не свободны, ибо по скудости ума своего не можем не воображать и сами взваливаем на себя бремя иллюзий наших. Стань как Белый доминиканец
— и будешь свободным от бремени. Он — грядущий Великий вершень, порожденный Великим довременным пра-корнем.
Он — сад, а ты, и я, и все, подобные нам, — дерева, произрастающие в сих заповедных кущах.
Он, Великий странник, нисходит из вечности в бесконечность, мы, малые, восходим из бесконечности в вечность.
И тот, кто преступит бездонную трещину солнцестояния, сподобится стать звеном некой цепи тайной, целокупно составленной из сцепленных, невидимых миру сему рук, кои не разожмутся вплоть до скончания времен; оный принадлежит отныне общине — на всякое, самое малое сочленение братства сего возложена своя миссия, а какая, лишь ему одному ведомо...
В цепи избранников не сыщется и двух сходных промеж собой звеньев, такожде и средь земных тварных людишек навряд найдешь хотя бы пару с одинаковой судьбой.
Воистину, дух общины сей пронизывает всю нашу землю от края и до края; вездесущий, он питает жизненными соками Великое бузиновое древо, ветви коего — религии и культы всех времен и народов — меняются, дают новые побеги, сохнут и отмирают, дух же, восходящий от корня к вершню, пребудет неизменным во веки веков.
Вершень, познавший себя довременным пракорнем, становится одним из звеньев сокровенной цепи и посвящается в таинство ныне мало кому известной мистерии, коя в древнем Китае традиционно звалась:
«Разрешение тела и меча».
Несть числа посвященным в сию сакральную церемонию, однако никто из них не нарушил обет молчания и до нас дошли лишь самые скудные сведения.
Вонми же, сыне мой, с прилежанием, ибо премудрость таинства сего велика есть.
Да будет ведомо тебе, что речь пойдет о неких чудных превращениях, одно именуется Ши-Киай, сиречь разрешение тела, другое — Кьё-Киай, разрешение меча.
Разрешение тела есть состояние высшего просветления, когда адепт сподобляется чина бессмертного, плоть же оного о ту пору, уподобясь трупу бездыханному и будучи положенной во гроб, пресуществляется и становится отныне невидимой.
Ино и тако случахося, что тело просветленное напрочь вес свой утрачивало, а бывало, и дюжинной бренной плотью прикидывалось, преображая вочеловечшегося бессмертного как бы в простеца немудреного.
Мечом же разрешаясь, просветленный смертную плоть свою в меч и пресуществляет, коий и обретают покоящимся во гробе заместо смрадного кадавра.
Сие оружие сакральное, одухотворенное, заговоренное от диавольских ков, и преуготовано оно для последней великой битвы.
Знай же, сыне мой, что разрешиться от бремени плоти дано не всякому, ибо, воистину, пресуществление тварной материи есть высочайшее искусство, в кое искушенные адепты посвящают избранных учеников.
Предание Верховной книги меча гласит:
Буде таинство разрешения тела требует от адепта возвращения в мир подлунный, плоть оного, проходя чрез могилу, принимает подчас обличья зело курьезные: так, имеются свидетельства, когда посвященный вставал из фоба обезглавленным, глава же торчала где-нибудь под мышкой усеченного тулова, а бывало и так, что воскресала токмо мякоть телесная, остов же костяной как бы вовсе испарялся.
Высшие из «разрешенных» сами не действуют, лишь отрешенно созерцают они, как новообращенные, разрешаясь от тела, растворяют плоть свою в солнечных лучах. Иные, зово-мые «летучими бессмертными», достигают такого совершенства, что становятся неуловимыми для косных сил тяготения всемирного и могут, ничтоже сумняшеся, средь бела дня воспарить к небесам и вновь снизойти на твердь земную.
Сказывают о некоем славном уроженце провинции Хунань по имени Тунг-Чунг-кхью, каковой с ранних лет постигал премудрость дыхания в духе и сподобился чрез экзерсисы те сокровенные просветления великого. Послежди обвиненный облыжно, заключен был в темницу, где и умер смертью мнимой, ибо тело его разрешилось и бесследно исчезло.
Еще сказывают о некоем Льё-пинг-ху, не ведавшем ни имени своего истинного, ни фамилии. К исходу эпохи Хань был он по праву наречен старейшим из Пинг-ху в Кьё-Кианг. Преуспев немало в искусстве врачевания, сей добродетельный человече скитался по провинциям, пользуя убогих и страждущих паче, буде то его собственные хвори. Однажды в странствованиях своих повстречал он бессмертного Чё-чинг-ши, коий и наставил его на путь сокровенного бытия. А когда пробил час, разрешился Льё-пинг-ху от тела и отряс прах мира сего со своих невидимых отныне стоп.
Шелестят страницы, и я понимаю, что предок листает книгу отыскивая какое-то место.
— Воистину, токмо тот, кто владеет четырьмя ключами — Багряной книгой, растением бессмертия, искусством дыхания в духе и секретом оживления правой руки, — разрешится от тела.
Да послужит повествование сие о жизненном пути просветленных избранников примером тебе, сыне мой, дабы знал ты о предшественниках своих, дабы вера твоя преумножилась.
Не потому ли в Священном Писании приводятся свидетельства Воскресения Иисуса Назарета?
Итак, настало время поведать тебе о секрете правой руки, искусстве метафизического дыхания и чтении Багряной книги...
Ну, «Багряной» она зовется, поелику в Китае алый цвет издревле был привилегией тех, кто достиг высшего совершенства и не покинул мир сей по собственному почину единственно спасения падшего человечества ради.
Сколь долго ни держал бы человек, грамоты не постигший, книгу в руках, сколь долго ни перелистывал бы ее бездумно, а не дано ему проникнуть в смысл мудреных письмен, такожде и судьба человеческая — ход ее неисповедимый лишен для простеца всякого смысла: подобно страницам книги, мелькают события под костлявой дланью смерти, а недоумок лишь зубы скалит на мельтешенье сие, вот уже последняя прошелестела и жизни его дурацкой конец пришел.
И невдомек ему, недоумку, что фолиант сей предвечный будет открываться вновь и вновь, пока он грамоту не уразумеет. А до тех пор жизнь для него — лишь бессмысленное игрище, пестрядь бестолковая горя и радости.
Однако стоит человеку сему пропащему начать постигать азы вечноживого языка, как тотчас отверзятся очи его духовные, и задышит он в духе, и приступит он к чтению книги живота своего.
Таковы первые шаги на тернистой стезе разрешения тела, ибо бренная плоть наша есть не что иное, как коагулированный дух; она исчезает, когда дух пробуждается, подобно льду, коий в стакане закипающей воды тает в считанные мгновения.
Всяк, к кому бы ни попала книга судьбы, да узнает, что все, написанное в оной, преисполнено глубочайшего смысла и касаемо его одного, но не всякому дано принудить себя в спокойствии душевном к чтению приступить и, превозмогая природу свою легкомысленную, терпеливо нанизывать буквицу за буквицей, так чтоб глаголы не плясали пред очами навроде пьяных мужланов, а сочетались законно в осмысленные речения.
Письмена сии предвечные несомненно придутся не по нутру
людишкам суетным, честолюбивым, безответственным, охочим до наживы, отравленным
