А Бэль знает, что…?
— Нет.
И тотчас различные происшествия и неполадки в их с Бэль повседневной жизни пришли ему на ум:
— То есть… надеюсь, что нет.
Рэнэ вроде не поверила:
— Неужели вам удалось за целых две недели не выкрикнуть ей правду? Вы меня удивляете, Ноэль.
— Сам себе удивляюсь, — признался он хмуро. — А еще мне казалось, что после этого…
— Вы больше не станете ее любить?
— Да. Что само ее присутствие станет мне отвратным.
— И, конечно же, она вам дорога, как раньше? А может даже и больше?
Он подавленно кивнул:
— Боюсь, что больше. К тому же… — Он поколебался, но затем продолжил: — …возможно, что она ни в чем не виновата. В вечер… убийства ее мать срочно отвезли в клинику. Как только Бэль приехала в Пон-де-л’Иль, сразу же туда и побежала. А я-то никак не мог дозвониться, ну и подумал, что она мне солгала.
— В самом деле? — с горечью произнесла Рэнэ. — На вашем месте я бы верила своим глазам.
И протянула ему стакан:
— Выпейте.
И залпом осушила свой стакан, прикрыв глаза, словно силясь забыть или забыться.
— Рэнэ…
— Что?
— Я вам не все сказал. Я придумал себе алиби, которое казалось мне прекрасным: я, якобы, был в кино. В некотором роде я заставил полицию подтвердить это алиби: составили протокол за неправильную стоянку. Только вот не учел пронырливости комиссара. Сегодня после обеда приходил Мария. Стал задавать вопросы, которых я не ожидал, ну я и попался и… Завтра они меня арестуют.
— Ноэль! — Рэнэ побледнела и снова нервно схватила его руки. — Это неправда?
— Нет, правда. Я погиб. Только если…
— Только если что?
— …если вы не согласитесь мне помочь.
— Но каким же образом?
— Если скажете… Мне так стыдно это говорить, прямо весь горю… Если заявите полиции, что вечером четвертого я был у вас. Тогда они подумают, что я солгал им лишь из страха, что откровенный ответ дойдет до ушей Бэль и нанесет ущерб супружескому согласию, разрушит семью.
— Комиссар и мне тоже задал целую кучу вопросов, один другого нахальнее. Я ему уже сказала, что… Правда, я всегда могу заявить, что исказила истину по тем же причинам, что и вы! — Она закрыла глаза: — Решено, рискну! Вы провели вечер и часть ночи у меня. Мы не расставались с девяти вечера до двух ночи. Я пыталась отнять вас у Бэль, но мне не удалось…
— Рэнэ! Как я вам благода…
Он инстинктивно приблизился к ней. Она открыла глаза, и он удивился тому, что они такие близкие, такие большие, такие требовательные. Губы ее были приоткрыты. Он поцеловал их. Затем поток слез застлал ему глаза, и он уткнул голову ей в плечо. Так они и застыли, тесно обнявшись. Их баюкали шушуканье огня в печке, тиканье часов, неясный приглушенный шум, доносившийся с улицы.
Ну почему так получается, что его утешает эта женщина, а не Бэль? Почему не Бэль, а она помогает ему, спасает? Что же мешает ему любить эту женщину?
— Ты хорошо пахнешь… — произнес он далеким мечтательным голосом, быть может для того, чтобы неосознанно выразить ей свою признательность.
Он почувствовал, что она вздрогнула всем телом, словно он ее ранил.
— Это… Это духи Бэль. Я знала, что они тебе нравятся, ну и…
Они вновь замолчали. Каждого неотступно преследовали мысли о его собственной судьбе. Руки пылали, губы пересохли, мозг каждого был переполнен невысказанными, невыразимыми мыслями. Они боялись сделать малейший жест из страха нарушить это очарование, бросившее их в объятия друг друга благодаря общему смятению, как внезапная усталость заставляет путника прервать свой путь.
— Ноэль…
— Что?
— Тебе хорошо?
Как бы пауза, отсрочка. Она словно боролась с охватившим ее всю нетерпением, толкавшим ее на любое безрассудство.
— Поцелуй меня!
Он слегка удивленно, а может и разочарованно, поднял голову, коснулся губами ее губ, и внезапно его внимание привлек хрустальный перезвон часов:
— Половина… Пора идти. Бэль будет беспокоиться.
— Прекрасно понимаю, — холодно сказала Рэнэ.
Они встали одновременно, с блуждающим взглядом, словно удивленные, что так легко оторвались друг от друга. Ее платье распахнулось, его костюм казался мятым.
— Поужинайте здесь, — добавила Рэнэ. Сколько раз она уже просила его поужинать с ней. — А потом и пойдете.
Тон был равнодушный, безразличный, но ей никогда в жизни ничего не хотелось так сильно.
Он молча помотал головой. Горло его сжималось. Он чувствовал себя не на высоте положения. Ему было стыдно, что так быстро взял себя в руки, а еще стыднее, что показал свою слабость. Он упрекал себя в том, что ввел Рэнэ в заблуждение о своих намерениях, точно так же, как по возвращении из Пон-де-л’Иля, обманул Бэль своими ласками, против воли, ради собственного утешения.
— Рэнэ, я хочу вам сказать, что…
Она уже протягивала ему пальто и шляпу.
— Что? — спросила она, невольно полным надежды тоном.
Он обхватил ее за плечи:
— Вы самая замечательная, самая симпатичная женщина, каких я только знал, вот что я вам хотел сказать!
Она обмякла, щеки ее горели. Затем с горькой улыбкой мягко высвободилась. Глаза ее потемнели. Она ненавидела весь мир.
— Не заблуждайтесь, милый мой! — сказала она глухим, жестким, полным злобы голосом. — Попытка не пытка, и если бы я только могла погубить Бэль, сделала бы это не колеблясь!
Но он ей ничуть не поверил. Он знал, что она, как и он сам, не могла не любить Бэль.
Едва выйдя на улицу, он решил позвонить комиссару Марии. Нужно было рассеять его подозрения в зародыше, помешать ему продвинуться в расследовании.
В полицейском управлении комиссара уже не было. Но Ноэлю удалось дозвониться ему домой.
— Добрый вечер, комиссар! — сказал он легким тоном. — Вы меня сегодня спрашивали, почему я вам солгал. Так вот причина… Я боялся, что мой распорядок времени станет известен моей жене, и она будет на меня в большой обиде. Вечером я был с мадам д’Юмэн в ее квартире.
— Благодарю за искренность, месье Мартэн, — далеким голосом ответил комиссар.
Пауза.
— Откровенность за откровенность. Должен вам сообщить, что мы тайно проверили все поступки и весь распорядок дня мадам д’Юмэн и пришли к абсолютному выводу, благодаря достойному доверия свидетелю, что вечером четвертого ее не было дома с 8 до 11.
— Что? — вскрикнул Ноэль. — Что вы сказали?..
Но трубку уже повесили. Он еще раз набрал номер комиссара, но никто не ответил.
Когда он вышел из будки, то заметил метрах в тридцати прислонившегося к дереву какого-то мужчину. Фигура показалась ему знакомой. Но только что испытанный шок
