— Что такое? — он выкатил глаза.
У нее было намерение рассказать ему о записке отца, но он казался таким равнодушным и даже враждебно настроенным, что она в последний момент передумала.
— Я хочу, чтобы ты взял у мамы телефон Абуэлиты, — сказала она.
— Почему бы тебе не взять его самой?
— Потому что я не хочу, чтобы она узнала, — пояснила она. — Все, что тебе потребуется, — это заглянуть в ее записную книжку, он точно там записан.
— Почему ты не хочешь, чтобы она знала? Абуэлита — наша бабушка.
— И мама отца, — добавила она. — Хэл, не будь таким наивным. Мама не общается с ней уже много лет. Ты же знаешь, как она ненавидит папу. Она была в ярости, когда он нам писал.
— Тебе писал, — едко уточнил он. — Мне он никогда не писал.
— Не важно. Но лучше оставить все в тайне, поверь мне.
— Это будет тебе дорого стоить.
— Что?
— Да, тебе придется раскошелиться, — решительно заявил он.
— Ты что, серьезно?
— Само собой, серьезно, — бесстрастно подтвердил он. — Иначе зачем мне себя утруждать?
— Ладно, говори сколько, — прервала она его.
— Сто фунтов.
— Сто фунтов? — задохнулась она от такой наглости. — Ты, верно, шутишь!
— Мне нужно заплатить за билеты на поезд. Кроме того, это работа. Это самое малое, что ты можешь для меня сделать. В любом случае это деньги Торквилла, а он им уже счет потерял.
Федерика смотрела на брата и едва узнавала Хэла, рядом с которым выросла. Она нахмурилась.
— Ты сегодня очень странный. Что с тобой случилось? — спросила она, пытаясь найти в его лице знакомые черты.
— Деньги — или никакого телефонного номера.
— Адрес и телефон, Качагуа и Сантьяго, — твердо произнесла она.
— Ладно, заметано.
— Хорошо, — отозвалась она, укоризненно покачивая головой и наблюдая, как он воткнул нож в свой стейк.
— Мне деньги нужны сейчас, — сообщил Хэл, вставая.
— Ты куда?
— В туалет, я на минутку. — Она проследила, как он вяло бредет через ресторан, и подумала, знает ли отец что-либо и о нем, но тут же вспомнила, что Хэлу Рамон никогда не писал.
Элен было слишком стыдно говорить родителям об истинной причине того, почему Артур не пустил ее в дом. Она вернулась в свою прежнюю комнату и стала мерять ее шагами в бессильном озлоблении.
— Бедняжка Элен, — плакалась Полли мужу. — Она в ярости на Артура.
— Вовсе нет, — возразил Джейк. — Она в ярости на себя. Снова оказалась ни с чем.
Элен не давала никому и слова сказать против Артура. Когда она позвонила Федерике, чтобы сообщить ей свои печальные новости, то бросила трубку, как только дочь стала обвинять отчима.
— О Федерика, — вздохнула она в раздражении. — Ничего ты об этом не знаешь.
На следующее утро она снова отправилась стучаться в дверь и даже последовала за ним на работу.
— Артур, я все объясню, — умоляла она, но он ничего не желал слушать.
— Ты зашла слишком далеко, Элен, — ответил он. — Ты довела меня до крайности. Я не хочу твоего возвращения до тех пор, пока ты сама не захочешь измениться, а такое решение за один день не принимается. Иди и подумай над этим.
Шокированная его словами, она отправилась домой, чтобы выплакаться на плече матери, причитая, что он ее разлюбил.
Только Тоби узнал правду.
— У меня был любовный роман, — призналась она, когда они сидели на продуваемом ветром берегу, разговаривая под шум прибоя и крики чаек.
— Элен, Элен, — вздохнул Тоби. — Ради бога, и с кем же?
— С испанцем.
— С испанцем? — воскликнул он, укоризненно качая головой и удивляясь глупости поступка сестры.
— Проклятый испанец, — сказала она, сложив руки на груди и засопев от жалости к себе.
— Но почему?
— Потому что он напомнил мне Рамона.
Тоби задумчиво чертил палкой абстрактные фигуры на песке.
— Тебя одолевает призрак, Элен, — мрачно заявил он.
— Знаю, — ответила сестра и озлобленно добавила: — Сейчас я уже это знаю.
— Ты всегда хочешь того, чего не можешь иметь.
— Я не желаю выслушивать от тебя нравоучения, — оборонялась она. — Да, я была идиоткой, но сама первая это признала.
— Ты когда-нибудь любила Артура? — спросил он. Она посмотрела вдаль, где над волнами быстро двигались серые тучи. — Так что, любила? — повторил он свой вопрос.
— Конечно, любила. Но только раньше я об этом не знала. — Тоби нахмурился. — Это совсем не то, что всепоглощающая любовь к Рамону, такая, словно гром среди ясного неба, — пояснила она. — Это нечто более тихое. Моя любовь к Артуру более нежная, и сейчас я услышала ее.
— Гром всегда через некоторое время стихает. Тебе очень повезет, если ты останешься с чем-то более долговечным, — усмехнулся Тоби, подумав о Джулиане. — Артур — хороший человек.
— Сейчас я это осознала. Не могу поверить, что понадобилась бессмысленная пустая интрижка, чтобы проснуться и понять, как много он для меня значит. Я так плохо к нему относилась. И он все это терпел. Какой другой мужчина мог бы быть настолько снисходительным? Я его недостойна. — Потом она взглянула на брата большими печальными глазами. — Я его потеряла, да?
Тоби обнял ее за плечи и поцеловал в щеку, пахнувшую солью.
— Не думаю, дорогая. Но похоже, что твои ошибки ничему тебя не учат.
Глава 38
Сэм слушал, как дождь монотонно барабанит в оконное стекло кабинета Нуньо. Пламя потрескивало в камине, где его дед любил ворошить поленья стальной кочергой, когда ему нужно было собраться с мыслями, а Троцкий развалился на ковре, тяжко пыхтя во сне. Сэм чувствовал холод, пробиравший до костей, и никак не мог согреться. Он сосредоточил взгляд на кожаном диване, где однажды сидела Федерика, и вспомнил ее глаза, наполненные непробиваемой покорностью судьбе, и ее бедное тело, страдавшее под натиском чересчур обильной еды. Он потерял не только Нуньо, своего любимого деда и друга, но и Федерику, он отдал ее другому, причем совершенно неприемлемому мужчине. Сэм понимал, что винить во всем этом может только себя, поскольку когда он мог получить эту девушку, до безумия влюбленную в него, то не сделал этого.
Он встал и прошелся по комнате, чтобы согреться. Ему даже пришлось натянуть свитер на заледеневшие пальцы и ссутулиться. С тех пор как он вернулся домой, чтобы начать писать, из-под его пера не вышло ни строчки. Его тешила идея приобретения коттеджа, как это сделали Тоби с Джулианом, потому как молодой человек в возрасте тридцати одного года не должен жить с родителями, но у него не хватало энергии или стимула, чтобы заняться поисками подходящего дома. Пока он базировался в Пиквистл Мэнор, ему не было необходимости выходить куда-либо в поисках компании, готовить для себя, платить за проживание или за ипотечную ссуду. Отец был благодарен за то, что нашел в нем достойного собеседника, и развивал ему свои теории, сидя перед камином в гостиной, где когда-то еще ребенком бегала Федерика вместе с Молли и Эстер.
Ингрид проплывала по комнатам как ярко разукрашенный парусник в своих развевающихся одеждах, оставляя за собой шлейф сигаретного дыма и едва замечая присутствие Сэма. Она продолжала руководить приютом для животных, который был настолько переполнен, что, когда Сэм возвратился домой из Лондона и открыл свой ящик для свитеров, то обнаружил в нем впавшую в зимнюю спячку белку, свернувшуюся клубочком на его любимом кашемировом джемпере. Когда он с упреком рассказал об этом матери, та радостно улыбнулась и ответила:
— Так вот где спрятался Амос! Дорогой, представь себе, я разыскивала его всю зиму. Ты ведь не будешь беспокоить его до весны, да?
Сэму не оставалось ничего другого, кроме как позаимствовать свитера у отца. Все они были в дырках от моли, поскольку тот в жизни не ходил на работу и гулял так мало, что его вещи почти не видели дневного света. Когда Иниго увидел на сыне дырявый на спине свитер, то, не признав собственную вещь, похлопал его по плечу и сказал:
— Сынок, если тебе нужны будут деньги, ты ведь не будешь слишком горд, чтобы попросить их?
Сэм ответил, что ни в чем не нуждается. Два его младших брата приезжали домой на уик-энды. Люсьен учился в Кембридже, а Джои заканчивал школу. Молли и Эстер наведывались, когда у них появлялась возможность, — обе работали целыми днями и свободного времени у них было мало.
Молли постоянно ухитрялась сказать что-нибудь ехидное в адрес Федерики, в то время как Эстер печалила потеря подруги.
— Раньше мы были так близки, — вздыхала она. — Мы абсолютно все друг другу рассказывали.
— Вот-вот, так и случается, когда кто-то богатеет и проникает в светское общество, — недружелюбно заметила Молли. — Если бы мы с тобой были важными особами, то, смею тебя уверить, она не бросила бы нас, как ненужный хлам.
