в подчиненные штабы он и группа сопровождавших его офицеров потеряли ориентировку на местности и оказались в расположении противника, попали в плен», авторы письма чуть ниже, ссылаясь на энциклопедический словарь 1983 года выпуска, пытаются убедить читателей в том, что на самом деле генерал погиб в бою. Так погиб или оказался в плену генерал-лейтенант В. А. Хоменко? Если он погиб, то почему его нет в Книге Памяти пограничных войск? В пользу его пленения свидетельствует Директива ГКО от 7 ноября 1943 г. № 30239 за подписью самого И. В. Сталина, а не статья из какого-то энциклопедического словаря, да еще 1983 года выпуска. Но и в списке генералов Красной армии, оказавшихся в плену, его тоже нет. Но не мог же генерал после всего произошедшего с ним пропасть бесследно? К сожалению, для моих оппонентов этот вопрос не представляет какого-либо интереса.
В попытке убедить читателей в моей научной и человеческой непорядочности авторы, сами того не подозревая, предстают далеко не в приглядном виде. К примеру, критикуя меня за то, что не все свои выводы я подкрепляю ссылками на первоисточники, они сами не удосужились привести хотя бы одну такую ссылку. Напомню, что в своей статье я привел пятьдесят семь адресных ссылок на те или иные работы историков или архивные документы. Можно было и больше, но, честно говоря, я не ожидал, что в обсуждении моей статьи примут участие столь слабо подготовленные оппоненты.
Дальше еще интереснее. Авторы письма пишут, что я допускаю путаницу с военными терминами, в результате чего меняется смысл события. И приводят, на их взгляд, сногсшибательное доказательство сказанного. Цитирую этот небольшой отрывок из письма моих оппонентов полностью: «он (Автор статьи. — Прим. автора) цитирует генерала Г. П. Сечкина: «Боевые действия охватили всю западную границу СССР от Баренцева до Черного моря» — и возмущается допущенной неточностью. Но у Георгия Петровича написано «военные действия», а не «боевые», и он различал эти понятия. Подобные действия у историков квалифицируются как умышленное искажение или фальсификация». Должен признаться, что мои оппоненты верно подметили допущенную мною ошибку при цитировании работы известного пограничного ученого. Но это ведь в принципе ничего не меняет, так как эти слова — синонимы! В чем легко можно убедиться, обратившись к «Словарю синонимов» или «Политическому словарю». А вот что сказано по этому поводу в «Военном энциклопедическом словаре». В одном из них, подготовленном Военным издательством в 1983 году, сказано, что «термин «военные действия» обычно применяется к действиям стратегического масштаба, к действиям оперативно-тактического масштаба — термин «боевые действия». В другом, изданном в 2002 году, говорится, что «в военно-исторических трудах, литературе и нередко в официальных документах термин «военные действия» отождествляется с термином «боевые действия». Все ясно и понятно. Ни о какой фальсификации или умышленном искажении текста речи быть не может! Неужели моим оппонентам было так трудно заглянуть в указанные словари, чтобы не выставлять себя в неприглядном виде?
Мои критики в данном случае не уловили главного в том моем замечании по поводу слов «от Баренцева до Черного моря». Я ведь имел в виду то, что ранним утром 22 июня 1941 года военные (боевые) действия начались лишь на советско-германском и частично на советско-румынском участках границы. На границе с Венгрией они начались 27 июня, а на границе с Финляндией лишь 29 июня 1941 года. Поэтому утверждение уважаемого ученого о том, что 22 июня 1941 года «военные действия охватили всю западную границу СССР, от Баренцева до Черного моря» или «вражеская авиация нанесла, удар по всей западной пограничной полосе, от Баренцева до Черного моря» гораздо в большей степени подпадает под определение умышленной фальсификации исторических фактов.
Думаю, что настало время подвести итог состоявшейся полемики (научной дискуссией ее назвать трудно) по поводу проблем, обозначенных в моей статье «Стойко и мужественно выговаривать правду» в газете «Граница России» (№ 5–8 за 2013 год).
1. Цель статьи заключалась в том, чтобы обозначить перед научной общественностью Пограничной службы ФСБ России выявленные мною несоответствия и нестыковки, которые четко прослеживаются при внимательном изучении всей исторической литературы о деятельности пограничных войск НКВД СССР в предвоенный период и в годы Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.). Также было предложено совместными усилиями и без лишнего шума, шаг за шагом их исправлять. Однако мои немногочисленные оппоненты, представляющие в основном ветеранов пограничных войск и сотрудников Центрального пограничного музея ФСБ России, решили закрыть мне рот путем открытого шельмования и клеветы, вынеся тему дискуссии за пределы пограничного сообщества. Это был их выбор, а не мой! Но он очень хорошо высветил нравственные качества моих оппонентов и их политические пристрастия.
2. В своей статье я нигде не высказал ни единого слова сомнения в величии победы советского народа над фашистской Германией, не пытался доказать, что СССР не был решающей силой в достижении победы во Второй мировой войне, и не умалял заслуги пограничников в борьбе с захватчиками, их многочисленные героические подвиги в годы войны. Я всего лишь призвал историков более взвешенно подходить к описанию героических подвигов защитников Отечества, не забывая, что им в те далекие годы пришлось сразиться с самой сильной армией Европы того времени. При этом более полно и всесторонне анализировать ошибки и просчеты в деятельности командования пограничных войск, округов и частей. Другими словами, я предложил навсегда покончить с тиражированием мифов, рожденных в 60-70-е годы прошлого века, которые и сегодня дискредитируют Пограничную службу ФСБ России в глазах научной общественности страны.
3. Внимательный анализ аргументов моих оппонентов по всем проблемам, поднятым в статье, наглядно свидетельствует о том, что ни одна моя позиция или факт не были опровергнуты. Не было приведено ни одного документа, способного доказать, что я в чем-то был неправ. Вот лишь несколько цифр. В своей статье я привел 68 конкретных фактов и примеров в подтверждение своей версии по шести обозначенным в ней темам. Были попытки моих оппонентов поставить под сомнение не более 25 % из них. По остальным — гробовое молчание. Даже на приведенный мною пример об участии пограничников 79-го (Измаильского) пограничного отряда Молдавского округа НКВД СССР в крупной военно-политической провокации на территории Румынии 21 июня 1941 года, т. е. за несколько часов до начала фашистской агрессии, никто из моих оппонентов никак не отреагировал. Вывод, я думаю, напрашивается один: в статье я в целом верно отразил основные противоречия и нестыковки, которые на сегодняшний день существуют в пограничной историографии, касающиеся участия пограничников в Великой Отечественной войне. А столь неадекватная реакция моих оппонентов на статью заключается в том, что я фактически развенчал многих маститых пограничных историков,
