– О, я люблю вас всеми силами своей души!
– Я верю вам, но… Что, если бы я сказала вам: "Мне ненавистна жизнь среди интриг луврского двора; я хотела бы бежать с вами, чтобы укрыть нашу любовь в безвестном уединении?
– Я с восторгом согласился бы! – А если бы я прибавила: "Ночь еще не прошла. У нас имеется несколько часов до того времени, когда начнет светать"?
– Так бежим сейчас же! – пламенно воскликнул паж.
– Бежим? Но куда? Нельзя же блуждать без цели! Вы сами откуда, милочка?
– Из Лотарингии.
– А там хорошо?
– О, старый замок моего отца затерялся в лесах на берегу Мерты…
– Ваш отец богат?
– Он не богат, но у него есть чем жить… И с каким восторгом он примет вас, когда узнает, как я люблю вас!
– Хорошо, но как нам бежать отсюда?
– Это нетрудно.
– Разве здесь никого нет?
– Нет, я один с вами.
– В таком случае едем, едем сейчас же!
– У меня здесь лошадь; я посажу вас с собою в седло, и мы быстро умчимся. Пойдемте на конюшню; я задам лошади корма, оседлаю ее, и мы понесемся навстречу своему счастью!
Они отправились на конюшню. Юный дурачок стал хлопотать около лошади и все время лихорадочно сыпал проектами будущего счастья с Нанси. Они обвенчаются в первой же деревушке у первого же встречного священника; затем они прямо отправятся в замок к отцу Амори…
Нанси с внутренней улыбкой выслушала этот бред. У нее не был составлен детальный план бегства, но она заботилась только о том, чтобы как-нибудь выбраться из Медонского леса, а там уже… там видно будет!
Оседлав лошадь, осмотрев подпругу и освидетельствовав, заряжена ли пара пистолетов, находившаяся в седельной кобуре, Амори сказал:
– Ну вот, все готово! Теперь я побегу только за плащом…
– Ах, если бы вы прихватили что-нибудь и для меня тоже, а то ночь очень холодна! – попросила Нанси.
– Хорошо,- сказал Амори и, взяв факел, убежал к дому, оставив Нанси в темноте.
Девушка подошла к дверям конюшни и стала задумчиво смотреть на темное небо, усеянное яркими звездами… Видно было, что она что-то соображает. Наконец, тряхнув головой с решительным видом, она вернулась в конюшню, подошла к лошади, ощупью нашла кобуры и вытащила оба пистолета.
Она только успела сделать это, как вбежал Амори. В его руках был плащ герцогини Монпансье.
– Вот это для вас, дорогая моя! – сказал он.
– Хорошо, – ответила Нанси, прислоняясь к стене и пряча сзади пистолеты.- Сверните плащ и прикрепите его к седлу. Паж занялся этим делом, а Нанси громко рассмеялась.
– Что с вами? – удивленно спросил Амори. Нанси отступила на два шага назад, подняла пистолет до уровня головы Амори и сказала:
– Если вы только тронетесь с места, милочка, то, клянусь спасением своей души, я застрелю вас на месте!
Взгляд Нанси уже не чаровал нежностью и меланхолической грустью; наоборот, теперь он горел надменностью, решительностью и твердостью. Несчастный паж понял в этот миг, что он оказался просто игрушкой в руках хитрой камеристки.
XV
Нет языка, на котором можно было бы выразить остолбенение пажа Амори. Он смотрел на Нанси и не верил своим глазам; он слушал ее речь, но не понимал ее. – Вот что, милочка,- сказала тем временем безжалостная Нанси,- время красивых слов и любовных клятв миновало. Нам нужно объясниться. Прежде всего скажу вам, что меня зовут Нанси.
– Я знаю это,- пролепетал паж.
– Я первая камеристка ее величества королевы наваррской.
– Мне это говорили.
– Так вот сегодня вечером на меня вдруг кинулись неизвестные мне люди, связали меня, усадили в экипаж и доставили сюда, где доверили вашей охране. Я считаю этот поступок актом величайшего насилия, ну а против насилия допустимо бороться всеми доступными средствами!
– Иначе говоря,- с рыданьем вырвалось у бедного пажа,- я просто несчастный глупец, которого обошли как ребенка? – и, подчиняясь вспыхнувшему в нем бешенству, он сделал шаг вперед к Нанси.
– Берегитесь! – крикнула та.- Я убью вас! Инстинкт самосохранения взял верх над бешенством пажа, и он остановился.
А Нанси, по-прежнему спокойная, продолжала, улыбаясь:
– И позвольте спросить вас, за кого же вы меня приняли? Ведь и у меня тоже имеется старик отец, владеющий старым замком. Я девушка из хорошего дома, и было бы неслыханным обстоятельством, если бы женщина моего ранга вдруг вздумала бежать с хорошеньким пажом навстречу разным приключениям. Фи!.. Я была узницей; мне надо было во что бы то ни стало вернуть свободу, и случай помог мне сделать это… Конечно, я очень сожалею, что это неприятное приключение случилось именно с вами. но что поделаешь, если сегодня меня во что бы то ни стало ждут в Лувре?
– Ну, что же,- рыдая воскликнул паж,- в таком случае убейте меня.
– Полно!.. Вы слишком милы, чтобы не послушаться меня. А я хочу предложить вам следующее: я запру вас в доме, так что дело получит такой вид, будто вы уступили силе.
– Нет,- крикнул паж,- лучше убейте меня, потому что я слишком люблю вас, чтобы перенести разлуку… И, раз вы меня не любите…
– Вы с ума сошли? – остановила его Нанси.- На каком основании вы так отчаиваетесь? В данный момент я – камеристка королевы наваррской, которую грубо похитили и которая хочет вырваться на свободу, а вы – паж герцогини Монпансье.
– Как? – воскликнул паж.- Вы знаете это?
– Я знаю все, знаю, у кого, где и зачем я очутилась. Ну, так вы сами понимаете, что при этих обстоятельствах я не могу видеть в вас друга. Для меня вы – враг, по отношению к которому позволительны все военные хитрости. Но если в один прекрасный день я стану просто Нанси, а вы – просто Амори, то… как знать? Быть может, я и вспомню о наших сегодняшних мечтах и проектах!
– Вы опять смеетесь надо мной!
– К чему стала бы я делать это теперь? Ведь я свободна, и вы не сможете удержать меня.
– Я и не стану удерживать… Я люблю вас, и для меня единственный закон – ваша воля!
– Нет, я не могу уехать так! Завтра вернется герцогиня и потребует у вас отчета, куда я девалась.
– Ну что же? Я скажу ей всю правду!
– Ну, и герцогиня кликнет людей, которые повесят вас на первом суку?
– О, нет, этого не будет! Я – дворянин, и люди моего звания умирают не на виселице, а под топором!
– Ну а что за благо умереть под топором?
– Я умру, думая о вас, Нанси!
– Нет, я не хочу, чтобы вы умерли; я хочу еще рад видеть вас… Я хочу, чтобы на вас не пала ответственность за мое бегство.
– Вы хотите невозможного! – Ну вот еще! Вы сейчас увидите! Вернитесь в дом и принесите вина и две кружки! Они прошли в дом, и Амори исполнил желание девушки.
– Отлично! – сказала она тогда. – Теперь налейте вина в оба стакана. Так! А теперь отойдите в сторону и не шевелитесь!
Амори хотя ничего и не понимал, тем не менее исполнил приказание. Тогда Нанси выплеснула содержимое одного стакана в камин, а в другой высыпала порошок, находившийся в коробочке под камнем ее перстня, и сказала:
– Выпейте вино!
Амори безмолвно подчинился и одним глотком опорожнил стакан. Тогда Нанси улыбаясь посмотрела на него и спросила:
– Вы все еще ничего не понимаете?
– Нет.
– Ну, так слушайте меня внимательно! Вы только что приняли снотворный порошок, совершенно такой же, которым угостили в этом доме гасконца Лагира.
– Как, вы и это тоже знаете?
– Я все знаю, говорю вам! Теперь слушайте, что вам надо отвечать на расспросы о моем бегстве. Мне захотелось пить, и я попросила вас принести мне вина. Я предложила вам выпить со мной, вы не нашли причин отказать мне, но вскоре после того, как вы выпили вино, вами овладела непреодолимая сонливость и вы больше ничего не помните. Поняли, милочка?
– Понял, но…
– Тут не может быть никаких "но", и, если вы любите меня, вы сделаете так, как я вам говорю… Конечно, герцогиня будет взбешена, но взыскивать с вас она не может, так как никакой вины за вами не окажется… Однако как быстро действует это средство! Вы уже пошатываетесь, ваши глаза слипаются…
– В самом деле,- пробормотал Амори,- мною овладевает странное опьянение.
Он не договорил. Его глаза внезапно закрылись, и он рухнул на стул в глубоком сне. Тогда Нанси закуталась в плащ герцогини Монпансье, вернулась в конюшню, распахнула ворога, вскочила в седло и погнала лошадь полным карьером, думая:
"Господи, Господи! Лишь бы мне вовремя приехать в Лувр!.. Лишь бы без меня там ничего не случилось!"
XVI
Прошло уже гораздо более часа с тех пор, как Нанси отпросилась у Маргариты пойти погулять, а она все не возвращалась обратно. Но Маргарита была очень снисходительна к влюбленным, а к Нанси в особенности; к тому же в данный момент она не нуждалась в ее услугах, тем более что она твердо решила не ложиться спать до возвращения домой своего супруга.
Вдруг в дверь тихо постучались.
– Войдите! – крикнула Маргарита в надежде, что это вернулся Генрих Наваррский. Но она ошиблась; это была королева-мать. Она вошла с самой медоточивой улыбкой и ласково произнесла:
