Фэт-Фрумос на лету поймал колдунью и со всей силы швырнул ее в огромную каменную ступу, придавил сверху скалой и сковал семью железными цепями. Как ни пыталась ведьма освободиться, ничего не вышло, и покатилась она в ступе через леса, оставляя за собой след.
Фэт-Фрумос вернулся, пир отпировал, потом только взял палицу и по следу пошел. И привел его след к белу терему. На пороге застал он девушку за прялкой. Белоснежное платье, золотые косы, венок из ландышей, тонкие пальцы, удерживавшие золотое веретено, – такой красавицы он еще не видел.
Заслышав приближение Фэт-Фрумоса, девушка подняла на него глаза цвета морской волны.
– Здравствуй, Фэт-Фрумос, – молвила она. – Ты давно завладел моими снами, в которых мы любим друг друга.
– Ты само совершенство, – прошептал он в ответ. – Чья ты дочь, красавица?
– Лесной ведьмы, – призналась она, потупившись.
– Мне безразличен твой род, – успокаивал он. – Мы любим друг друга, вот что имеет значение.
– Тогда нам нужно бежать. – Она кинулась ему на грудь. – Мать убьет тебя, едва увидит, и тогда я умру от горя.
– Не тревожься, – сказал он, размыкая объятия. – Где мне найти ведьму?
– Беснуется, запертая тобою в ступе, пытается перегрызть оковы.
Фэт-Фрумос хотел тотчас броситься на врага, но красавица остановила его:
– Сначала, Фэт-Фрумос, я расскажу, как победить мать. Посмотри на две эти бочки: одна – с водой, вторая – с силой. Поменяем их местами. Устав от поединка, мать обычно кричит: «Погоди, надо воды испить!»
Она привыкла пить силу, когда враг просто утоляет жажду, но в этот раз будет наоборот.
На том и порешили, прежде чем Фэт-Фрумос крикнул:
– Эй, колдунья, как дела?
Ведьма так забилась в ступе, что оковы слетели.
– Ну, Фэт-Фрумос! Сейчас померяемся силами.
Подбросила его ведьма до облаков с такой силой, что он, падая, по щиколотки в земле оказался.
Фэт-Фрумос в долгу не остался и ее вогнал в землю аж до колен.
– Погоди, надо воды испить! – предложила лесная ведьма.
Ведьма глотала воду, а Фэт-Фрумос – силы.
С во много раз помноженным рвением принялся он за ведьму и вогнал ее в землю по шею. Небо заволокло серыми тучами, завыл промозглый ветер. Терем трясся, будто в лихорадке. Алые змеи пронзали облака, начался шторм, раздавались раскаты грома, ничего доброго не предвещавшие. В кромешной темноте Фэт-Фрумос различил милую сердцу тень с развевающимися золотыми волосами и простертыми вверх руками.
Еле живая от страха, девушка прильнула к нему. Он подхватил красавицу на руки и помчался сквозь бурю.
Фэт-Фрумос представил ее царю как свою невесту, и глаза его побратима наполнились слезами.
– Почему твои глаза влажны, о царь? – спросил Фэт-Фрумос.
– Фэт-Фрумос, – молвил царь, – даже жизни моей будет мало, чтобы отблагодарить тебя за то, что ты уже сделал, но я дерзну попросить большего.
– Чего же?
– Мое сердце принадлежит девушке с задумчивым взглядом, нежной, как тихая заводь. Она дочь охотника Дженара, столь же жестокого, сколь она прекрасна! Мои попытки похитить ее проваливались одна за одной. Вдруг удача улыбнется тебе?
Оседлал Фэт-Фрумос лихих коней, а невеста его осталась ждать и плакать.
Долго ли, коротко ли он ехал, прежде чем на горизонте показался замок Дженара, но ошибки быть не могло: в распахнутом Фэт-Фрумос узрел миленькое девичье личико с задумчивым взглядом.
– Здравствуй, Фэт-Фрумос, – крикнула она и кинулась отворять ворота величественного замка, в котором жила совсем одна. – Ночью мне было видение, что ты явишься от моего любимого.
Замок охранялся котом о семи головах. Когда мяукала тревогу одна голова, слышно было на расстоянии одного дня пути, когда все семь голов – на расстоянии недели пути.
Дженар охотился неподалеку, всего в одном дне пути от замка.
Подхватил Фэт-Фрумос красавицу на руки, усадил на коня, дальше они не скакали, а летели над морем.
Надо сказать, что у Дженара был волшебный конь с двумя сердцами. Замяукала одна голова замкового стража, и этот конь громко заржал, возвещая о похищении девушки. Дженар в два счета нагнал беглецов.
– Фэт-Фрумос, – молвил Дженар, – ты мне симпатичен и для первого раза я тебя прощаю, но во второй раз пощады не жди!.. – И скрылся из виду вместе с дочерью.
Но Фэт-Фрумос повторил попытку.
Дженар охотился в двух днях пути, когда Фэт-Фрумос и его дочь ускакали верхом на конях из его же конюшни под протяжное мяуканье двух кошачьих голов. Скоро они уже глотали пыль из-под копыт Дженарова коня.
Лицо Дженара приняло жестокое выражение. Он поднял Фэт-Фрумоса и швырнул его в темные грозовые облака, скрывшись из виду вместе с дочерью.
Горстка пепла – все, что осталось от Фэт-Фрумоса, – смешалась с раскаленными песками пустыни. Пепел превратился в родник и ручейком побежал по песку. В журчании ручья можно было уловить грустную песню о светловолосой невесте Фэт-Фрумоса. Но кто мог услышать этот голос в пустыне, где не ступала нога человека?
А тем временем в пустыне были два странника. Одежды и лицо первого сияли ярким светом, второй напоминал лишь тень первого. Ступни Христа и святого Петра (а это были они), обожженные пустынным песком, коснулись освежающей поверхности ручья, и странники проследовали по воде до самого источника. Там Христос утолил жажду, омыл лицо и руки. Отдыхая под древесной сенью, Христос вознесся мыслями к своему небесному отцу, святой же Петр обратился в слух и уловил грустную песнь родника. Он попросил:
– Господи, пусть родник станет тем, кем был раньше.
– Аминь, – поднял руку Господь, и они продолжили свой путь.
Фэт-Фрумос словно очнулся ото сна и стал осматриваться. Узнав удалявшихся по водной глади странников, он понял, кому обязан своим воскрешением, и начал молиться.
На память пришло его обещание выкрасть дочь Дженара. Вечером Фэт-Фрумос уже был на подступах к замку. Дочь Дженара утерла слезы, увидев его живым и невредимым.
– Тебе меня не выкрасть, – сказала она, – если не обзаведешься таким же конем, как у моего батюшки, с двумя сердцами. У самого синего моря живет старуха, хозяйка семи кобылиц. Тому, кто их убережет три дня, она позволяет выбрать себе жеребенка. Горе-сторожей ждет смерть, а удачливых обман: старая ведьма вынимает у всех коней сердца и вкладывает их в одного. А конь без сердца, сам понимаешь, ни на что не годен.
Оседлав коня, он поехал добывать другого.
Солнце жгло немилосердно, когда Фэт-Фрумос приметил комара, метавшегося в горячем песке.
– Фэт-Фрумос, – позвал комар, – отнеси меня в лес, я, царь комаров, в долгу не останусь!
Фэт-Фрумос послушался.
Выехав из лесу, он увидел обессиленного рака со следами солнечных ожогов.
– Фэт-Фрумос, – позвал рак, – кинь меня в море, я, царь раков, в долгу не останусь!
Фэт-Фрумос кинул рака в море и поехал дальше.
Сумерки застали его у грязной лачуги с частоколом с насаженными человеческими головами. На завалинке, на коленях искавшей у нее в головах молодой рабыни, расположилась сморщенная седая старуха.
Фэт-Фрумос поздоровался.
– Приветствую тебя, юноша, – поднялась старуха. – Не моих ли кобыл пришел пасти?
– Их.
– Мои кобылы щиплют траву лишь ночью… Можешь приступать хоть сейчас… Эй, раба! Накорми юношу моей стряпней и проводи его.
Так как за целый день он не держал во рту маковой росинки, он не отказался от старухиной трапезы, а потом, вскочив на одну из кобыл, погнал остальных на пастбище. На месте его сморил сон. А когда он проснулся, на горизонте брезжил рассвет, а кобыл поблизости не было. Стал он уже прощаться с головой, как вдруг из леса показались кобылы, гонимые огромным комариным роем, – вот и благодарность царя комаров.
Когда Фэт-Фрумос пригнал кобыл, старуха так взбеленилась, что крепко досталось и ни в чем не повинной рабыне и кобылицам.
– Прячьтесь как следует, черт вас дери, чтоб никто не сыскал! – приговаривала она, полосуя лошадиные спины.
Назавтра Фэт-Фрумос снова погнал кобыл и, опустившись на траву, проспал беспробудным сном до самого утра. Каково же было его удивление, когда со дна морского, спасаясь от полчищ раков, поднялись сбежавшие кобылы, – вот и благодарность царя раков.
Перед третьим дозором старухина рабыня отвела его в сторону:
– Ты Фэт-Фрумос, я слышала о тебе. Не ешь старухиной стряпни, она льет туда сонное зелье… Я приготовлю тебе иную пищу.
Девушка незаметно накормила его. Бодрый и полный сил, к полуночи он вернулся с дозора, загнал кобыл в стойло и вошел в горницу. Старуха на лавке казалась мертвой. Фэт-Фрумос разбудил спавшую на печи рабыню:
– Посмотри, твоя старуха испустила дух.
– Как бы не так, – вздохнула она. – Полночь всегда сковывает ее тело мертвым сном… Завтра твоей службе придет конец. Возьми меня с собой, иначе тебе не уйти от ведьмы, – с этими словами она извлекла из древнего сундука стертый точильный камень, щетку и косынку.
