки и недовольные, обеспокоенные и плачущие эмодзи, я быстро пишу им ответ, что братишка все еще не с нами, хотя уже почти нашелся, мы живем в каком-то поганом кемпинге, здесь полный отстой, но я встретила очень симпатичного парня, потом, немного подумав, стираю «парня» и пишу «пса», после чего фотографирую Аякса и отправляю им, добавив сердечко.
Лотте из моего прежнего класса исполнилось пятнадцать, и отец подарил ей мини-кар, такой черный джипик с сиденьями из белой натуральной кожи, машина на фото припаркована у пляжа, Лотта облокотилась на нее спиной, одну ножку в туфле на высоком каблуке поставила на колесо, взгляд устремила в небо, на металле, воде и ее намазанных блеском губах играют блики солнца, как будто это кадр из какого-нибудь сериала. Подпись «мой крошка монстр» и языки пламени с сердечком. Я прокручиваю дальше и вижу, что в мой любимый винтажный магазинчик завезли почти новенькие солнечные очки «Майкл Корс» и сумочки той же фирмы, сумочки у меня есть, но не такие потрясающие, как этот черный клатчик с серебряной фурнитурой, он бы идеально подошел к тому широкому ремню, который я купила в «Джина Трико», а если к нему еще взять черные «Доктор Мартенс» или не черные, а цвета бычьей крови… потом вижу, что папина инфлюенсерка выставила фотографию стакана молока рядом с монитором и похвасталась, что пишет книгу; сперва я лайкаю ее сообщение, но потом убираю лайк, поскольку это кажется предательством по отношению к маме, я возвращаюсь к посту про одежду и составляю себе гардероб, в
