Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сэм знал всю правду, поскольку не был, подобно Молли, ослеплен завистью. Но он предпочитал помалкивать об этом, скрываясь за тяжелой дубовой дверью кабинета Нуньо.
— Сэм в точности копирует поведение отца, — подсмеивалась Молли в один из выходных дней, когда он появлялся только для того, чтобы поесть, — он тоже становится затворником.
Сэму очень хотелось позвонить Федерике, но он не знал, что сказать, и не хотел, чтобы она узнала в нем автора записки. После их разговора на похоронах Нуньо он сомневался, что она особо обрадуется, услышав его голос. Будучи в отчаянии от отсутствия возможности пообщаться с ней, он решил написать еще одну анонимную записку. Открыв книгу Нуньо, он уселся возле камина, поеживаясь от холода, и стал выискивать несколько строк, которые могли бы ей помочь. Отмеченные Нуньо строки очень отличались по содержанию от того, что было бы приемлемым для Федерики. Виолетте нужно было ободрение в любви, а Федерике — поощрение к жизни — жизни самостоятельной, а не подчиненной прихоти другого человека. Он листал страницы, сосредоточенно покусывая кончик карандаша. Можно было бы использовать стихи о любви, но они больше подходили для его собственного случая, поскольку именно он страдал от любви к Федерике, измучившей его мысли и ранившей его сердце. Строфы о печали поведали бы ей о том, что радость и печаль неразделимы и что без одного невозможно узнать о другом.
Когда он напал на строки о свободе, то понял, что это именно то, что нужно. Он восторженно постучал карандашом по странице и подумал: Федерика в силах сама выйти из порочного круга. Торквилл обращается с ней так, как она разрешает ему с ней обращаться. Она всегда может сказать «нет», и она должна наконец это сделать. Он громко прочитал стихи Троцкому, открывшему глаза, зевнувшему и потянувшемуся, прежде чем внимательно насторожить уши.
«Разве может тиран править свободными и гордыми иначе, чем подавляя их свободу и попирая их гордость? Если есть у вас забота, от которой должно избавиться, то, скорее всего, это забота, избранная вами, но не та, что возложена на вас. И если есть у вас страх, который следует рассеять, то причину этого страха ищите в собственном сердце, а не в руке, дрожащей от него».
Сэм устроился за столом Нуньо перед своим компьютером и напечатал этот текст. В течение последующего получаса он распечатал его, подготовил и заклеил конверт, работая с такой тщательностью, будто это было любовное письмо, содержащее тайны его сердца. Взволнованный перспективой хотя бы мельком увидеть Федерику, следующим утром он сел на ранний поезд и всю дорогу просмотрел в окно, поскольку был слишком возбужден, чтобы читать.
Он приехал к ее дому на такси в тот самый момент, когда она выходила из него и садилась в ожидавшую машину.
— Следуйте за «Мерседесом», — сказал Сэм шоферу, затем откинулся на сиденье и прислушался к лихорадочному стуку собственного сердца и круживших в его голове мыслям, наполненным оптимизмом. Он сразу отметил изменения в ее фигуре. Она стала более стройной, ее походка приобрела ту энергичность, которой она отличалась до замужества, а кожа снова выглядела упругой и здоровой. Он мог только догадываться, сыграла ли его записка какую-либо роль в этих переменах. Затем его лицо омрачила мысль о том, что и здесь приложил свою руку Торквилл.
Федерика была увлечена своим новым подходом к жизни, хотя он давался ей нелегко. Чтобы похудеть, ей пришлось очень серьезно поработать с персональным тренером и изменить рацион своего питания. Но в предшествующий этому подъему период она была полностью деморализована. Она месяцами не подходила к зеркалу, боясь посмотреть на себя, а когда уже невозможно было втиснуться в одежду, просто просила Торквилла купить другую. Она стала толще, чем могла себе представить, набрав около тридцати фунтов, а ее кожа страдала от слишком калорийной пищи. И вдруг она лишилась возможности прятаться, поскольку по понедельникам, средам и пятницам стал приезжать Джон Берли, чтобы взвесить ее, сделать замеры и довести с помощью физических упражнений до состояния, когда пот начинал лить с нее градом, часто заставляя ее выкрикивать в отчаянии: «Я больше не могу, я создана, чтобы быть толстой».
На это он обычно отвечал: «Хорошо, если хочешь оставаться толстой, то пожалуйста, но я тебе тогда вообще не нужен», — и ей волей-неволей приходилось просить его остаться и продолжать занятия. Она позаботилась о том, чтобы холодильник был забит фруктами и овощами, и перешла на безжалостную диету. Всякий раз, когда ей хотелось угоститься порцией хрустящего картофеля или шоколадным батончиком, она припоминала грубые определения, которые с довольным видом давал ее полноте Торквилл, и принималась ожесточенно жевать морковь.
Вместо того чтобы растрачивать деньги Торквилла на одежду, она стала регулярно посещать косметолога и снова начала гордиться своей внешностью. По мере убывания веса росла ее уверенность в собственных силах. Она черпала энергию в записке отца, спрятанной на дне шкатулки с бабочкой. Извлекая ее днем, когда Торквилл находился на работе, Федерика могла побыть наедине со своими мыслями. Она была уверена, что отец побывал здесь, увидел ее и послал ей это письмо. Ей хотелось бы увидеться с ним, но она понимала, почему он вел себя так скрытно. Федерика хотела, чтобы он знал, что она его не осуждает и по-прежнему все еще любит.
С приближением Рождества дни стали заметно холоднее. Федерика ожидала звонка Хэла, чтобы получить информацию о телефонном номере Абуэлиты, однако он молчал.
И тогда она предприняла первые маленькие шажки к собственной независимости. Она отправилась на Слоун-стрит и купила новую одежду, чтобы заменить вещи, ставшие для нее слишком большими. Это по-прежнему были брючные костюмы в серых и синих тонах, которые всегда выбирал для нее Торквилл, но сам факт, что она поехала и купила их самостоятельно, дал ей приятное ощущение удовлетворения таким своего рода неповиновением. Это был первый тихий бунт.
К ее удивлению, Торквилл ничего не заметил. Он восхитился ее ставшей более стройной фигурой, обнял как собственник и поцеловал своими повинными в адюльтере губами.
— Ты просто умница, моя малышка, и я так горжусь тобой, — заявил он. — Ты стала почти той же Федерикой, на которой я женился.
Наверное, ей нужно было бы растрогаться, ведь, в конце концов, она худела ради него. Или нет? Мало-помалу Торквилл стал вытесняться из центра ее мира.
Сэм следовал за Федерикой до Сент-Джеймс, где она вышла из машины и пошла по улице. Он немного подождал, а затем тоже покинул такси и пошел за ней. На ней было длинное черное пальто, светло-серый брючный костюм с шелковой кремовой рубашкой и черные замшевые ботинки. Она выглядела элегантно и утонченно, с длинными очень светлыми волосами, связанными в конский хвост и спадавшими поверх пальто по спине. В ней не осталось ровным счетом ничего от худенькой девушки, полной неуверенности и сомнений, которую он знал в Польперро. Она стала взрослой и очень женственной, а ее движения выдавали возросшую уверенность в себе. Эмоциональное возбуждение сковало его горло, поскольку такой он любил ее еще больше и страстно желал выказать ей свои чувства.
Пару раз она останавливалась, чтобы осмотреть витрины магазинов и взглянуть на свое отражение, которое не переставало ее удивлять. Он шел на сотню ярдов позади с лицом, скрытым под фетровой шляпой отца, и руками, засунутыми в карманы пальто с прилипшей собачьей шерстью и дыркой на локте, прогрызенной, безусловно, какой-то излишне усердной мышью. Ссутулившись, он следил за ней из-за очков, стекла которых запотевали от холода и мелкого дождя. Сэм ощущал себя сталкером и краснел от стыда, что заставляло очки еще больше увлажняться, пока он уже едва мог что-либо сквозь них разобрать.
Он последовал за ней по Арлингтон-стрит к Ритцу, где, как он был уверен, она встречается с кем-то за ланчем. Но, к его удивлению, она проследовала мимо портье, которые как по команде прикоснулись руками в белых перчатках к своим кепи, и прошла дальше в направлении Грин-парка. Он ускорил шаг, обгоняя толпу людей, высыпавших со станции подземки, и увидел, как она входит в парк.
Сэм укрылся за воротами, а она, как голубка, летящая домой, уверенно прошла по аллее к скамейке, стоявшей под оголенными зимними деревьями. Присев, Федерика положила сумочку на колени и стала смотреть на окутанный туманом парк.
Сэм прошел вдоль чугунной ограды примерно на сотню ярдов в сторону и уставился на одинокую фигурку Федерики, которая, как уже стало ясно, никого не ожидала, — она не оглядывалась по сторонам в нетерпении и не посматривала на часы, а просто глядела прямо перед собой, погруженная в свои мысли.
Сэм вытащил руки из карманов и вцепился в мокрую решетку ограды, отделявшую его от любимой женщины. Ему хотелось позвать ее по имени. Его звучание на губах доставило бы ему наслаждение, ведь он никогда ни с кем о ней не говорил. Но он не заслуживал этого права. Оставалось только стоять с примерзшими к металлу руками и гадать, о чем она размышляет, довольствуясь пребыванием вблизи нее. В линии ее опущенных плеч и задумчивом наклоне головы угадывалось одиночество, причины которого были Сэму очевидны и понятны. После того как в течение часа она не предприняла никаких попыток удалиться, он принял решение возвратиться к ее дому, чтобы бросить записку в почтовый ящик на двери.
- Аптекарша - Владимир Соллогуб - love
- В радости и в горе - Кэрол Мэттьюс - love
- Рыцари - Линда Миллер - love
- Нежное прикосновение - Шарлин Рэддон - love
- Творящие любовь - Джудит Гулд - love
- Глинтвейн на двоих - Елена Кривская - love
- Предвыборная страсть - Николай Новиков - love
- Ловцы фортуны - Каролин Терри - love
- Западня - Сьюзен Льюис - love
- Лорена - Фрэнк Слейтер - love