день ото дня рацион, добавляя им в пищу масло, пеммикан и с нашего стола, хотя, по правде сказать, остатков практически не было…
Из-за такого отставания наш караван сильно растянулся, и мне пришлось довольно долго томиться в ожидании ланча, находившегося на нартах Уилла. Во время обеденного перерыва мы разделились по тройкам. Мы с Уиллом и Джефом разместились за нартами Уилла. Не знаю, как Джеф, но лично я здорово выиграл от соседства с ним во время обеда: он угостил меня припасенным с завтрака фрагментом жареной картошки с сыром – очень вкусно! Привлеченный необычными запахами к нам моментально присоединился Баффи – коренной пес из упряжки Уилла. Мне стоило определенных усилий выпихнуть его розоватый нос из своей кружки. Баффи был очень красивым псом светло-серой масти, с белоснежными грудью и передними лапами. Благодаря своей вальяжности и жеманству, порой на грани кокетства, он пользовался бешеным успехом у остальных коренников упряжки и был предметом постоянных сексуальных домогательств с их стороны. Его отличала также совершенно не свойственная собакам его мужественной профессии склонность к меланхолии и самосозерцанию. Вполне возможно, что это было проявлениями постоянно мучавшей его ностальгии по привольной жизни в Миннесоте. Все чаще и чаще, наблюдая его в работе, можно было заметить, как провисает поводок, связывавший его с нартами. Это говорило о том, что он просто бежит, переставляя лапы в такт движения упряжки, погруженный в собственные неглубокие и отвлеченные мысли, нимало не интересуясь происходящим вокруг. Уилл не наказывал его за это – Баффи был его любимчиком и одной из тех собак, о которых говорят, что они представляют истинную морду упряжки. Так вот, Баффи, имевший еще одну неслыханную привилегию: ему было дозволено бежать в упряжке, не будучи привязанным к доглайну за ошейник, в связи с чем зона его возможных перемещений была намного шире, чем у остальных собак, – мог легко подойти к нартам во время остановок и получить доступ практически ко всем нашим яствам. Мы, естественно, старались держать его на расстоянии, но иногда ему кое-что перепадало, при этом главное было проследить, чтобы он не сожрал какую нибудь целлофановую упаковку от сыра или галет…
После обеда, несмотря на продолжавшийся подъем, шедшая за мной упряжка Джефа сохраняла высокий темп, не давая мне особенно расслабиться. Но уже к 16.30 разрыв с упряжками Уилла и Кейзо стал таким значительным, что Джеф предложил мне остановиться и подождать их. Ждали минут двадцать, Кейзо немного подтянулся, но до предводителя с Этьенном было еще далеко. Пока мы стояли в ожидании, Джеф успел посетовать на то, что им вдвоем с Кейзо приходится лишние полчаса работать на улице после остановки, поскольку в их случае система inside man – оutside man не работала: у них обоих было по упряжке, и они вынуждены были вначале быть одновременно outside men, а затем – inside men. До того как мы изменили график движения, продлив рабочий день на полчаса, это ощущалось не так сильно, как сейчас, когда мы заканчивали в 18.30. «Остается мало времени для сна!» – в сердцах бросил Джеф, которому, как жаворонку-экстремисту, не нравился поздний отход ко сну.
Надо сказать, что Джеф был очень последователен и логичен в своих поступках. Так, когда я, видя, что отставание Уилла становится угрожающим, предложил остановиться в 18.15, Джеф заметил: «В этом нет никакой необходимости, поскольку собаками Уилла занимаешься ты. Ничего с Уиллом не случится, даже если он будет в лагере позже!» Каково сказано?! Остановились ровно в 18.30 по часам лидировавшей упряжки, как и договаривались. «За что боролись, дорогой предводитель, на то и напоролись», – думал я, бесцельно слоняясь по лагерю, где уже стояла палатка Джефа и Кейзо, в ожидании упряжки своего напарника по палатке. Уилл пришел с рекордным опозданием – полчаса! Как выяснилось, помимо низкой скорости собак, была еще одна причина задержки упряжки Уилла – Тим! Да, все тот же неисправимый Тим, который вновь ухитрился сожрать постромки во время ланча, когда мы все, включая предводителя, сюсюкали с Баффи. Запасных постромок у Уилла не оказалось, и пришлось ему кое-как отремонтировать постромки Тима, на что ушло достаточно много времени. Распрягая его, я совершил еще одну непростительную ошибку. Зная неистребимое свободолюбие Тима, я всегда на ночь снимал с него постромки. Сейчас же я почему-то подумал, что Тим, сегодня уже достаточно ими подкрепившийся, не будет их больше жрать. Ха! Ха! Ха! Такая нелепая мысль могла прийти в голову только неопытному погонщику и порядочному человеку. Через пять минут, возвращаясь к упряжке за очередной собакой, я обнаружил постромки (а точнее, то, что от них осталось) на снегу рядом с Тимом, который совершенно свободный сидел, как черное изваяние. Можно только представить всю тяжесть кары, обрушившейся на голову и остальные части тела нарушителя, когда о его проступке узнал утомленный долгим переходом, уставший и рассвирепевший предводитель.
Скомканный вечер немного скрасил суп, мастерски приготовленный Уиллом. Находясь под его впечатлением, я сочинил поэму, посвященную нашему с предводителем дому:
«Eureka» tent! It was all May
For me and Will the native place
Where we could have «Soup of the Day»
And understood each other always.
Despite its walls were not wind proof,
Despite its poles look like black snakes,
And once we had its heavy roof
Brеaked down, as it was Pompey,
We loved «Eureka» rooms inside,
The sleeping bags against the walls,
We kept on nets to let them dry
Muckluks and yellow «Salomons».
Please, everyone be careful!
«Eureka» has deep garbage hole.
Please, don’t fall down, it is full!
And keep your feet out of Protocol!
And I will never do forget
Our Greenland’s life as holiday
I don’t forget «Eureka» tent
I don’t forget «Soup of the Day»!
Вот русский вариант поэмы:
«Юрика»! Ты была весь май
Родным домом для меня и Уилла!
Здесь мы наслаждались супом
И всегда понимали друг друга.
Несмотря на то что ее стенки не защищали от ветра,
Несмотря на то что палки каркаса напоминали горных
змей,
А однажды ее потолок
Обрушился на нас, как в день Помпеи,
Мы
