и тихо, хотя он знал, что эта ночь должна решить его судьбу, что сегодня маленькая Джесси, испытавшая всю горечь обиды и унижения, или прильнет к нему, ища у него утешения и защиты, или же оттолкнет его навсегда. И он ехал, чтобы найти ее, чтобы завоевать себе сегодня счастье всей своей жизни или оставить надежды навсегда.
Каждый предмет, показывавшийся вдали, заставлял его вздрагивать и придерживать добронравного пони, в то время как у него возникал вопрос: она или не она? Много раз неверный свет луны и смутные очертания теней обманывали его, нервное возбуждение его возрастало с каждой минутой и тревога в груди его росла и росла. Но он знал, что встретит Джесси где-нибудь на дороге. Или, быть может, она и теперь еще в Холли-Лодже, в полном неведении? Одна мысль о той обиде и унижении, какие низкая женская месть вздумала нанести Джесси, его дорогой, обожаемой Джесси, доводила его до отчаяния, и он начинал что было мочи понукать своего пони.
Но вот он на перекрестке двух дорог. Тут добронравному пони, которому такая езда пришлась не по вкусу, вдруг заблагорассудилось встать и не двигаться ни взад, ни вперед. Лечь он не захотел, очевидно, потому, что кругом стояли лужи и ночь была свежая, почти холодная. Но и заставить его идти дальше не было никакой возможности. Сначала Мюрри отнесся к этому капризу животного довольно снисходительно, но ласковое обращение, очевидно, совершенно не действовало на пони. Тогда Мюрри наградил его двумя такими горячими ударами бича, что упрямое животное, словно бешеное, рванулось вперед и помчало по дороге, грозя ежеминутно сбросить и седока и экипаж в канаву и изломать все в щепки, не щадя и себя. Ни сила, ни искусство, ни опытность Мюрри в деле выездки лошадей не могли ничего поделать с закусившим удила пони, и в течение добрых пяти минут все усилия Мюрри оставались бесполезными. Наконец, взлетев на гребень довольно крутого холма, злое животное разом остановилось как вкопанное, все трясясь от нервного возбуждения, роняя пену и дико озираясь кругом. Здесь-то Мюрри и встретил Джесси.
Она шла не спеша и начала уже спускаться с холма, когда услыхала бешеный топот копыт и стук колес экипажа, мчавшегося ей навстречу. Какое-то внутреннее чутье подсказало ей, что здесь близко друг и что, быть может, этот друг не кто иной, как Мюрри. Она остановилась и стала ждать приближения обезумевшего пони, замирая от страха, надежды и ожидания. Когда экипаж вдруг остановился не более как в двадцати шагах от нее, Джесси в первую минуту осталась неподвижна и безмолвна, затем, сделав несколько шагов, вышла на залитую лунным светом дорогу из-под тени деревьев, скрывавших ее, и спросила:
— Кто это? Что случилось? Никто не расшибся?
Он узнал ее голос, который показался ему в этот момент божественной музыкой.
— Это я! Мюрри! — отозвался он. — Я искал вас, Джесси!
Она ничего не ответила ему, но ее стройная фигурка закачалась из стороны в сторону, словно колос от ветра, и слезы благодарности, нежности и умиления затуманили ей глаза. Итак, Мюрри пришел к ней… ее славный, сильный, благородный Мюрри… О, она знала, что он придет. Когда глаза ее стали видеть, то они увидели перед собой близко-близко дорогое лицо Мюрри, и его сильная рука обвивала ее стан, прижимая к груди.
— Вы были в Холли-Лодж? — спросил он.
— Да, Мюрри!
— Так вы знаете всю эту историю?
— Да, знаю!
— Пусть никогда больше об этом между нами и помину не будет, Джесси! — сказал Мюрри, ведя ее к экипажу. — Садитесь скорее, не то этот дьявольский пони опять нас понесет!
Она повиновалась, и он, повернув лошадь, крупной рысью поехал по направлению к Пангбурну. До сего времени он вовсе не замечал наряда Джесси; он был до того взволнован, что мысли в его голове кружились в какой-то бешеной пляске.
— Я был у вас в отеле и там узнал, что вы уехали! Там же я встретил Истрея и узнал у него все. Об этой подлой проделке ему решительно ничего не известно. Во всяком случае, он джентльмен и не допустил бы ничего подобного, если бы мог предвидеть. Ну а теперь мы едем домой. Согласны вы, Джесси, ехать домой, в мой дом, в наш дом? — спросил он, заглядывая ей в лицо.
— О… видит Бог, что я согласна, Мюрри! — воскликнула Джесси дрогнувшим от волнения голосом.
— Так придвиньтесь как можно ближе ко мне и повторите мне это еще раз! Нам предстоит долгий путь, и железная дорога будет началом этого пути. Вы не озябли, Джесси? Вы как-то странно одеты… Я никогда раньше не видел, чтобы вы так одевались!
— Ну, конечно, Мюрри! Это платье бедной прислуги, я одолжила его у жены старого кузнеца, и этот платок тоже!
— Мы завтра отошлем его обратно, положив кое-что в карман! Но, право, оно мне очень нравится, Джесси! Этот наряд очень идет вам, за исключением только шляпы, которая, признаюсь, отвратительна!
— Но это единственная, какая там нашлась. Вы не сердитесь на меня, Мюрри?
— За что? За то, что эта безобразная шляпа портит хорошенькое личико? Не беда, я завтра найду для нее сам по своему вкусу подходящую рамку. Вот и Витчерч, милая Джесси, а вот и наш поезд. А знаете ли вы, куда едете?
— Нет, Мюрри, я не имею ни малейшего представления об этом, но я положительно выбилась из сил. Мне кажется, что я сегодня прошла тысячу миль. А дождь-то, дождь… Это было жестоко и бесчеловечно… и я была одна, совершенно одна! Я не думала, что кто-нибудь думает обо мне и пожалеет меня…
— Не было дня, не было часа, не было минуты, Джесси, когда бы я не думал о вас с того времени, как мы расстались. Я все знал и всегда думал и любил вас. Когда-нибудь я расскажу вам все, а теперь мне надо поговорить с нашим приятелем, станционным смотрителем!
С этими словами он сбросил вожжи на спину пони, легко и проворно выскочил из экипажа и на руках вынес Джесси, как
