двери и несколько раз моргнула, привыкая к свету. Шкаф стоял в стороне. Он больше не был похож на шкаф из моих ночных кошмаров – это был просто предмет мебели. Я сунула фонарик в карман, решив: если Леды здесь нет, я просто подожду, когда ее отыщет полиция…
Прекрати трусить, курсант! – рявкнул сержант в моих мыслях. Мне было четырнадцать, и он на две головы возвышался надо мной, поэтому не видел, как я зажмурилась от страха. – Прыгай в это чертово озеро или я сам тебя швырну туда!
Ступая так тихо, насколько это возможно, я приблизилась к шкафу, начиная сомневаться: оттуда не доносилось никаких звуков. Неужели я действительно ошиблась, и Леда прячется в другом месте? Это было бы логично, ведь она убила стольких людей и не стала бы прятаться в шкафу в собственном доме. Если только она не сумасшедшая. А она как раз такая.
В этот момент от нервного напряжения мое тело вытянулось в струнку, ладони вспотели. Я мельком подумала об оружии, которое теперь находилось в участке, но тут же одернула себя: оно мне не понадобится.
Взяв себя в руки, я сделала глубокий вдох и, решившись, рванула дверцы шкафа в разные стороны. Внутрь хлынул поток света. Игрушки, коробки…
Леда Стивенсон.
В этот момент она не была Ангелом Милосердия, Неизвестным, Криттонским Потрошителем, который убил детектива Дина. Она была просто Ледой – девушкой, которой требовалась помощь.
Она в шоке уставилась в меня, распахнув рот в немом крике. Колени были плотно прижаты к груди, а руки закрывали уши, будто пока я не вошла в дом, она стучала кулаками по голове, наказывая себя за содеянное. Я поняла, что это не та девушка, которую я видела в квартире детектива Дина. Эта Леда – девушка из прошлого, из того проклятого амбара на кукурузном поле, где она, пересиливая страх, напоила меня водой и вытащила из ловушки. Сейчас передо мной была девушка, которая, срывая голос, в отчаянии кричала: «Нет! Кая, ты же обещала!»
Мы в ужасе уставились друг на друга, и вдруг перед моими глазами все поплыло от непрошеных слез. В груди больно сжалось сердце.
– Он никогда больше тебя не тронет, Леда. Никогда. Клянусь.
– Ты защитишь меня? Никто, никто меня не защищал! Никто не…
– Обещаю, Леда. Он больше никогда тебя не тронет. Клянусь, я спасу тебя от этого кошмара.
Я сморгнула горячие слезы и тяжело сглотнула. Опустилась перед шкафом на корточки, и Леда наклонила голову, следя за каждым моим движением. Ее глаза, как и раньше, превратились в два больших стеклышка. Как я могла раньше не замечать этого в ней? Почему я не видела, какая она красивая?
Зато Джек видел.
– Почему ты не спасла меня, Кая? – С губ Леды сорвалось судорожное дыхание, крылья носа затрепетали. Я видела, как мышцы ее шеи и плеч напряглись, как от уголков глаз разбежались морщинки, а лицо перекосилось от боли.
– Леда…
Ее ресницы слиплись от слез, губы распухли от того, как сильно она закусывала их от страха. Она вцепилась пальцами в колени, будто желая сдержать ярость или пытаясь побороть желание вцепиться в мои волосы. Дрожащим голосом она пробормотала:
– Я все вспомнила.
Ее слова прозвучали как обвинение, но я не могла попросить ее ни о чем не думать. Я не могла отмахнуться от нее, приказать выбраться из шкафа. Хоть раз в жизни кто-то должен обратить на нее внимание.
– Я не злюсь на тебя, Кая, – шепнула Леда, сглотнув слезы. – Я не злюсь, потому что никто не может победить моего отца. Он… он не такой хороший, как говорил, да?
Ей уже двадцать два, но выглядит она крошечной и хрупкой, как изящная хрустальная ваза, место которой – в музее. Меня ужаснуло, что даже сейчас, когда она все вспомнила, когда она поняла, каким монстром был ее отец, ее вера в него все еще жива.
– Нет, он не хороший, – подтвердила я тихим голосом. Леда согласно кивнула, слабо улыбнувшись.
– Да. Мне просто не хотелось верить… – Она не смогла закончить, поэтому пришлось мне:
– Никто не хочет верить, Леда.
– Ты не виновата, что не смогла меня спасти, Кая. – Она втянула губы, а затем с шумом выдохнула. – Нет, никто не виноват. Он закопал тебя живьем… Я помню, как мне было страшно и как я хотела, чтобы ты очнулась, но ты все не открывала глаза… Он убил тебя, – закончила она.
– Он убил меня, – повторила я. – Но я не могла оставить все как есть. Ведь я обещала, что спасу тебя, – с трудом закончила я.
Грудь Леды содрогнулась. Она с трудом пыталась втянуть в себя воздух, но у нее не хватало сил. Она отвернулась, и я увидела ее профиль и багровые следы на шее. Следы чьих-то сильных пальцев, оставивших синяки. Это сделала я. Я пыталась убить ее. Я зажмурилась, и когда вновь посмотрела на нее, ужасные отметины на шее Леды все так же притягивали взгляд.
– Я все вспомнила, – повторила она тихим голосом, а затем взглянула на меня.
– Что ты вспомнила?
– Отец убил детектива Дина. – Леда спрятала лицо в ладонях, и мне захотелось прикоснуться к ней и погладить по спине или ободряюще сжать плечо – сделать хоть что-нибудь.
– Сейчас ты его видишь? – вместо этого спросила я. Леда оторвала руки от лица, испуганно покрутила головой и даже отстранилась от игрушек, чтобы заглянуть за плечо.
– Сейчас нет.
– Это хорошо, – сказала я, – потому что я хочу поговорить с тобой наедине.
– Мы одни, – шепнула она, живо вытерев слезы со щек и приготовившись слушать.
Сев на пол, я подтянула колени, повторяя ее позу, и сказала:
– Пожалуйста, прости меня. За все плохие слова, которые я говорила, за взгляды… Ты была права, я ничего не знала. Я никого не смогла спасти, но тебе я все еще могу помочь, если ты, конечно, позволишь. – Глаза Леды изумленно распахнулись. – Я не хочу, чтобы ты вновь страдала. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Чтобы ты гуляла по улице не боясь, что за тобой следят. Чтобы ты снова отрастила волосы. Чтобы садилась в кафе в центре зала, не страшась насмешек и косых взглядов. Чтобы ты нашла в себе силы познакомиться с понравившимся парнем и чтобы… жила дальше.
Я горела. Мой голос был тихим и неспешным, но я хотела кричать во все горло: «Живи, Леда! Прекрати отнимать у себя жизнь! Однажды шансы могут закончиться, и ты никогда уже не вернешься!»
Но на Леду не нужно было давить: стоило мне закончить, как она всхлипнула, и я почувствовала себя так ужасно, что захотелось сжаться в комок. Ей никто никогда не говорил добрых слов, никто о ней не заботился по-настоящему.
– Но… – прошептала она, – я просто… просто не знаю, как жить
