Среди тайных агентов у Луи имелся один ярмарочный шут, некий Тассен. Лет тридцати, внешне ничем не примечательный, этот Тассен был талантливым артистом и умелым музыкантом. Кроме того, он являлся ревностным сторонником герцога Орлеанского и действовал скорее из убеждений, чем из любви к деньгам.
Именно это последнее обстоятельство и заставило Луи открыться ему. Сир де Вивре пришел на одно из представлений Тассена и сумел, не привлекая ничьего внимания, подойти к шуту. Луи спросил его, готов ли он все бросить, чтобы последовать за ним. Тассен без колебаний согласился, и 9 января 1408 года, через неделю после отъезда из столицы Валентины, Луи во всеуслышание объявил во дворце Сент-Поль о своем намерении присоединиться к ней в Блуа.
К месту назначения он прибыл незадолго до полуночи. Ехать и в самом деле было недалеко — в Пантене, что находился в нескольких лье к северо-востоку от Парижа. Они встретились в условленном месте, в уединенном домике, стоявшем чуть поодаль от деревни.
В последующие дни Тассен намеревался дать Луи несколько уроков своего ремесла, но довольно быстро понял, что в этом нет нужды: сир де Вивре оказался прирожденным актером. Впрочем, разве на протяжении всей своей предыдущей жизни он не играл роль?
Луи поручил Тассену набрать труппу. Тот пустился в путь и ближе к лету вернулся с тремя актерами: двумя женщинами и мужчиной. Первой, Амели, не было и двадцати, она была белокурой, хрупкой и хорошенькой. Вторая, Мишалетта, оказалась пышной брюнеткой лет тридцати. Луи требовал для одной из актрис определенного типа внешности, что было необходимо для предназначенной ей роли, и таковой как раз и стала Мишалетта. Третий комедиант, мужчина по имени Николе, был толстым краснолицым парнем, сильным, как бык.
Луи принял их, спрятав лицо под капюшоном, а руки — под плотными повязками. Ему пришлось объяснить, что некая болезнь оставила страшные следы на его коже, и он не хочет, чтобы их видели. Трое комедиантов проявили некоторое беспокойство, но когда их заверили, что им предстоит действовать по поручению герцога Бургундского и получить за это много золота, всякая настороженность исчезла. В ожидании приезда Иоанна Бесстрашного в Париж все дружно принялись репетировать только что написанную Луи пьесу…
Получив известие о его прибытии в столицу 28 ноября, Луи, Тассен, Амели, Мишалетта и Николе спешить не стали. Они дождались следующего воскресенья, 2 декабря, и только тогда отправились в Париж и расположились на паперти собора Парижской Богоматери. Луи было неизвестно, чем именно занимается герцог, но одно не вызывало сомнений: в воскресенье он будет присутствовать на мессе в соборе.
***
Труппа едва отыскала место для своего балагана. Паперть здесь была не больше двора, совсем не такой, как в других городах. Собор был окружен со всех сторон: справа стоял неприступной стеной огромный приют Отель-Дье с темными стенами и узкими окнами, с других сторон возвышались разнообразные строения, как религиозные, так и светские. Имелась даже небольшая церквушка, Сен-Жан-ле-Рон, — пристроенная с левой стороны собора, она образовала странноватый нарост.
Кроме того, здесь постоянно толпился народ. Паперть была законной вотчиной продавцов птиц. Здесь можно было купить цапель, журавлей, лебедей, павлинов… Вертелись там и торговцы всякими снадобьями и пряностями, которые предлагали чемерицу, гуммитрагант, гвоздику, корицу и укроп в коробочках, что висели у них на шее. Артистам пришлось изрядно поработать локтями, чтобы отвоевать себе пространство.
Около одиннадцати часов утра появился Иоанн Бесстрашный в сопровождении свиты, в которую входили университетские профессора, оруженосцы и пажи в ливреях. Зазвучал торжественный хор похвал и приветствий. Луи со своими комедиантами появились попозже. Представление должно было состояться по окончании мессы.
Некоторое время спустя герцог со своей свитой вышел из собора Парижской Богоматери. В толпе раздались удивленные возгласы, потому что артисты уже поднялись на подмостки и картина, которую они явили взорам, не могла не вызвать изумления.
Комедиантов было пятеро. Впереди стоял человек с головой птицы, с птичьими лапами вместо рук, весьма пышно разодетый: на нем был белоснежный широкий плащ с вышитыми золотом цветками крапивы и изображениями дикобразов. Длинные рукава в перьях развевались, как крылья.
За ним находилась «волчица» — в маске и с волчьими лапами, с короной на голове. Это была Мишалетта. Ее обличье тоже не могло не привлечь внимания: темно-синее, до предела декольтированное платье открывало пышную грудь до самых сосков. В толпе раздался дружный хохот: все признали карикатуру на Изабо Баварскую.
Николе и Амели, одетые в жалкие лохмотья, дырявые, кое-как заштопанные, скорчились в другом углу помоста. Чуть дальше сидел укутанный в львиную шкуру Тассен. На коленях он держал виолу.
При виде этой группы все, включая самого Иоанна Бесстрашного и его свиту, застыли на месте. Герцог восседал на лошади, следовательно, находился вровень с артистами на помосте. Его хитрая лисья мордочка напряглась. Тассен принялся играть на виоле кароль, и птица с волчицей начали танцевать.
В публике не прекращался смех: ряженые танцоры кружились по помосту, держась за лапы и потешно задирая ноги. Теперь птица очень смешно обнимала свою партнершу, приблизив клюв к ее морде и пытаясь пощекотать ей грудь, в то время как волчица хихикала от удовольствия, время от времени взывая:
— Людовик! Людовик!
Человек в обличье белой птицы заметил, наконец, двух скорчившихся бедняков. Он подал знак музыканту, и мелодия стихла. Покинув свою партнершу, он приблизился к мужчине и женщине и угрожающим тоном потребовал:
— Налоги! Заплатите мне налоги!
Женщина и мужчина бросились перед ним на колени, простирая руки.
— Помилуйте, монсеньор! У нас ничего нет. Мы так бедны!
Тогда птица вынула из-под плаща суковатую палку и принялась безжалостно колотить их, приговаривая:
— Налоги! Мои налоги!
В конце концов, Николе протянул ему несколько мелких монеток, спрашивая дрожащим от слез голосом:
— Но почему такие большие налоги, монсеньор?
— Конечно, чтобы воевать с англичанами, черт возьми!
Тут к нему приблизилась волчица в короне. Луи поцеловал ее в морду и передал ей деньги:
— Это — для вас, моя королева!
Они вновь принялись танцевать и смеяться. И тут раздался страшный рев. Отбросив виолу, Тассен в своей львиной шкуре поднялся во весь рост. В руках он держал лопату. При виде его птица и волчица, бросив монеты, убежали. А Тассен поднял деньги и вернул беднякам со словами:
