Мор то утихал, то возбуждался вновь. В северной Руси продолжалось то, что мы назвали бы борьбой с инфляцией. Псковичи во след Новгороду тоже отказались от западных монет, которые почему-то очень дорого было купить, и очень мало они начинали стоить при обращении с ними в торгу. Так же, как и новгородцы, плесковичи сковали серебряные деньги, разом прекратив тайное ограбление Руси с помощью «артугов», «грошей» и «кораблеников».
В Орде уже не было Едигея, не было гениального полководца, заставлявшего бояться себя и Литву и Русь, и медленно, но неуклонно, мало понимая, что происходит, Орда начинала разваливать, терять свое былое единство, и могущество, последний раз предсмертным огнем вспыхнувшее при Тохтамыше – увы, бездарном полководце, сотнике, посаженном на ханский трон.
И чего не произошло, и что могло, должно было произойти на Руси в эти неуверенные неустойчивые годы, в эти последние три года власти Василия Дмитрича, что должно было содеять, чтобы заложить истинное величие страны, и заложить именно теперь, в самом начале, вернее, в первой четверти пятнадцатого столетия, и с чем мы отстали на два столетия с лишком, вынужденные догонять тех, кто при ином раскладе судьбы сам бы догонял и догонял Россию, – не создали университетов. Ни в Москве, где он, как в столичном городе, был сурово и крайне необходим, ни в Твери, где он мог бы возникнуть, сообрази Михаил Александрович надобность дела сего, ни во Владимире, где университет мог бы устроить сам Фотий, ни в Ростове Великом, ни во всех названных градах единовременно… Почему так произошло? Почему и три столетия спустя наука была на Руси все еще «ободрана, в лохмотьях обшита, из всех почти домов с ругательством посбита»? Почему и наши западничающие «демократы» и теперь, в конце двадцатого столетия, обезьянничая перед Западом, изо всех сил сокращают расходы именно на образование и культуру, хотя даже на опыте первых десятилетий Советской власти (не говорю уже про девятнадцатый век!) ясно должно было быть, к каким космическим высотам, и в прямом и в переносном смысле, способна рвануться наша страна при обычном регулярном и бесплатном школьном и университетском образовании! Почему? Что мешало тем же нашим монастырям стать рассадниками культуры, и богословской и светской: медицины, астрономии, филологии, знания языков? В Монголии, в единственном оставленном в доперестроечные времена буддистском духовном училище пять языков изучали будущие ламы! Пять языков как минимум! Почему наши монастыри и сейчас, в эти годы освобождения, не становятся хранилищами книг, библиотеками всемирного значения, где могли бы заниматься приезжие научные сотрудники и студенты, где могли бы проходить научные конференции, как это я сам видел в Венеции, в католическом монастыре? Что мешает нашей церкви подняться к вершинам мировой культуры? Что мешает нашему, потерявшему всякое уважение народа, правительству, обратить наконец должное внимание на высшее, в особенности высшее, образование, ибо еще Чехов сказал: «Нам не школы, а университеты нужны!» А начальное образование я бы и вовсе передал в руки церкви, токмо, разумеется, в руки Русской церкви, а не еврейской, не баптистской, адвентистской, иеговистской, евангелической и иже с ними, ибо имя им легион и изгнать их всех из нашей страны – это насущная необходимость нового времени.
Почему все-таки в России в начале пятнадцатого столетия не возникли университеты? Это трудно понять. Тем более трудно понять, зная, какое огромное значение имела для нас открытая наконец в Москве славяно-греко-латинская академия[146]? Почему же это не было сделано еще два-три столетья назад? Перед этим вопросом я лично замираю в какой-то неизбывной растерянности, тем паче ведая о талантах нашего народа, об огромных результатах образования и образованности в нашей стране! Почему? И не нахожу ответа. Чума? Да и чума-то к нам с Запада пришла! Внутренние гражданские войны? Но ни гуситов, ни Реформации у нас все-таки не было! Нехватка средств? Но при всегдашней твердой центральной власти в стране средства могли найтись даже в большей мере, чем это было в разорванном на графства и герцогства Западе!
Почему Иван III, покорив Новгород, уничтожил бесплатное городское образование, серию училищ, существовавшую на вечевые деньги, и через двадцать лет в этом, не столь давно культурнейшем городе Руси, уже не из кого стало набирать священников? Почему наши образовательные начинания – школа Ярослава Мудрого в Киеве[147], выпустившая целую плеяду замечательных переводчиков, ораторов, просветителей, христианских подвижников; «Григорьевский затвор» в Ростове Великом, откуда вышел целый ряд выдающихся деятелей нашей культуры, вышли Кирилловичи, Стефан и Варфоломей, будущий Сергий Радонежский, вышел Епифаний Премудрый, вышел Стефан Пермский[148], креститель зырян – почему эти замечательные духовно-образовательные твердыни не породили твердого непрерывного наследка своего, не превратились в то, во что должны были превратиться? Почему так захирела и угасла славяно-греко-латинская академия в Москве, начальное (и не плохое!) образование в которой получил сам Ломоносов? Почему так выродился Пушкинский лицей, так и не ставший новой Платоновской академией? Почему заведенная у нас с трудами великими и с опозданием на три сотни лет академия наук так и осталась какою-то полузападною, о чем писал еще великий Менделеев в конце прошлого века? Почему? Почему? Почему? Почему мы отстали в одной из корневых духовных наук, в богословии, хотя и утверждаем, что именно мы – хранители заветов вселенского православия, истинных заветов Христа? Да, конечно, Советская власть и вся мощь напора, направленного на уничтожение Русской православной церкви… Кстати, эта вся мощь с «перестройкой» обратилась самым фантастическим образом прямо в противоположную сторону: прежние гонители православия заполняют наши монастыри и церкви, и даже епископат оказался в руках экуменистов[149]… И опять почему? Почему? Почему?!
И опять возвращаемся туда, откуда следовало начинать регулярное школьное, так сказать, просвещение России – к началу пятнадцатого века. И вот прогремел первый, пока едва слышный звоночек – Констанцский Собор, куда русские иерархи попросту не могли представить солидную делегацию богословов, способных поспорить с римскими прелатами и французскими выучениками Сорбонны. Были ли мы в ту пору столь уж дики и грубы? Ежели вспомнить, что Нил Сорский отлично разбирался в астрономии, ведая, что Земля, как некое яйцо, окруженное атмосферой, кружится в мировом пространстве! Не были мы отнюдь лесными медведями! И староверы наши, не принявшие никоновских церковных реформ[150] – троеперстия и прочего, заимствованных у народов, находившихся под турецким игом, да и до сей поры не отвоеванных, не включенных в состав России – трегубую аллилуйю, еще ряд перемен, непереносных для верующего человека, привыкшего к тому, что именно церковь держит и сохраняет национальную традицию, дает человеку меру повторяемости, которая как раз и приобщает смертного к вечности и бессмертию бытия – именно староверы учили всех детей сплошняком грамоте, не уступая в этом Западу с его обязательным обрядом конфирмации[151], и именно они-то и подверглись диким и нелепым, по сути своей, гонениям, когда уничтожались и жглись старинные иконы и книги, то есть изничтожалась культура самой церкви, ее традиции, наследование ее. Спросим, кстати, покушались ли католики, любители, вообще говоря, сжигать не понравившиеся им сочинения (целый университетский город в Мексике, целую и великую! индейскую культуру сожгли, да и все славянские книги в западной Руси), а на Ватиканскую библиотеку покушались они хоть при одном из своих Пап, самом, как говорится, крутом и твердолобом? И ведь русскую промышленность XVIII – начала XIX века именно староверы подняли и поставили вровень с европейской! Не немецкие казнокрады Шумахеры, а именно эти бородатые «раскольники», ревнители древлего благочестия, о которых ни один русский писатель XIX столетия истинно доброго слова не сказал!
Да, все у нас было! Был талантливейший народ, терпеливый в труде и храбрый в битвах, было серьезное литейное дело (пушки при Стефане Батории были дальнобойнее и мощнее западных), была замечательная фортификация – русскую крепость при должной обороне было невозможно взять, одно наличие подошвенного боя исключало правильные штурмы русских крепостей. Были праведники, способные вдохновить целый народ, был народ, крепкий в вере и в верности своим стратилатам… Не было одного – регулярного высшего образования, и, как ни странно сказать, не хватает его и сейчас. Филолог прошлого, XIX столетия, кончая гимназию, знал пять-шесть языков (церковнославянский, греческий, латынь, немецкий, французский и английский, последний – по желанию). Это при тех же двух уроках в неделю. И не надо говорить, что современные «новые русские» ведают, хотя бы более или менее прилично, американское наречие английского языка. Знаю, как они ведают! Проверял. А отдельные особи – не в счет. Отдельные особи и в XV веке по пять-шесть языков знали. Только не государственная власть была виновата в этом, отнюдь. Ну, и – что говорить? Возникни высшие учебные заведения в России в XV веке, не потребовались бы ни реформы Петра, да и революция 1917 года, наверное. И гнусного разговора о рекомых западных технологиях не подымалось бы вовсе. Ни теперь, и никогда. И не было бы легенды о русских самородках, что приходили в лаптях, одолевали все на свете и становились Ломоносовыми. Не было этих самородков и быть не могло. В биографии каждого из них видишь прежде всего школу – серьезнейшее образование, к которому уже и прибавлялся личный талант. Многажды я проверял эти вреднейшие русские легенды и каждый раз (каждый!) обнаруживалось одно и то же: за плечами «самородка» то приличный техникум, то Горный институт в Петербурге, то целая традиция мастеров и мастерства, и, кстати, очень редко, почти никогда, западная европейская школа, а ежели и была такая, то после солидной подготовки в домашних условиях. У «архангельского мужика» Ломоносова дома были учебники, изданные в петровское время крайне ограниченным тиражом (один на десять дворянских семей!). Папаша гонял корабли в Норвегию и уж мог, разумеется, сына навигации научить, а славяно-греко-латинская академия дала юноше знание той самой латыни, на которой преподавали во всей тогдашней Европе. Так что «своя и Божья воля» архангельского мужика из богатой и высококультурной семьи северных поморов дополнялась солидным национальным образованием. Ну, а – возникни университеты у нас в XV-том столетии – то и с немецкими буршами пиво пить не было бы у того же Ломоносова крайней нужды. Еще бы, поди, оттоле к нам приезжали слушать лекции знаменитого русского ученого…
