Почти следом зашла Самюель.
— Рейн? В чем дело?
— Уходи… — я едва подняла голову от подушки, и она ахнула.
— Что случилось? — мама даже не послушалась меня, а села на кровать. Так поступали все они — если вампирам казалось что это правильно, они на чисто лишали меня каких-либо прав на что-то личное.
Я хотела сначала накричать на нее, но увидев встревоженные глаза, и я сама не поняла, как все рассказываю, захлебываясь от слез, и давясь, потому что воздуха не хватало. И я надеялась, что хоть она поймет, что Калеб был не прав, ведь в действительности никакой опасности не было. Но лицо Самюель все больше суровело, и поэтому я замолчала.
— Рейн, если Калеб тебе это сказал, то так и нужно было поступить. Твои чувства, реагирующие на опасность, притупились. Ева хоть и остается твоей подругой, но ты не можешь больше доверять ее голоду. Она в это время не стабильна, не чувствует голод, и не ощущает кровь, но ночью в ней будет просыпаться жажда убивать, жажда пить, жажда брать, хочет она того или нет. Теперь если кто-то из нас говорит тебе беги, ты будешь бежать изо всех сил. Тебе ясно?!
Мне было ясно. Но и обида на Калеба оставалась, он еще никогда прежде не говорил со мной подобным образом. Со мной так еще никто никогда не говорил, так, словно я какая-то хулиганка. Я не могла заставить себя позвонить ему, потому попросила сделать это маму.
Ее лицо выражало протест, и все же она не отказалась. И от этого я почувствовала себя еще отвратительней.
Я сидела в своей комнате, не имея сил или желания спуститься вниз, чтобы поесть. Вскоре я поняла, что прислушиваюсь к звукам в доме, в надежде, что Калеб хотя бы позвонит, если не приедет.
Поздней ко мне зашла Самюель. Она принесла бутерброды и чай, а следом близнецов, которые с радостью принялись за путешествие по комнате, куда им вход был воспрещен. Соня ленилась ходить, поэтому ползала, а Рики упорно тянулся к книгам на полках, причем самым верхним.
— Мы с Терцо едем к Бет, а потом к Теренсу.
Я простонала, так как из моей головы начисто выпало, что я должна была позвонить им, и договориться о встрече на завтра.
— Мне нужно было с ними договориться…
— Все нормально, — успокоила меня Самюель, хотя ее глаза выражали взволнованность. А не по поводу ли моего вида? — Калеб мне сказал. Я не знаю, когда мы вернемся, так что положишь их спать.
Самюель была расстроена, и как я догадывалась не только из-за того что сделал Прат. Поцеловав меня и близнецов, мама ушла, после нее в воздухе остался знакомый запах, вовсе не духов, а намного красивее и проще, как часть ее существа. Спустя минут пять я услышала, как хлопнула дверь, а дом опустел.
Я безучастно смотрела, как малыши потрошат мою комнату, понимая, что Калеб сегодня не придет. Оставался лишь вопрос — придет ли он теперь вообще?
Когда Соня и Рики уже начали засыпать на месте, я просто уложила их возле себя. И если они тут же устало засопели (как же, перевернув все мои диски и тетради, выпотрошив портфель, растащив одежду, тут любой устанет), мои глаза никак не хотели закрываться. Я прислушивалась к тому чувству пустоты, что снедала меня и даже не чувствовала усталости, а только глухую боль, в том месте где стучало сердце, так радостно замирая, увидев Калеба.
Мне просто страшно было представить себе, что из-за одной глупой оплошности, Калеб теперь перестанет меня любить. Перестанет действительно мне доверять, как взрослой. Ну что ж, мой поступок может и был детским и не осторожным, но разве и взрослые не ошибались?
Чтобы раньше не случалось, он всегда был рядом, и никогда не оставался зол так долго. Но видимо не теперь!
Я спала тревожным сном, и с утра меня разбудили ползающие по мне близнецы — Рики тянул меня за волосы, а Соня пальцем изучала мой нос. Я несколько минут оторопело все это терпела, не понимая, проснулась я или нет. Это вызвало улыбку, пока я не вспомнила о вчерашнем вечере. Боль заставила тут же проснуться до конца, она-то и дала понять, что спасительный сон закончился. Я чувствовала себя разбитой и подавленной.
Я поставила руку на пульс, но мне показалось, что его вовсе нет. Заставив себя подняться, я схватила близнецов и пошла вниз.
Там уже ожидал завтрак, и Терцо. Такой статный и красивый в костюме и джемпере с эмблемой Бредфорского колледжа, папа не был похож на вампира, но и простым профессором его назвать было невозможно. По нему должны были сохнуть все студентки на курсе. Он с кем-то разговаривал по телефону. Но тут же распрощался, стоило мне зайти. Отчаянное попискивание малышей привлекли бы внимание кого угодно. Видимо они чувствовали мою подавленность и раздражение.
— Ты еще не собираешься в школу?
Он забрал из моих рук извивающиеся ноши, и я смогла сесть за стол, но сам вид еды вызывал тошноту, и раздражение.
— Собираюсь, — тяжело выдала я.
День предстоял тяжелый. Я так и не смогла заставить себя что-то съесть, и настроение никак не улучшилось от душа. Внутри словно все болело, и когда я одевалась, выбирала только темную одежду, от ярких цветов начинала болеть голова. Чтобы скрыть припухлость вокруг них, я затушевала веки темными тенями, а волосы стянула на затылке в гладкий узел. Из зеркала на меня смотрела не то мрачная училка, не то строгий гот.
Вот теперь в школе все убедятся, что у меня в душе траур, но кто действительно поймет от чего он?
Увидев свою красную машину, я даже закрыла глаза, от ее агрессивного жизнерадостного цвета, который показался мне каким-то отравляющим. Наверное потому и выбрала на сегодня другой Мерседес — серый, как глаза Калеба, когда он злился. Такие глаза, были у него вчера.
Приехав в школу, я не спешила как все остальные на уроки, но впрочем, и не опаздывала. Мне не хотелось говорить с кем-либо. Сегодня, и слушала я так же отстраненно, словно все еще не могла скинуть с себя сонливость.
Написав тест по физике препаршиво, я все же почувствовала за сегодня в первый раз подобие удовлетворения, увидев, как мистер Чан на меня при этом посмотрел. Было мелочно видеть его удивление — я не очень то и напрягалась, чтобы иметь хорошие оценки, но знала предмет на уровне самых лучших учеников.
Когда наступил ленч, я вместе со всеми протопала в столовую, но увидев все это множество лиц, галдящих и смеющихся, взяла себе грушу и вернулась улицу.
Застыв ненадолго на месте, я следила за тенями деревьев, ползущими по окнам школы, а так же за тем, как мимо меня проходят знакомые, друзья по волейболу и литературному кружку. Я уже видела эти взгляды в прошлом году, так на меня смотрели, когда все узнали причину моей беременности — все они теперь думали о том, как же мне повезло тогда в лесу.
