— А я не желаю ничего учитывать!
— В дырявый карман деньги складываю, м-м? — подытожил Демуров, взирая на перекошенное лицо коллеги. — Вы играть сегодня будете или как?
— Свояк от борта в боковую… Ках-цеш-ш!..
Шар взвился в воздух, ударился об пол и со стуком поскакал в угол холла.
— Браво! — сказал Демуров.
— Идёмте к Шелтону, — сказал Олег Витальевич, бросая кий. — Там нынче пулечку расписать собирались…
— Там Кора, — заметил Демуров. — Проиграетесь в пух.
— Это вряд ли, — сказал Олег Витальевич. — Мне сегодня везёт.
— Пожалуй, — согласился Демуров. — Мог бы и сукно порвать… Но сдаётся мне, вы скромничаете. Уж везением, друг мой, ваши утренние расклады никак не объяснишь!
— Не стоит лести, сударь. Вы бы справились куда как лучше. Виски до сих пор ломит…
— А я вам не льщу, — сказал Демуров. — Отнюдь. Я вас предупреждаю.
— Благополучие моих подопечных меня волнует значительно более, чем собственное, — заявил Олег Витальевич.
— Хар ме, Олег! Что уж вы так-то! Не вижу, право, особых поводов для тревоги.
— А кто вам сказал, что я встревожен?
— Нет?
— Нет! Я взбешён, Фарид! Видели бы вы девочку!
Тут в холле зазвонил телефон. Трубка плавно снялась с рычага, подлетела и повисла над бильярдным столом.
— Городской!.. — сказал Олег Витальевич. — Что за воскресенье!
— Да, — сказал Демуров, приложивши трубку к уху, и некоторое время слушал. — Простите, чем?! Да… Да, разумеется. В течение получаса. — Он отшвырнул трубку и возвёл глаза к потолку. — Грехи мои тяжкие, хар цирсшмей!..
— Куда это вы?
— В милицию.
— Куда?!
— В милицию за моим Карцевым! Решительно ничего смешного, Олег!
— Я вас умоляю! — сказал Олег Витальевич, радостно хихикая. — Что натворил-то?
— Задержан за драку, представьте! Изъято холодное оружие. Вот я сейчас погляжу, что там у поганца за оружие… холодное…
— Если позволите, я прогуляюсь с вами. Развеюсь… Да погодите же, Фарид!
— Благодарю, — раздражённо сказал Демуров уже от дверей. — Зелены ещё. Это вам не по личным миркам прохлаждаться! Идите вон пульку расписывать, сударь!
3
Зализывание ран — дело болезненное и трудоёмкое.
Как правило, им занимаются, убравшись прочь от посторонних глаз — и тем более от свидетелей и виновников печального инцидента. Оптимальный вариант здесь — родная нора. Уж в ней-то можно позволить себе что угодно: хочешь — стены грызи, хочешь — локти, хочешь — вой утробно и жалобно; хозяин — барин.
Враг наших героев не был исключением из правила. Ноги несли его сами, не мешая метаться мыслями и скрежетать зубами, — домой! Домой! В норку. Тёмную, глубокую, любимую, вход в которую заказан без приглашения даже родным и близким.
Он привык зализывать раны самым тривиальнейшим образом. Горячая ванна с резким запахом хвои. Кофе пополам со спиртом, поданный в ванну заботливым слугой. А выбравшись из ванны, завернуться в халат и набить брюхо сладким — полный стол сладостей и никакого мяса. И наконец, свалившись на мягкую постель в тёмной комнате, оглушить себя жёстким роком — "Nazareth", "AC/DC", "Accept".
Зубы, правду сказать, скрежетали со страшной силой. Больших трудов стоило удержать за зубами проклятия и заклятия — благо, даже сквозь застилающую сознание пелену ярости он понимал, что насылать проклятия было бы весьма неосмотрительно. Ежели только выбрать адресатом себя!
Но именно этот аспект и раздражал более остальных: сам дурак.
Недооценил. Просчитался. Возомнил, м-мать! Детишки — ладно (но каковы детишки!), а вот коллеги!..
Не вызывало сомнений, что коллеги озаботятся происходящими событиями, но так быстро? Так качественно? Так откровенно?! Браво, господа! Браво, вашу в три колоды душу, через сорок ворон да на прелую водицу, в хляби болотные, в рыбьи кости!..
Представив себе господина Стрепетова, бредущего по колено в болоте под ливнем из рыбьих скелетов, он расхохотался, расслабился, растёр уши и огляделся.
Родная нора оказалась в двух шагах — ванна, кофе, и приказать обед… Тут он вспомнил, что подать кофе некому, и выругался снова, не колодами и не рыбами, а самыми что ни на есть грязными словами.
Дверь дома начала открываться, стоило хозяину ступить на крыльцо, но хозяин ждать не стал, распахнул пинком, не обративши внимания на жалобный скрип. Скинув прямо на пороге опостылевший плащ и содрав маску, он цапнул со столика в холле кувшинчик и сделал несколько жадных глотков. Нервы, нервы!
Но вряд ли нервы могли изменить вино — а вино имело некий непривычный привкус. Он отпил ещё, на сей раз смакуя. Гвоздика и кардамон. Что за чертовщина!
Он поставил кувшинчик и огляделся.
Дом был тих — по понятной причине: хозяин явился в него первый раз за неделю, слуга, по горло занятый хозяйскими делами, отсутствовал и того дольше, а иных жителей в доме сроду не бывало. Гости — да, но вряд ли кто-то решился на визит без предупреждения.
Тем не менее, вино, щедро сдобренное пряностями, говорило об обратном.
Следы пребывания неизвестного визитёра обнаружились повсюду: визитёр был бесцеремонен до наглости. Небрежно брошенные раскрытыми книги. Немытые чашки. Окурки в кадке со спатифиллумом — а один из цветков, варварски отломанный отыскался на столе в гостиной, плавающим в кофейнике. В ванной на втором этаже валялся на полу любимый халат с вытертою махровой спиной — мокрый и грязный. Гостевые спальни визитёра не привлекли, зато в своей хозяин нашёл беспредел, бедлам и содом с гоморрою. В особенное бешенство привёл его взломанный барчик секретера, любовно замаскированный под откидную столешницу. Добрая половина бутылок подверглась дегустации; кардамоном воняло невыносимо. "Убью. Убью, кто бы ни был!" — подумал хозяин, вылетая из спальни.
В память его привела коллекция старинных пистолетов на ковре в коридорной нише. Коллекция была потревожена, не хватало двух-трёх экспонатов. "Ках цирсшмей! Вышивки и алебарды! Подбейте мне подушечку!.. Женский уют — колючек мне в длинный язык!"
Гостья отыскалась там, где он меньше всего хотел бы её видеть: в кабинете. Качалась в кресле, уложив ноги на письменный стол, листала затрёпанный фолиант. Маленькие ступни тонули в хозяйских тапочках. Кресло, отродясь качалкой не бывшее, едва удерживало равновесие и жалобно поскрипывало от непривычных усилий.
— Ты, Лизанька, сказку о Синей Бороде никогда не слыхала?
Гостья вздрогнула, вскинула голову, и в глазах её полыхнула радость — на один миг, но хозяин хмыкнул и смягчился.
— Ках тебя побери! — сказала гостья, и кресло обрушилось на все четыре ножки. — Напугал!
— Не ждала?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
