яростной весне…
Уилл все делал исступленно
И, загорая в полный штиль,
Списал бы сам себя в утиль,
Когда бы не было лосьона…
Погода в течение дня: температура минус 10 – минус 18 градусов, облачно, в конце дня прояснение, видимость хорошая, ШТИЛЬ!
Нет, это был не сон! Стихший накануне вечером ветер так и не думал просыпаться. Я поверил в это окончательно только, когда выбрался из палатки в 6 часов утра. За последнее время мы настолько свыклись с постоянными завываниями ветра за стенками палатки, что внезапная и непривычная тишина действовала совсем не успокаивающе. Скорее наоборот – просыпаясь ночью, я долго ворочался в спальном мешке и не мог заснуть: мешала тишина, точнее, ожидание ветра. Не верилось, что он может просто так отстать и успокоиться. Мне все время казалось, что в следующее мгновение его мощное и неровное дыхание сметет эту хрупкую, невесомую тишину за стенками палатки, все встанет на свои места и я смогу наконец спокойно уснуть. Но шли минуты, а ветер все никак не просыпался…
Утром лагерь выглядел по-домашнему уютно и умиротворенно. Выпавший за ночь снег лежал вокруг невесомым пушистым ковром. Минус 10 градусов, нехотя показанные моим термометром, воспринимались при отсутствии ветра как нечто, близкое к комфортной температуре, даже для меня, не обременявшего себя с утра излишней одеждой. В звенящей тишине были ясно слышны все звуки просыпающегося лагеря. Из палатки французов доносилась громкая беседа Этьенна и Бернара, судя по ее накалу, на явно политическую тему. Если бы только президент Миттеран мог предположить, что здесь, за многие тысячи километров от Парижа, на гренландском куполе, двое его соотечественников, лишенные возможности проголосовать за него на предстоявших президентских выборах, продолжают расценивать его шансы как семь к одному, он, наверное, почувствовал бы себя гораздо увереннее. Тем временем в совершенно аполитичной, а потому более симпатичной палатке наших славных погонщиков Джефа и Кейзо готовился удивительный по силе воздействия на окружающую среду завтрак. Привлеченный сказочными ароматами, я сразу вспомнил вчерашнее вечернее приглашение Джефа заглянуть к ним в палатку, где меня, по его словам, ждал приятный сюрприз, разумеется, если я обеспечу не менее приятный прогноз погоды. Все составляющие приглашения были налицо, и прекрасная погода как основной предлог для посещения тоже присутствовала. Вообще-то я, будучи по природе не занудой, довольно легко отношусь к приглашениям, особенно сделанным мимоходом. (При этом я руководствуюсь самым, на мой взгляд, метким определением занудства: «Зануда – это человек, который приходит, когда его приглашают!») Но сейчас был особый случай, и я никак не мог его пропустить. Поэтому я, не сомневаясь, что мой столь ранний визит будет правильно воспринят моими товарищами, решительно развязал рукав оранжевой пирамиды палатки Джефа. Только тогда, когда мой нос оказался внутри палатки, я смог по-настоящему оценить истинно британское качество палаточной ткани – она не только была ветро– и водостойкая, но и практически удерживала внутри все ароматы сказочной англо-японской кухни. Меня ждали. Ни слова не говоря, Джеф протянул мне еще горячую лепешку размером как раз с его маленькую сковороду, уже томившуюся на примусе в ожидании следующей порции. Это был знаменитый сырный картофель. Я включил заднюю передачу, поскольку иначе мне просто было не выбраться, и с зажатым в зубах гонораром выполз из палатки. Уилл, увлеченный своим дневником, никак не отреагировал на принесенный мною деликатес, тем не менее я, по-братски поделив лепешку, немедленно уничтожил свою половину. Предводитель, продолжая писать дневник, по обыкновению отложил свою долю куда-то в сторону. Однако в Арктике все надо делать вовремя!
Расплата не замедлила себя ждать. Во время предстартовых сборов Уилл, каким-то чудом сохранивший заветный кусочек сыра (чем, признаться, меня просто поразил: видно, и у них в Америке голод – не тетка!), неосмотрительно положил его на снег рядом с нартам, имея при этом в виду, наверное, что как только освободится, так сразу и съест свою заначку. Панда освободился несколько быстрее предводителя и на моих глазах приступил к несанкционированному завтраку. Я незамедлительно обратил внимание предводителя на такое вопиющее несоответствие его планов и коварного поведения Панды. Совместными усилиями мы буквально вытянули из зубастой пасти Панды злополучную лепешку, точнее то, что от нее осталось. Обиженно бурча и наподдавав ни в чем не повинному Панде, действовавшему, кстати, в полном соответствии с собачьим кодексом, Уилл быстро съел сырную отбивную.
Очевидно, не желая искушать судьбу, предводитель вновь попросил Джефа лидировать со своей упряжкой, то есть мы отправились в прежнем порядке. Все было бы, как вчера, если бы дул хотя бы слабый ветерок. Штиль и жарко! Разоблачился насколько возможно, однако белье снимать не стал – под таким солнцем можно было легко обгореть. Через некоторое время по моему виду любой примерный ученик, который не бил баклуши на уроках географии, мог легко определить расположение частей света. Правда, с северной части я еще не успел полностью порасти мхом, но борода моя, покрытая махровым инеем, вполне могла сойти за подобный безошибочный индикатор. Противоположная бороде, дымящаяся под солнцем сторона могла бы с успехом рассматриваться как южная. Когда я увидел в компасное зеркало свое отражение, моей первой мыслью было как-то сохранить этот образ для потомков, поэтому во время очередной остановки, вызванной ожиданием отставших упряжек Кейзо и Уилла, я попросил Джефа сфотографировать меня моим фотоаппаратом. Увы! На моей пленке не хватило места, она закончилась. Видя мое отчаяние, Джеф снял меня своим аппаратом, пообещав прислать снимки, и на том спасибо!
На перерыв команды ушли в 12.45 при счете 1: 0 в пользу упряжки Джефа. Мы расположились с ним с полным комфортом, чтобы принять солнечные ванны, подставляя солнцу белые и беззащитные бока и спины. Джеф взял высоту солнца секстаном, а я измерил температуру. Оказалось минус 10! Но при таком солнце и безветрии мороза совершенно не ощущалось. Казалось, что температура вообще положительная! Вот вам и реальная действительность, данная нам в наших обманчивых ощущениях.
Подъехавшие минут через двадцать предводитель с Этьенном сегодня меньше всего напоминали полярных путешественников – если бы не некоторая худосочность и предательская белизна их обнаженных до пояса тел, они вполне могли бы сойти за героев греческой мифологии, въезжающих на колеснице, которая запряжена десятью прекрасными скакунами. При наблюдении ее против солнца собачья упряжка именно так и воспринималась. Я предупредил предводителя об опасных последствиях такого явного пренебрежения с его стороны к жесткой составляющей ультрафиолетового, не прикрытого озоном излучения Солнца. Особой опасности, на мой взгляд, Уилл
