Софи вошла в просторный кабинет с креслами, обитыми малиновым бархатом. Она знала губернатора, ей ведь пришлось явиться к нему сразу по возвращении из Сибири. Черкасов был худой, благородного вида старик с серебряными волосами, гривой падавшими на плечи. В стоявшем у него за спиной большом, помещенном в позолоченную раму наклонном зеркале отражался уложенный елочкой паркет. Усадив Софи и Васю в неудобные, как сразу выяснилось, кресла, сам он устроился за рабочим столом, произнес несколько любезных, но ничего не значащих фраз, чтобы завязать разговор, затем, вздохнув, поинтересовался, чему обязан честью этого посещения. Тут, когда настала минута выдвинуть обвинение против племянника, голова у Софи сделалась пустой, руки похолодели. Поскольку она никак не решалась начать и ожидание затягивалось, Вася Волков бросил на нее ободряющий взгляд. И тогда внезапно, словно помимо воли, Софи произнесла:
– Я пришла по поводу обстоятельств убийства Владимира Карповича Седова…
На лице губернатора появилось выражение такого напряженного внимания, что натянулась кожа на лице и он сам сделался похож на мертвеца.
– У меня сведения… я должна сделать серьезнейшее заявление, – немного громче и увереннее продолжала она.
– Слушаю вас, сударыня, – произнес наконец губернатор.
– Накануне того дня, когда совершилось убийство, мой племянник побывал в деревне Шатково…
Теперь она говорила с озадачивающей собеседника легкостью и непринужденностью, без малейшего страха и не подыскивая слов. Рассказ разворачивался плавно, словно лента, если ее потянуть за конец. Когда посетительница умолкла, Черкасов продолжал сидеть настолько невозмутимый и бесстрастный, что Софи усомнилась: уж не во сне ли ей привиделось, будто она произнесла всю эту речь. Однако опасения ее вскоре рассеялись: Вася Волков, встревоженный долгим молчанием чиновника, вмешался в разговор.
– Обстоятельства, с которыми ознакомила вас сейчас госпожа Озарёва, показались мне настолько важными, ваше превосходительство, – проговорил он, – что я уговорил госпожу Озарёву поделиться с вами полученными сведениями. Зная вашу любовь к справедливости, я ни на мгновение не усомнился в том, что вы будете потрясены, услышав о том, как было дело!..
– Может быть, так бы оно и случилось, если бы виновные не признались в совершенном ими преступлении, – с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего, процедил сквозь зубы губернатор.
– Крестьяне знали, что им грозит в случае, если они будут по-прежнему настаивать на своей невиновности! – возразила Софи.
Губернатор приподнялся с кресла, опираясь обеими руками о край стола. Его черно-седые брови сдвинулись.
– Сударыня, – строго начал он, – у вас довольно странное представление о российском правосудии. Суд над убийцами Владимира Карповича Седова состоялся с соблюдением всех необходимых в этом случае юридических процедур. Приговор, оглашенный судьей, пересмотру не подлежит. Что касается обвинения в отцеубийстве, выдвинутом вами против вашего племянника, то я не знаю, осознаете ли вы всю тяжесть…
– Я хорошо все обдумала и взвесила перед тем, как решиться рассказать об этом вам, ваше превосходительство…
– Вы еще недостаточно хорошо подумали, сударыня. Иначе вы отдавали бы себе отчет в том, что Сергей Владимирович пользуется в наших краях безупречной репутацией, что у него никогда не было ни малейших столкновений или разногласий с властями и что смерть отца была для этого юноши величайшим горем! Прибавлю к сказанному, что вы должны были бы быть последним человеком, свидетельствующим против него!
– Почему? Потому что он мой племянник? – уточнила Софи.
– Потому что вы только что вернулись из Сибири, сударыня. Позвольте мне заметить, что в вашем положении лучше было бы проявить крайнюю скромность. Чем тише вы будете себя вести, чем легче о вас забудут, тем лучше будет для вас же самой. То же относится и к господину Волкову, который счел уместным поддержать вашу просьбу. Он также обязан своим нынешним спокойствием только лишь благорасположению его величества.
Вася Волков опустил голову, словно школьник, получивший выговор. Вся надменность с него слетела. Софи, не в силах сдержать негодования, закричала:
– Так, стало быть, то обстоятельство, что у нас обоих либеральные взгляды, лишает нас права подавать жалобы на кого бы то ни было!
– Оно лишает вас права, сударыня, подавать жалобу на особ, стоящих, в отличие от вас, выше всяких упреков!
– Ваше превосходительство, разрешите заметить, что вы вносите в правосудие ложные политические понятия!
– Это не так опасно, как вносить в политику ложные представления о справедливости, как сделали ваши друзья-заговорщики! На самом деле мне пристало бы отнестись к вашему вмешательству в уже законченное судебное дело как к клеветническому посягательству, и мне полагалось бы от имени человека, против которого вы выступаете, потребовать у вас объяснений. Но мне не хочется, госпожа Озарёва, новых скандалов в округе. И я готов забыть все, что вы мне рассказали. Но это все, что я могу обещать вам.
На какую-то секунду действительный статский советник Черкасов показался Софи жалким, пошлым и нелепым созданием, поглощенным только своими бюрократическими заботами, – и это в то самое время, когда троих ни в чем не повинных людей отправили на каторгу.
– Ваше превосходительство, вы не можете отказаться проверить те сведения, которые я вам принесла! – пролепетала она. – Одна только мысль о том, что могла быть совершена юридическая ошибка, должна была бы побудить вас отдать распоряжение провести дополнительное расследование. Умоляю вас, от имени несчастных, которые…
– Довольно, сударыня! – прервал ее губернатор. – Приберегите ваше милосердие для более подходящих случаев!
Он встал с кресла. Казалось, к старости кровь покинула это некогда крупное тело, оставив лишь пергаментную оболочку со впалыми, сморщенными щеками. Костлявые пальцы судорожно затрясли колокольчик. Дверь отворилась. Вася склонился к уху Софи.
– Больше нам здесь делать нечего, – прошептал он. – Давайте-ка уходить…
Он вышел, Софи последовала за ним. Васины сани ждали их у входа в губернаторский дворец – свои, те, в которых приехала в Славянку, она оставила там, решив, что лучше Давыду с его длинным языком не знать, что она в этот день ездила в Псков. Вася усадил Софи рядом с собой, закутал медвежьей полостью, взял в руки вожжи. Лошадь мотнула головой, отчего под расписной дугой зазвенели бубенцы, лениво пошла вперед, и сани медленно покатились по снегу. За городской заставой Вася ходу подбавил. По обеим сторонам дороги расстилалась под серым небом бесконечная тускло-белая равнина, на которой лишь кое-где торчали тощие голые березки. Вороны с гневным карканьем летали над этой холодной пустотой.
– Прошу прощения за то, что втянул вас в эту авантюру, – заговорил Вася. – Но мог ли я предположить, что Черкасов так плохо нас примет? Ах, Россия – совершенно обескураживающая страна. Во всяком случае, надеюсь, что наша вылазка не навлечет на нас неприятностей!..
– А какие неприятности она могла бы на нас навлечь? – спросила Софи.
– Ну, скажем, если о визите к губернатору узнает ваш племянник…
– Это заставит Сережу больше меня уважать! Больше со мной считаться!
– Или сильнее вас ненавидеть?
– Да что он может сделать против меня!
– Он и против своего отца ничего не мог сделать! Однако смотрите, как лихо от него избавился! Остерегайтесь, сударыня! Будьте крайне осторожны! Этот молодой человек способен на все! Вам следовало попросить у губернатора разрешения сменить место проживания.
– И куда бы я поехала? Каштановка – единственное место на свете, где я у себя дома!
– А вы не думали о том, чтобы вернуться во Францию?
– Разумеется, думала! Но ведь это невозможно… Мне потребовалось семнадцать лет на то, чтобы добиться позволения хотя бы перебраться из Сибири в Россию. Так сколько же лет мне теперь потребуется на то, чтобы получить разрешение перебраться из России во Францию? Впрочем, это был бы трусливый и подлый поступок! Мое место здесь, среди крестьян. Я многое могу для них сделать…
– Вы только что убедились в обратном!
– Я слишком поздно приехала, потому и не сумела помочь этим мужикам, с другими повезет больше.
Вася вновь пустил коня шагом. Холод теперь казался Софи не таким обжигающим. Должно быть, ее спутник не очень спешил вернуться домой, в Славянку.
– Если бы вы одна отправились к губернатору, может быть, он бы лучше вас принял, – задумчиво проговорил Вася.
– Я думала, вы с ним в превосходных отношениях!
– Да я и сам так думал! Мой отец был с ним в дальнем родстве. И вот вам результат!.. Видите ли, Софи, дело тут только в том, что я ни на что не годен! Я приношу неудачу всем, кому хотел бы помочь! А началось это 14 декабря 1825 года… Вам случается думать о повешенных?
