— Приходите ко мне еще.
И Шарль стал приходить довольно часто и читал дочери короля стихи, исполненные холодного отчаяния. У него имелась еще одна слушательница, о которой он до поры до времени и не подозревал: из угла комнаты за ним наблюдала восхищенная Анна де Невиль.
Прошло несколько месяцев. 23 ноября 1407 года, День святого Клемента, стал поистине черным днем, когда исполнились все самые мрачные ожидания. Впервые после возвращения из столицы Валентина покинула свою комнату и отправилась в часовню. Она поразила всех белой, почти прозрачной кожей. Теперь стало очевидно, что герцогиня отмечена печатью не болезни, но самой смерти.
Там, в часовне, в присутствии придворных, одетых в черное, она прослушала подряд двенадцать месс за упокой души своего мужа, затем вернулась к себе и снова легла в постель.
Темнело. Близился час убийства Людовика, и Валентина больше не могла выносить одиночества. Она громко закричала, призывая к себе людей. Тотчас прибежали дети и многие придворные. Никто не мог сдержать слез. Время от времени она дрожащей рукой показывала куда-то в темноту, словно оттуда, из зловещего мрака, мог появиться убийца.
Шарль де Вивре, стоявший в глубине комнаты рядом с Изидором, не мог видеть этой сцены. Впервые он возблагодарил небеса за то, что они лишили его зрения.
***
Пять дней спустя, почти в годовщину своего преступления — и это, без сомнения, был хорошо просчитанный вызов, — в Париж возвратился Иоанн Бесстрашный.
Его дерзость нисколько не смутила парижан. Напротив, они высыпали на улицы приветствовать его. В этот прекрасный день, 28 ноября 1408 года, погода была великолепна, словно даже она встала на сторону бургундцев. Со всех сторон раздавались крики «С Рождеством!».
Чувствуя себя легко и непринужденно, Иоанн Бесстрашный сердечно отвечал на приветствия и, сопровождаемый радостными криками, добрался до дворца Сент-Поль, чтобы засвидетельствовать свое почтение королю. Карл, находясь во власти очередного кризиса, принять его не смог. Впрочем, герцог не настаивал и спокойно отправился в свой особняк Артуа.
Его приезд имел многочисленные последствия. Прежде всего, в самом Париже, где появление герцога Иоанна заставило действовать двух людей, ранее остававшихся в тени. Оба — правда, по разным причинам — ожидали его прибытия с большим нетерпением.
***
Среди вооруженных слуг, облаченных в ливрею герцога Бургундского, довольно видное место занимал Рауле д'Актонвиль, командовавший в свое время убийцами Людовика Орлеанского. Цвета Бургундского дома делали его неприкасаемым.
Бородатому верзиле с лицом развратника не слишком шло это легкомысленное имя — Рауле. Кроме того, у него были огромные руки — настоящие руки убийцы и громилы.
Он собирался уже было войти в особняк Артуа, когда некто остановил его. Это был мальчишка лет тринадцати с белокурыми вьющимися волосами и голубыми глазами. Он решительно обратился к нему:
— Я хочу войти вместе с вами! Я хочу примкнуть к партии бургундцев!
Рауле д'Актонвиль хотел было отогнать назойливого типа, но, когда он рассмотрел его поближе, толстые губы сами собой сложились в глумливую улыбку. Бургундец явно был любителем такого рода мальчиков. Рауле произнес, стараясь, чтобы голос его звучал по возможности любезно:
— Какой ты хорошенький, ну прямо красавчик! Нам не нужны здесь мальчики из церковного хора.
Мальчишка был оскорблен до глубины души:
— Это я — мальчик из церковного хора? Люди, у которых я живу, — он указал рукой на богатый дом, стоявший совсем неподалеку, на улице Золотого Льва, — они фанатичные сторонники орлеанцев. Если я убью их, вы по-прежнему будете считать меня мальчиком из церковного хора или примете к себе?
Рауле д'Актонвиль взглянул на него с нескрываемым изумлением.
— Как тебя зовут?
— Адам Безотцовщина.
— Ничего себе имечко!
— Какое уж есть… Вы мне не ответили: если я убью их, вы согласитесь взять меня к себе?
Убийца герцога некоторое время озадаченно молчал, а затем все-таки ответил:
— Люди герцога Орлеанского не заслуживают пощады. Действуй, а там посмотрим.
Лицо ребенка осветилось зловещей улыбкой.
— Они умрут еще до наступления утра!
И, развернувшись, побежал по направлению к дому, на который только что указал. Рауле д'Актонвиль недоуменно смотрел ему вслед.
Давно уже Адам Безотцовщина ждал этого момента…
Сразу по приезде в Париж Гильом Кретьен поселил мальчика у себя дома, неподалеку от особняка Артуа. У них с женой Мари имелась единственная дочь Ева, ровесница Адама, очаровательная белокурая девочка с нежным лицом.
Адам Безотцовщина с первого же дня люто возненавидел этот приветливый мирный дом. Само имя его приемного отца, которое означало «христианин», вызывало у него отвращение. Но ужаснее всего было то, что семья оправдывала это имя. Сам Гильом и все его домашние были людьми очень набожными. Они все вместе читали молитвы: утром по пробуждении, перед каждой трапезой и вечером, перед тем как лечь спать…
Однако мальчик обладал несомненным даром комедианта. Всегда послушный, разумный, он вел себя как ангелочек, и вскоре эти славные люди души не чаяли в этом ребенке.
В октябре 1407 года Ева покинула семейный очаг, чтобы отправиться в монастырь Биллет на улице Жасмен.
Адама удивил столь поспешный отъезд, но вскоре, когда однажды вечером он подслушал разговор родителей, ему стали известны причины такого решения.
Родив Еву, Мари узнала, что больше не сможет иметь детей. А ведь им нужен был сын, чтобы впоследствии он смог унаследовать весьма прибыльное дело торговли сукном. И Адам занял место этого сына. Впрочем, разве само его имя не было знаком, ниспосланным Господом? Адам женится на Еве, когда ему исполнится восемнадцать лет, и в один прекрасный день унаследует все их имущество. Поэтому не подобает, чтобы будущие супруги воспитывались под одной крышей, как брат и сестра. Вот почему Еве пришлось покинуть отчий дом.
Узнав о намерениях Кретьена, сын Маго не почувствовал никакой радости. Совсем наоборот. Самая мысль о том, что из него собираются сделать зажиточного торговца сукном, уважаемого человека, лишь усилила его ненависть к приемным родителям.
Но самым ужасным оказалось то, что некоторое время спустя рассказал ему Гильом Кретьен.
Гильом Кретьен был, прежде всего, человеком методичным и аккуратным. Он являл себя таковым во всем: в работе, в повседневной жизни и даже в политических пристрастиях. Само собой разумеется, он захотел передать свои взгляды тому, кто однажды станет его наследником. Неоднократно за столом он вел такого рода беседы:
