этом вопросе весьма схожи с позицией В. Суворова (Резуна) и М. Солонина.
Сплошь и рядом мои оппоненты упрекают меня в предвзятости в оценках событий и явлений, стремлении во что бы то ни стало утвердить свою точку зрения, не заботясь об аргументации своих выводов, и даже в фальсификации истории пограничных войск. Например, я привел в своей статье пример выхода из окружения под Киевом в сентябре — октябре 1941 года восьми пограничных отрядов, охранявших тыл Юго-Западного фронта. Основываясь на архивных документах, я утверждал, что за 2–3 недели боев пограничные части потеряли более 55 % своего личного состава от их первоначальной численности на момент начала прорыва из окружения. При этом было отмечено, что четвертая часть пограничников вышла из немецкого окружения в гражданской одежде, более половины не имели при себе оружия. Каждый шестой коммунист и практически каждый пятый член ВЛКСМ уничтожили свои документы, подтверждающие их принадлежность к этим организациям. Даже начальник одного из пограничных отрядов, чтобы живым и невредимым выйти из окружения, переоделся в гражданскую одежду, закопал свое оружие и уничтожил партийный билет, за что потом был привлечен к строгой партийной и дисциплинарной ответственности. Думаю, что он еще легко отделался.
Приведенные факты для непредвзятого исследователя могут однозначно свидетельствовать лишь, мягко говоря, о недостаточной морально-психологической стойкости указанных военнослужащих в боях при выходе из окружения. Как же эти факты прокомментировали мои оппоненты? Цитирую: «Четыре месяца подразделения и разрозненные группы пограничников, имея лишь стрелковое оружие, пробивались с боями через полосу, где столкнулись миллионные армии. Что касается гражданской одежды у некоторых пограничников, то они вступили в бой в летних гимнастерках, в них отдыхали на сырой земле и форсировали реки, к концу четвертого месяца их застали уже холода и снег. Оружие тоже не вечно, оно может быть разбито и утонуть. Конечно, плохо, что некоторые коммунисты и комсомольцы оказались без соответствующих документов». И далее они заявляют, что «это подвиг, а не разгром! Разгромленной можно считать только ту часть или армию, которая независимо от потерь утратила воинский дух и веру в победу». Вот такое примитивное обоснование вышеприведенных фактов дают бывшие высокопоставленные руководители ГУПВ КГБ СССР, пограничных округов и частей.
Предлагаю на этом конкретном примере рассмотреть некорректные приемы моих оппонентов, которые они применяют в чисто научном, а не политическом споре. Итак, в моей статье речь идет о боевых действиях восьми пограничных отрядов при выходе из окружения с середины сентября и до конца октября 1941 года. Именно за этот период их потери составили более 4 тыс. военнослужащих, или 55 % от первоначальной численности. Авторы же письма ведут речь о четырех месяцах непрерывных боев, в ходе которых пограничники якобы и понесли эти потери. Вот так, легко и непринужденно, мои оппоненты поставили проблему с ног на голову. На самом же деле начиная с 22 июня и по 18 октября 1941 года 17, 18, 20, 91, 92, 93, 94 и 98-й пограничные отряды, 42-й пограничный полк, Коломыйская отдельная пограничная комендатура и ряд более мелких частей при их численности накануне войны в 18 тыс. человек потеряли в общей сложности около 15 тыс. военнослужащих, или 83 % своего предвоенного состава. А, как известно, полностью небоеспособной является та часть или группировка войск, которая в боях понесла потери в личном составе и боевой технике в пределах 50–60 % при нарушении управления со стороны командования. В данном же случае вести речь о твердом управлении командирами своими подчиненными вообще не приходится, так как из окружения пограничники выходили мелкими группами и даже поодиночке. Мои оппоненты настойчиво проводят мысль о том, что все те, кто не смог выйти из окружения, погибли на поле боя. Но ведь чуть ранее я уже приводил официальную статистику соотношения убитых и оказавшихся в плену среди пропавших без вести военнослужащих. Думаю, что и в этом случае число пограничников, оказавшихся в немецком плену, было весьма значительным. Вышеприведенные факты убедительно свидетельствуют именно о разгроме указанных частей из состава Украинского и Белорусского пограничных округов НКВД СССР за первые 4 месяца войны. Именно после этих трагических событий приказом наркома внутренних дел СССР были расформированы более 50 пограничных частей, не имевших боевого состава, а оставшиеся пограничные отряды были переформированы в пограничные полки.
Далее авторы письма, оправдывая переодевание военнослужащих в гражданскую одежду, упоминают о наступивших якобы холодах и морозах. Какие морозы могут быть в сентябре — октябре в районе Киева? Средняя температура воздуха в этот период там не опускается ниже 15° тепла. А за утрату или оставление на поле боя оружия виновные нередко отдавались под суд военного трибунала. Авторы же открытого письма утверждают, что ничего предосудительного в этом нет.
Ну что же, обратимся к конкретным документам того времени. Например, в Приказе войскам Северо-Западного фронта № 9 от 8 июля 1941 года «О мерах по борьбе с оставлением техники, самовольным отходом с поля боя и оставлением своей части» говорится: «Объявить всему личному составу, что за самовольное оставление обороняемых рубежей, за дезертирство и самовольное убытие из части, за оставление оружия, машин и боевой техники и другого имущества на поле боя, за спарывание петлиц и знаков различия, виновные будут рассматриваться как предатели и привлекаться к самой строжайшей ответственности, вплоть до придания суду трибунала».
Далее, в указании начальника Управления политической пропаганды этого же фронта корпусного комиссара Рябчего с прискорбием констатируется, что «отмечается много случаев ничем не обоснованного уничтожения отдельными коммунистами и комсомольцами своих партийных и комсомольских документов. Проявляя трусость и поддаваясь панике, эти коммунисты и комсомольцы теряют большевистское мужество и стойкость и позорно жгут, зарывают в землю, бросают в воду и рвут свои партийные и комсомольские документы». И далее жесткое требование: «немедленно принять самые решительные и суровые меры к прекращению позорного уничтожения партийных и комсомольских документов» и т. д.
Надеюсь, что теперь моим оппонентам будет более понятно, как командование Красной армии, а значит, и пограничных войск НКВД СССР, оценивало ранее приведенные мною факты, связанные с выходом пограничников из киевского «котла».
В другом месте, возмущаясь не весьма корректными, на их взгляд, рассуждениями автора по поводу служебной карьеры и судеб некоторых пограничных генералов в годы войны, они, тем не менее, вынуждены были соглашаться с моими утверждениями, что далеко не все из них в силу особенностей их предвоенной службы проявили себя настоящими полководцами. Но, остановившись затем на трагической судьбе командующего 44-й армией, бывшего начальника пограничных войск НКВД Украинской ССР генерал-лейтенанта В. А. Хоменко, мои оппоненты вконец запутались в своих оценках. Соглашаясь с тем, что «при выезде
