Наверное, он не мог контролировать его, все еще злясь. Я видела, как он старался подавить в себе это желание, и не мог, смотря на меня, чувствуя меня так близко, вдыхая запах моих волос, и слыша сердцебиение, которое звенело у меня самой в ушах.
Калеб прикасался ко мне почти грубо, забывая о чуткости, а я не протестовала. Мне нравилось его агрессивность и все те ощущения, что она несла за собой. Калеб почти впечатал меня в дерево. Его губы даже не несли намека на нежность, он едва ли не кусал меня. Его пальцы с жесткостью распустили тугой узел моих волос, путаясь в тяжелой массе. Так он не давал мне отстраниться, но я этого и не хотела, а еще больше распалялась.
Калеб почти оторвал пуговицы на моей рубашке, а мне показалось, что я тоже порвала горловину его футболки, стягивая ее через голову Калеба. Когда он медленно заскользил вниз, не отрывая своих губ от кожи, я думала, что умерла от напряженного теплого ощущения в животе. Он ненадолго задержался на груди, и я не знала, что слаще, то как он прикасается губами к ней или же ощущение его невесомого прохладного дыхания на коже, от которого казалось, загорался каждый нерв.
Калеб стянул с меня джинсы, и сорвал трусики, и, закинув мои ноги на торс, снова принялся целовать, но уже не так болезненно, а с томлением, с тяжелым надрывом, который вызывал в моей груди странное ощущение теплоты и жары, сплетающихся в одном месте, стоило его языку соприкоснуться с моим.
Это было ни с чем несравнимое ощущение, которому Калеб так долго сопротивлялся и накапливал в себе, а теперь он отдавался мне полностью. Я чувствовала грубую кожуру деревьев, и холодные колючие поцелуи Калеба, но его движения во мне заставляли забывать обо всем окружающем мире, и даже о болезненном ощущении на коже.
Я старалась сдерживаться и не стонать, но этого не получалось, и каждый мой стон вызывал у Калеба еще более сильную волну страсти, я уже ощущала трепет и боль на груди, от его влажных красивых губ.
Когда Калеб успокоился, я безвольно смогла прислониться к нему, полностью повиснув на его шее, и тяжело дыша, прислушивалась к своему сердцебиению, которое неожиданно ожило в ушах. А я с утра так боялась, что мое сердце перестало биться.
Калеб приподнял мою голову и убрав волосы с лица, заставив меня посмотреть на него.
— Я не сделал тебе больно?
Я с облегчением покачала головой, и тут же поцеловала его, но уже не так страстно, как раньше. То, что произошло, словно спалило все ощущения.
Он прижал меня к своей голой груди, и я поняла, что могу опустить ноги, хотя честно говоря, мне хотелось продолжать стоять так с ним тесно переплетенной, как и перед этим. Но Калеб уже начал приводить меня в порядок, и я не смогла насладиться минутной тишиной и спокойствие, чтобы просто побыть с ним, действительно так интимно близко, как никогда прежде.
Подобрав порванное нижнее белье, он посмотрел на меня со смущением.
— Эти были не самые любимые, — рассмеялась я, и Калеб улыбнулся в ответ. Его глаза мерцали из-за серо-ледяных точек. Полусклоненная голова, упавшие на лоб черные волосы, и эти мерцающие глаза — что он со мной творил!
Да уж, за то время, что мы встречались, сколько всего видели эти деревья. Но нашу близость впервые. Я не спеша одевалась, дрожь в пальцах и внезапная слабость все никак не позволяли застегнуть рубашку, к тому же там не хватало пуговиц. Калеб же удивленно смотрел на ворот своей футболки — растянутый и порванный, его глаза светились как никогда прежде.
Оправив на себе одежду он подошел ко мне, и делая вид, что заправляет воротник на миг прижался губами в яремную ямку между ключицами, а потом снова свел вместе края горловины.
— Ты все еще зол на меня? — я с надеждой посмотрела на Калеба.
— Не то слово, — тяжело вздохнул он, но все же не помрачнел, — Когда я понял, что ты была в доме, во время пробуждения Евы, ужасно испугался. Я был до такой степени напуган и взбешен, думая о случившемся, и что с тобой могло что-то произойти, а меня бы не было рядом, что готов был сам тебя прибить.
— Я просто случайно оказалась в доме… и не успела уйти… Ева выглядела такой…
— Невинной? …не опасной? — Калеб покачал головой, — Ты должна слушать, что говорю тебе я или другие. Я даже не знаю, почему она не взбесилась, когда Прат так огорошил ее. Зато это случилось, когда появился Грем. Ты вовремя уехала.
Я была действительно напугана, услышав это. Неужели Ева могла быть опасной? То невинное тихое сонное существо, имя которому Ева, которая до сих пор является моим другом, неожиданно взбесилась?
— И что случилось?
Легче было смотреть на окружающие меня деревья. Чем представлять перед своими глазами искаженное страхом и гневом лицо Евы, такое отчаянно красивое, что своей святой простотой напоминало грешность ее появления на свет во второй раз.
— В общем больше пострадал Прат, и сама Ева, потому что Грему и мне пришлось применить силу, удерживая ее.
— И как она?
Возможно, стоило спросить, как пострадал Прат, но в душе, я ликовала и радовалась, понимая, что с удовольствием и сама сделала бы подобное.
— Напугана. Не верит тому, что слышит… и хочет видеть тебя. Она все еще думает, что это какая-то плохая шутка. Но ночью у нее проснулась жажда, и, наверное, она почти верит, но не может смириться.
— И что я ей скажу? — я была шокирована такой перспективой, и растеряна, потому что понимала всю опасность, но ведь для Евы я оставалась все той же Рейн. Но как можно убедить кого-то, что он больше не человек? Как ей объяснить все, что случилось? И сказать, что больше ей не свидится с родителями, бабушкой и сестрой?
— Она что-нибудь помнит из случившегося в лесу?
Калеб покачал головой, и я с какой-то странной радостью отметила это движение, ведь он рядом. Мы вместе.
— Ее память почти пуста, она знает кто она, кто мы, но воспоминания, будут возвращаться отрывками, некоторые останутся четкими, другие и вовсе исчезнут. Ее мозг сам подскажет ей, что действительно нужно.
Я вспомнила о своих дневниках, и понадеялась, что когда-то они мне все же помогут.
— Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? — Ну вот, Калеб был неуверен в том, причинил ли он мне боль, своей страстностью.
— Да. Ты не сделал мне больно. Это было ошеломляюще, но точно безболезненно.
Я не стала ему говорить о царапинах на спине, оставленных корой дерева. Это был бы лишний повод волноваться, и искать своей вины, или же причины не делать этого снова, чего я бы не хотела.
— Ошеломляюще… — повторил Калеб полушепотом, словно не веря, относиться ли это к его действиям.
