Но как контролировать Антония-консула? Во-первых, сохранив за собой диктаторство и оставив надежного заместителя, чтобы тот мог держать в узде как Италию, так и Рим. Марк Антоний, естественно, таким заместителем никогда больше не станет. Лепид справился бы, но Лепид жаждет получить губернаторский пост. Значит, замещать Цезаря будет Кальвин. Во-вторых, следует проследить, чтобы Антоний стал младшим консулом. Старшим консулом до отъезда побудет сам Цезарь. А после передаст старшее консульство человеку, которому Антоний не нравится. Человеку, который с большим удовольствием будет держать Антония в рамках, пока тот не поедет проконсулом в Македонию. На эту работу годился только один кандидат — Публий Корнелий Долабелла.
Ни в Италии, ни в Италийской Галлии не останется опытных легионов. Профессиональные легионы, не взятые на войну, пойдут в провинции, а в доальпийских пределах военное присутствие ограничится рекрутами, нуждающимися в длительном обучении. Секст Помпей, находясь в Испании, проводит время в спорах с римским ритором Карринатом и вовсе не собирается тому уступать. Будучи в одиночестве, он не представляет большой угрозы, но тем не менее в обеих Испаниях следует обеспечить сильное губернаторство, как и во всех Галлиях. То есть направить туда людей, которым Цезарь может доверять и которым не нравится Марк Антоний.
Время летело так быстро, что Цезарь прибыл на место, не успев все обдумать. Ибо надо было решить еще один вопрос, настоятельный, безотлагательный, определяющий то, что следует написать в завещании. Вот почему он не поехал прямиком в Рим, а остановился в двадцати милях от городских стен. Ему требовалось уединиться, чтобы основательно поломать голову в тишине.
У Цезарей всегда были поместья в Лации, но это он купил у Фульвии, когда та стала продавать имущество, чтобы оплатить долги своего третьего мужа. Она наследовала эту виллу от Публия Клодия. Архитектурное чудо, оставшееся незавершенным, потому что его убили, когда он возвращался со стройки. Фульвия с той поры возненавидела эту виллу и отказалась ее достраивать. Но Цезарь, ее новый хозяин, закончил строительство. Вилла располагалась в окрестностях горы Альбан, невдалеке от Ланувия и от Аппиевой дороги. Она стояла на крутом склоне, и с ее лоджии открывался захватывающий вид на Латинскую равнину и туманные дали Тусканского моря. Отсюда можно было любоваться потрясающими закатами во время извержений Этны, насыщающих воздух дымом. Иногда к Этне присоединялся и остров Вулкана, что происходило все чаще. Варрон, эксперт по природным явлениям, настаивал, что в цепи италийских вулканов назревает нешуточный катаклизм, ибо огненные поля за Путеолами и Неаполем сделались очень активны.
Кто, кто, кто? Кто будет наследником Цезаря?
Странно, но он отбросил кандидатуру Антония еще в Нарбоне, как только увидел его во дворе губернаторского дворца. Хотя физические излишества так и не смогли разрушить тело Антония с его мощной грудью, огромными плечами и руками, плоским животом, выпуклыми бедрами и сильными икрами, но когда Цезарь взглянул на освещенного заходящим солнцем атлета, он увидел ужасные признаки внутреннего разложения, моральной эрозии и выветривания эмоций. Слишком много распутства, да, слишком много беспокойства о долгах, слишком много амбиций при слишком мизерной толике здравого смысле.
Квинт Педий отличный человек, но всегда останется только всадником из Кампании. И его сыновья словно отлиты по той же форме. Ни один из них не выглядел и не вел себя как патриций из рода Юлиев, хотя матерью их была патрицианка Валерия Мессала. И молодого Луция Пинария нельзя назвать перспективным — Пинарии, когда-то влиятельные аристократы, давно потеряли силу. Сестра Цезаря Юлия-старшая вышла замуж за деда Пинария, прожигателя жизни, который вскоре умер. Сытый по горло тем, что женский выбор обычно падает на плохих кандидатов в мужья, Цезарь выдал ее за отца Квинта Педия, против чего она сперва возражала, но потом поняла, как удобно быть любимой женой богатого старика. Юлии-младшей тоже не разрешили самой выбрать мужа. Цезарь, юный paterfamilias, нашел ей очень богатого латинского всадника из Ариции, Марка Атия Бальба, и она родила от него сына и дочь, ту самую Атию, которая сначала вышла замуж за Гая Октавия из Велитр, а потом за знаменитого Филиппа. Брат Атии умер бездетным.
Наконец осталось выбрать между Децимом Юнием Брутом Альбиной и Гаем Октавием.
Децим Брут был в расцвете сил и не сделал ни одного неверного шага. Блестяще воевал в Длинноволосой Галлии, как на суше, так и на море. Очень хорошо выполнял обязанности претора в суде по делам об убийствах. Единственное, за что Цезарь осуждал его, была излишняя жестокость при подавлении восстания белловаков во время губернаторства Децима в Длинноволосой Галлии. Но он принял объяснения Децима, что белловаки ударили по нему всеми силами, думая, что, кто бы ни стал губернатором после отъезда Цезаря, он все равно будет слабее, чем Цезарь.
Децима скоро надо делать консулом. Цезарь не хотел брать его с собой на Восток, но совсем по другим причинам, чем Антония. Ему нужен человек за спиной, на которого можно полностью положиться. Побыв консулом, Децим Брут поедет в Италийскую Галлию, из всех провинций имеющую наибольшее стратегическое значение для Италии и для Рима.
Гаю Октавию в конце сентября исполнится восемнадцать, и он полюбил этого парня. Но мешают юность, болезнь. Продолжительный разговор с Хапд-эфане уменьшил страхи Цезаря. Он надеялся, что астма пройдет, ведь у Октавия почти не было приступов и в Испании, и по дороге домой. Потому, сказал Хапд-эфане, что Октавий чувствует себя в безопасности рядом с двоюродным дедом. Пока Цезарь — часть мира Октавия, он будет хорошо себя чувствовать, даже во время восточной кампании.
Но наследник Цезаря вступит в права после смерти Цезаря, когда того не будет рядом. А смерть, думал Цезарь, уже не за горами, если Катбад, главный друид галлов, был прав. Он предсказал, что Цезарь не доживет до глубокой старости и умрет в расцвете сил. А Цезарю уже пятьдесят пять, и «цвести» ему оставалось от силы лет десять…
Он закрыл глаза и попытался представить их лица.
Децим Брут, весь такой светлый и словно бы блеклый. Но, приглядевшись, обнаруживаешь холодные умные глаза и волевой сильный рот человека, с которым нельзя не считаться. Против лишь то, что его мать слыла fellatrix. Да, все Семпронии Тудитани известны распутством, и о Дециме Бруте он тоже слыхал кое-что.
У Гая Октавия александровское лицо. Немного женское, слишком изящное. Слишком длинные для мужчины волосы, которые он отрастил, чтобы прикрыть торчащие уши. Но глаза проницательные, рот с подбородком сильные, волевые. Против него только астма.
Цезарь, Цезарь, решай же, решай!
Что говорил Луций? Что-то довольно дельное. Вроде того, что удача Цезаря накрепко связана с самим Цезарем, что она — это все, во что Цезарю надо верить.
— Пусть решит жребий! — сказал он по-гречески второй раз в жизни.
Первый раз он произнес эти слова, когда переходил Рубикон.
Цезарь придвинул к себе лист бумаги, обмакнул тростниковое перо в чернильницу и стал писать.
VIII
ПАДЕНИЕ ТИТАНА
Октябрь 45 г. — конец марта 44 г. до P. X
1
Перед тем как укрыться в Общественном доме, чтобы заняться приготовлениями к своему триумфу за победу над Дальней Испанией, Цезарь выехал из города повидать Клеопатру, которая была от радости вне себя.
— Моя дорогая девочка, я уделял тебе мало внимания! — сказал он ей сочувственно после ночи любви, опять не давшей ей шанса выносить сестру или брата для Цезариона.
В ее глазах блеснул испуг.
— Неужели я так много жаловалась в письмах? — спросила она с волнением. — Я старалась не беспокоить тебя.
— Ты меня вовсе не беспокоила, — сказал он, целуя ей руку. — Ты же знаешь, у меня есть другие источники информации помимо твоих писем. Тебя тут неплохо поддерживали.
— Сервилия? — тут же спросила она.
— Сервилия, — подтвердил он.
— Ты не сердишься, что я подружилась с ней?
— А почему я должен сердиться? — Его лицо осветила улыбка. — Это очень умный поступок с твоей стороны.
— Я думаю, она расположена ко мне.
— Только не это. Она враждует со всеми. Но ты нравишься ей, и она определенно за то, чтобы меня больше интересовали иноземные царицы, чем римлянки.
— Например, царица Мавретании Эвноя? — серьезно спросила она.
Цезарь расхохотался.
— Как я люблю эти сплетни! Интересно, каким образом я мог бы с ней переспать? Я даже не доехал до Гадеса, не говоря уже о том, чтобы пересечь пролив и погостить у Богуда.
