дальше. Я не умею жить.
Вновь она резанула меня в самое сердце. Вновь напомнила, что она – это я, и у нас есть кое-что общее: мы обе не научились жить. Она пыталась не сойти с ума… а я пыталась выжить.
Никто из нас не знает, что значит сидеть в центре зала и чувствовать себя легко и уверенно. Я не помню, как идти по улице и не оглядываться, каково это – быть живой.
Но несмотря на внезапную меланхолию, я испытала облегчение и странное чувство радости: у Леды Стивенсон есть еще один шанс. Воспользовавшись им, она сумеет научиться. Она должна научиться. Перебороть травмы. Пережить их.
– Пока что не умеешь, – успокоила я, – но научишься. Больше тебе не грозит опасность.
– Отец…
– Ты больше никогда его не увидишь. Его нет.
– Кая, – перебила она твердым голосом, в котором послышалась досада, а затем зловеще шепнула: – Он здесь. Он всегда здесь.
– Он в твоей голове, – жестко возразила я. – Он мертв. И я помогу тебе, как и обещала.
– Ты не сможешь.
– Да, смогу! – отрезала я, но тут же, смягчившись, добавила: – Леда, я буду рядом с тобой. Тебе помогут специалисты. Они… – я сжала ладонь в кулак, – уничтожат твоего отца. Ты никогда его больше не увидишь. И заживешь счастливой жизнью, которую заслуживаешь.
Я боялась, что она скажет, что она не хочет с ним прощаться, что она хочет продолжать его видеть, ведь в нем было и хорошее, но она не сказала. Она смотрела на меня недоверчивым, упрямым взглядом.
– Доктор Гаррисон пытался мне помочь. Он сказал, я иду на поправку.
Он не до конца разобрался в ситуации, – хотела возразить я, чтобы развеять ее сомнения, – потому что твоя тетушка Лаура не позволила.
– Ты мне веришь, Леда? – спросила я, поднимаясь на ноги. Она вскинула голову, будто ожидая, что я причиню ей боль. Синяки на ее шее выступили отчетливее, и я с трудом удержала взгляд на ее опухшем от слез лице. – Хоть и с опозданием, но я вернулась, чтобы спасти тебя. Помнишь, я ведь обещала. Я говорила, что избавлю тебя от кошмара. Я сделаю это. Только доверься мне.
Она продолжала молча смотреть.
– Леда. – Я вновь присела на корточки, даже не поморщившись от вспыхнувшей боли в колене. – Нельзя вечно сидеть в шкафу. Рано или поздно он найдет тебя и здесь. Нужно лучше спрятаться и победить его до того, как он тебя обнаружит. Ты мне говорила это.
– Я?
Это говорил Неизвестный, но все же.
– Однажды ты спасла меня, Леда. В том страшном амбаре, когда я думала, что умру, ты протянула мне руку помощи, и я крепко ухватилась за нее. Ты помогла мне, и теперь пришло время помочь себе самой. Возьми меня за руку, Леда, – твердо сказала я и, снова поднявшись, вытянула руку вперед.
Долгие пять секунд я с замершим сердцем ждала, когда Леда осмелится выглянуть из шкафа. И вот ее пальцы обхватили мое запястье, я вытащила ее наружу и поставила на ноги.
На свету синяки на ее лице, шее и руках выглядели еще ужаснее, но я напомнила себе, что все в прошлом. Больше никто не обидит ее, никто не причинит зла – ни я, ни она.
– Раньше у тебя были длинные волосы, – сказала я невзначай, и Леда, продолжая держать меня за руку, кивнула.
– Ты будешь рядом? – спросила она, пряча за блеском в глазах страх неизвестности.
Она боится врачей? Или своего отца, который не покидает ее головы?
Я не стала уточнять, лишь кивнула.
– Да.
Я хотела, чтобы в моем голосе прозвучало больше отзывчивости, но меня саму сковали страх и неуверенность. Ведь сейчас, когда Леда приняла решение избавиться от прошлого, когда она взяла меня за руку, пошел отсчет назад. Часы тикают все громче и громче, их стрелка неумолимо движется вперед, приближая время моей окончательной смерти. Только одна из нас будет жить. И это не я.
Я улыбнулась в ответ на эту мысль, и Леда тоже улыбнулась. А затем вдруг прильнула ко мне, сжав в крепких объятиях.
– Спасибо, что не бросила меня, Кая. – Я застыла словно истукан. – Спасибо, что вернулась за мной.
Как бы я хотела, чтобы все было иначе, чтобы моя жизнь была другой. Но стоит на секунду допустить такую мысль, и все фантазии разваливаются как карточный домик детектива Дина. Потому что моя жизнь тесно переплетена с судьбами других людей. И если вычеркнуть меня, конструкция рухнет. Я – неоперабельная раковая опухоль, от которой нельзя избавиться. Пора принять все как есть.
Я похлопала Леду по спине, чувствуя в руках дрожь.
– Все хорошо, Леда. Я буду с тобой.
Я буду рядом, пока не уйду вслед за Смертью.
* * *
25 декабря 2016
Постепенно волнения в Эттон-Крик утихли. Дороги, крыши домов, деревья в садах и в парках – все было покрыто снежным белым ковром. По всему городу вновь появились фонарики. В витринах магазинов стояли декоративные елочки, украшенные мини-игрушками, в городе пахло Рождеством: смолой, леденцами, горячим шоколадом. На рынке торговали украшениями для дома, рождественскими венками, мишурой и необычными елочными игрушками.
Эттон-Крик был в предвкушении праздника, ведь ужасы закончились. Все узнали о том, что настоящий Неизвестный – Леда Стивенсон. Детали не были известны, но никто ими и не интересовался. Пресса хотела раздуть шумиху, но костер быстро потушили. Лишь иногда кто-то, сидя перед камином, спрашивал: «А как там Леда, в больнице? Ее будут судить?», или «А зачем она сделала это?» или кто-то горячо заявлял: «Ее отец Джек, говорят, был сущим психом!» Никто не знал, что он сделал с Ледой, малышкой, похожей на крохотного беззащитного птенчика, сколько травм он ей нанес и что даже после смерти он продолжал существовать в ее мозгу. Никто не знал почему, но никто и не хотел знать. Они стыдились правды. Ведь если бы они задумались над жизнью девочки Леды, им пришлось бы смахнуть пыль с собственных секретов, мерзких и заплесневелых, а никто не хочет вспоминать ужасное прошлое.
Если бы жители Эттон-Крик стали задумываться над судьбой Леды, они бы вспомнили, как не раз Джек Стивенсон доставлял ее в больницу с избиениями, утверждая, что над его дочерью издеваются в школе. Они бы заметили, как она потупляла взгляд в его присутствии, каким была забитым ребенком. Они бы поняли, что могли ей помочь. Миссис Томпкинсон, например, давно заметила странную погоду в доме Стивенсонов, но списала все на подростковый бунт. Теперь-то она поняла, что это был никакой не бунт и что ошибалась в Лауре. И перед сном, когда на нее наваливался сон, миссис Томпкинсон вспоминала, как Леда убила кошку ее дочери, говоря, что та в лучшем мире, там, где ее никто не посмеет обидеть.
В воздухе чувствовалось скорое приближение нового года. Это были магические вибрации, обещающие счастье и покой, еду и
